Читать книгу: «Тайна агатового паука»

Шрифт:

ISBN 978-5-0053-1590-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сын моего врага

Глава 1

Декабрь 1888 года

Корабль «Сент Джордж» шел обычным рейсом из Южной Америки в Ливерпуль. Он пересекал Атлантический океан с юго-запада на северо-восток. Стояла спокойная для этого сезона погода, немного ветреная и прохладная, но не штормовая, поэтому пассажиры, плывущие в Европу, не отказывали себе в прогулках по палубам и ежевечерних развлечениях.

В каютах первого класса качка почти не ощущалась, а роскошь окружающих интерьеров вкупе с предупредительностью обслуги невольно заставляли сравнивать их с антуражем и сервисом лучших лондонских отелей.

Ясно, что беднякам было не по карману воспользоваться услугами первого класса, однако общество, собиравшееся в ресторанном зале, состояло из людей, не столько знатных, сколько богатых, иногда настоящих южноамериканских нуворишей, поэтому роскошь, предоставленная им на корабле, оплачивалась по высшему разряду.

Пара-тройка представителей лучших, но обедневших фамилий Британии чувствовала себя неуютно на фоне безудержного швыряния деньгами, которые позволяли лопавшие от капиталов латиносы.

А те в свою очередь завидовали аристократической утонченности поведения и родовитости дворян, но за эти же качества их и презирали.

В ресторане эти группы сидели порознь и никак не соприкасались.

Аристократы бледнели на фоне второй группы, поэтому мы не будем упоминать о них и к нашему повествованию они не имеют отношения

С некоторыми представителями второй группы мы познакомим читателя.

Самым богатым и весомым из латиносов был Антонио Гарсиа, сорокалетний гиперстеник, абсолютно не комплексующий по поводу своего непомерно толстого живота, любитель жирного мяса и спиртных напитков, из которых более других выделял текилу. Антонио сделал себе состояние в Бразилии на спекуляции земельными участками под кофейные плантации, не брезговал работорговлей, (напоминаю, что это позорное явление будет отменено только в следующем 1889 году).

Торговлю землей или рабами сеньор Гарсиа не скрывал, да, по правде говоря, ему и в голову не приходило скрывать или стыдиться подобных занятий, однако существовали и тайные источники обогащения этого «уважаемого» сеньора. Ходили слухи, что дон Гарсиа по уши влез в спекуляцию драгоценными камнями и вошедшую в моду торговлю наркотиками, но ни подтвердить, ни опровергнуть эти слухи никто не мог.

Одевался сей экземпляр в строгие английские костюмы, сшитые на заказ у самых модных портных, а на голову нахлобучивал неизменное сомбреро, изготовленное лучшим мастером из Каракаса.

На толстых пальцах Гарсиа сверкали бриллианты, при этом их подбору позавидовала бы любая капризная американская миллионерша. А на шее возлегала золотая цепь, на которой можно было водить на прогулки некрупного дога.

Сеньор Гарсиа везде появлялся в сопровождении троих молодых людей, постоянно молчащих и дышащих в затылок шефу. Их род занятий нетрудно было определить по внешнему виду – головорезы.

Багаж, принадлежащий Гарсии, был самым большим, да и каюту он занимал лучшую. Он коротал вечера за картами, но, впрочем, иногда оставлял это занятие для того, чтобы послушать страстные любовные романсы, которые исполняла молодая певица Пилар Каварубия, пересекающая океан впервые в жизни – ей предстояли гастроли в Великобритании.

С момента ее появления на палубе корабля, знойная мексиканская красота девушки притягивала всеобщее внимание, и даже чопорные англичане замолкали при ее появлении и приветливо раскланивались. Ей минуло двадцать восемь лет, она родилась в бедной семье, и совершенно ясно, что путь на сцену обладательницы красивого сильного голоса отнюдь не был усыпан розами.

Красавица оказалась не только талантливой, но и упорной в достижении цели. Ее не смущали неудачи – она твердо шла вперед. Фортуна улыбнулась ей пять лет назад с появлением в ее жизни Энрике Маркоса, успешного импресарио. Он много разъезжал по странам Латинской Америки в поисках талантов и однажды в одном из ресторанов Мехико разглядел в молодой певичке, вульгарной и безвкусно одетой, будущую звезду.

Он увез мексиканку в Венесуэлу, где проживал постоянно. Там он занялся образованием Пилар, оплатив уроки вокала и сценического мастерства у лучших преподавателей Каракаса. К сожалению, оперной певицы из Пилар не получилось: девушка откровенно скучала, разучивая арии и вокализы. Ее дебют в роли Керубино оказался неудачным, но потенциальная звезда обладала другим, не менее ценным даром – вытягивать слезы из слушателей при исполнении сентиментальных песенок и томных любовных романсов.

Сообразительный импресарио поставил этот дар себе на службу, и скоро Каракас, а потом и вся Венесуэла пали жертвами чарующего пения сеньориты Каварубия. Она появлялась на сцене в черном платье с одной -единственной красной розой, приколотой на корсаже, и в свете рампы пела томным контральто:

– Черны мои кудри, как знойная ночь;

Горячего юга я страстная дочь.

(Густаво Адольфо Беккер).

Публика носила на руках сеньориту Пилар, и вскоре Энрике Маркос организовал гастроли певицы по всей Южной Америке и Мексике. Имя ее стало известно в большинстве испаноговорящих стран, но пришло время, и честолюбивый импресарио решил с помощью золотого голоса Пилар покорить Европу.

Организовать поездку латиноамериканской звезды оказалось непросто, но сеньор Маркос воспользовался старыми связями, и совершенно неожиданно появилась возможность показать экзотическое дарование в чопорной Великобритании. После заключения контракта импресарио и певица вступили на палубу парохода, плывущего в Европу.

Пилар Каварубия впервые в жизни пересекала океан, поэтому с самого начала морского путешествия находилась в состоянии радостного возбуждения. Новые люди, новые города, новые страны, а теперь и новый континент – она и не мечтала об этом, исполняя простенькие песенки в кабаках Мехико. Пилар занималась любимым делом в жизни – она могла часами тренироваться, разучивая какой-нибудь сложный вокализ, поэтому славу и восхищение зрителей воспринимала, как закономерную награду за свой упорный труд.

Узнав, что на корабле находится сама Пилар Каварубия, пассажиры мигом превратились в ее страстных поклонников. Сеньорита оправдывала их надежды и никогда не отказывалась спеть в корабельном салоне. Ее пение украшало вечерние посиделки, а поклонники соревновались за право ухаживать за прелестной молодой дамой.

И здесь отличился Антонио Гарсиа: он буквально преследовал Пилар, осыпая ее цветами и подарками, и несколько раз при каждом удобном случае заводил разговор о своей страстной любви, а заканчивал неизменными предложениями руки и сердца.

Лукавая красавица, принимая ухаживания толстого нувориша, держала его на коротком поводке, не говоря ни «да», ни «нет», но и не лишая последней надежды.

Глава 2

На третий день плавания несравненная Пилар с изумлением обнаружила, что не вся мужская половина поддалась ее чарам – нашелся истукан, не обращавший на нее никакого внимания. Это обстоятельство и позабавило, и рассердило гордую красавицу, и она невольно обратила свои взоры на упрямца.

Молодой человек был чудо, как хорош: высокий рост, гордая осанка, правильные черты лица, густые каштановые волосы. Кожу незнакомца покрывал легкий южноамериканский загар, через который проглядывал нежный румянец. Он не поднимал глаз на Пилар ни во время ее выступления, ни в ресторане, ни в часы прогулки по палубе, где ее, как правило, окружали поклонники.

Ей же страстно хотелось почувствовать на себе его заинтересованный взгляд и узнать, наконец, какого цвета у него глаза.

Красавец держался в стороне от всех, не стремясь к общению и к новым знакомствам. Он не выглядел мизантропом, наоборот, был предупредителен и вежлив с окружающими, однако пустую дорожную болтовню не поддерживал, а большей частью запирался в номере или сидел на палубе в одиночестве, покуривая трубку.

О чем он раздумывал, обозревая широкую гладь океана, никто не мог сказать, ведь для всех он оставался незнакомцем, ничего не рассказывающим о себе.

Пилар заметила, что молодой человек разговаривал по-испански с акцентом. Она решила, что он англичанин. В пользу этой догадки говорили природная сдержанность характера молодого джентльмена; холодность и отсутствие эмоций, а, кроме того, привычка пить чай в пять часов. Она где-то читала, что «файф-о-клок» – священное для англичан время, отведенное чаепитию, и этот неистребимо, как «сиеста» для ее соотечественников – здесь, на корабле, вдали от родных берегов, они по-прежнему придерживались этого обычая, и в самые жаркие дневные часы на палубах не было видно ни одного латиноамериканца. Пилар тоже предавалась приятному ничегонеделанию с двух до четырех пополудни.

Уязвленная преступным невниманием к своей особе со стороны незнакомца, красивая мексиканка поставила себе целью завоевать упрямца, поэтому с постоянной частотой возникала у него на пути. Иногда она казалась ему раздражающей помехой, он отворачивался при виде назойливой дамы, но не пытался сделать ей замечание. Пилар поняла тщетность попыток обратить на себя внимание: молодой джентльмен продолжал проводить время в одиночестве.

Пилар удалось узнать имя: красивого малого звали Майкл Уиллоуби, англичанин, двадцати пяти лет от роду, неженат – другими сведениями команда корабля не располагала.

Однажды Пилар сама попыталась заговорить с ним, но, поскольку прежние опыты непременно проваливались, то придумала беспроигрышный, по ее мнению, ход: проходя мимо столика, за которым сидел Майкл, она как бы случайно задела широкой юбкой пепельницу и смахнула ее содержимое ему на брюки. Майкл немедленно вскочил, вытирая пепел с колен, и с неудовольствием посмотрел на Пилар.

– «А глаза у него цвета чая или темного пива», – отметила про себя мексиканка, вспомнив о недавней мечте – узнать, каков цвет глаз у незнакомца.

Хитрая девица изобразила раскаяние, смущение, а потом попросила прощения, немилосердно коверкая английский язык.

Неправильность построения фраз резанула ухо Уиллоуби, и неудовольствие в его взгляде возросло многократно, но, поджимая губы в тонкую нитку, он выдавил из себя нейтральное:

– Ничего страшного, мисс.

Майкл удалился в каюту, чтобы привести себя в порядок, а Пилар праздновала первую маленькую победу.

Свидетелями этой сцены стали несколько человек, и один из них, а именно Антонио Гарсиа, сумел сделать правильные выводы.

Вечером, как обычно, в пассажирском салоне собралось немногочисленное общество, и сеньорита Каварубия спела только две песни, сославшись на отсутствие настроения. Она закончила выступление и уселась в углу старинного дивана за ломберным столиком, где принялась раскладывать пасьянс «Могила Наполеона».

У рояля друг друга сменяли аристократы, поочередно восклицая:

– Ах, Бетховен – это гениально! Ах, Моцарт – это божественно! Ах, Штраус – это современно!

Уиллоуби не появлялся, а толстый Антонио Гарсиа предавался любимому занятию – чревоугодию или, если отбросить высокий штиль, попросту обжирался. Он глотал целиком печенье с большого блюда, стоящего в пассажирском салоне. Прикончив последний кружок и оглядев в недоумении пустую посудину, Гарсиа стал искать какое-нибудь другое занятие.

Он заметил скучающую в одиночестве Пилар и подсел к ней, а вскоре за ее столиком собралось несколько человек, погрузившихся в тайны бриджа. Сама певица тоже не гнушалась делать ставки, игра ее захватила, и она стала выигрывать.

И в это время Гарсиа произнес сакраментальное:

– Сеньорита, а ведь кому везет в карты, тому в любви не повезет.

Если бы он мог знать, к каким последствиям приведет невинная на первый взгляд фраза…

Мексиканка насторожилась:

– Что Вы имеете в виду, сеньор Гарсиа? Вы намекаете на себя?

– Отнюдь, моя прелесть, – улыбнулся толстяк, тасуя колоду, – Мне везет и в карты, и в любви, и в конце концов я получаю все, что хочу. А Вы, керида, по-моему, делаете напрасные телодвижения, пытаясь соблазнить этого гринго.

Все замерли, привлеченные сказанным, а Энрике Маркос обернулся к нему и сказал с явным неудовольствием:

– Послушайте, любезный, я не позволю Вам наговаривать на свою подопечную.

– А кто наговаривает? – поднял брови Гарсиа. – Все видят, как она бегает за этим лопающимся от гордости англичанином.

Пилар покраснела и потупила взор.

– А Вы, красавица, не расстраивайтесь, – продолжал Гарсиа, – Не каждую реку можно переплыть.

Его телохранители хихикали за спиной, а Энрике Маркос беспомощно разводил руками.

Пилар почувствовала себя уязвленной подковырками Гарсиа, отстранением импресарио и жадным любопытством остального общества.

– Сеньор Гарсиа не верит в то, что я могу покорить любого мужчину? – спросила Пилар, гордо вскинув голову. – Вы забываетесь, любезный. Да мои поклонники соревнуются за право целовать мои следы.

– Может и так, – парировал кабальеро. – Но англичанин не спешит становиться в очередь с остальными.

– Будет! – перебила красавица, – И он будет моим поклонником. И начнет любой знак внимания с моей стороны, радоваться незначительной мелочи, легкой улыбки, одобрительному кивку.

– Что ж, увидим! А я готов поспорить, что ничего у Вас не выйдет, дорогая, и Вы явитесь с повинной к верному Гарсиа.

Публика насторожилась – запахло скандалом, но мексиканка, задетая за живое, потеряла способность рассуждать.

– А я спорю, что еще до конца пути завоюю англичанина, – воскликнула она.

Гарсиа развел руками.

– Ну, если это случится, я отдам сеньорите перстень с алмазом в три карата. А если сеньорита проиграет… Впрочем, у меня еще есть время придумать свое желание.

Пилар и Гарсиа пожали друг другу руки, а Энрике Маркос торжественно их разрубил. Спор немедленно вступил в силу.

Глава 3

Майкл Уиллоуби не подозревал о разгоревшихся вокруг его особы нешуточных страстях. Он, как обычно, коротал послеобеденные часы в пассажирском салоне, листая книги из корабельной библиотеки.

Со времени гибели Берты прошло больше года, но ни двухмесячное тюремное заключение, ни путешествие на край света, ни успехи в делах не могли вытеснить из памяти подробностей трагедии, и Майкл мысленно возвращался к ним и все больше убеждался, что за прошлыми событиями стоит Морстен.

Частный детектив Хиттон докопался, что убийца, проклятый Уильям, прибыл восьмичасовым поездом на станцию. Так почему бы не предположить, что на этом же поезде приехал и Морстен, и его громилы. Тогда напрашивается вывод, что Морстен присутствовал во время убийства, а, возможно, и руководил им.

Суд пропустил этот факт, но Майкл, как заинтересованное лицо, заметил явную нестыковку. К тому же без приказа господина Уильям бы и пальцем не пошевелил, это Майклу было известно наверняка. И именно Морстену Уиллоуби был обязан тем, что его запихнули в тюрьму на два месяца.

Для воплощения гениальной идеи, рожденной в криминальном мозгу выпускника Оксфорда, местного констебля заманили в дом, зная наверняка, что Берта уже мертва, а вернувшегося немного раньше Майкла найдут рядом с убитой. То, что Майкл по недомыслию схватился за нож, чтобы вытащить его из раны, стало королевским подарком для заклятого соперника.

Майкл полагал, что рано или поздно он рассчитается с «безутешным вдовцом» за все – за то, что он безжалостно приговорил Берту; за то, что Майкла едва не отправили на виселицу; за то, что этот подонок растоптал их будущее.

Мысли Уиллоуби переключились на Барнета. Как ни крути, а Джереми он обязан жизнью: его непременно засудили бы, если бы Барнет не подсуетился и не нанял Хиттона, этого гения сыска, нашедшего истинного убийцу. А поездка, организованная тем же Барнетом, вернула Майкла к жизни.

На ближайшую субботу был назначен бал «Чудо Атлантики». С утра среди пассажиров первого класса царило оживление – все только и говорили о предстоящем празднике. Тема казалась настолько животрепещущей, что даже обедневшие, но не растерявшие гонор, аристократы снизошли до бесед с латиноамериканскими нуворишами, обсуждая предполагаемую программу и подробности нарядов.

Никто не сомневался, что сеньорита Каварубия станет королевой бала, и армия ее поклонников готовилась чествовать несравненную. А прекрасная мексиканка имела свои виды на праздник – она намеревалась пустить в ход тяжелую артиллерию для завоевания красивого англичанина.

План был прост – пригласить его на танец, завязать разговор, по возможности затащить к себе, ну а против ее поцелуя еще никто не устоял.

Антонио Гарсиа никаких особых планов не строил – он и в обычные дни досаждал Пилар несносными ухаживаниями, и на балу не собирался делать исключение. В бриллиантах и сомбреро он был неотразим – по крайней мере, он так о себе думал, а это означало, что сеньорита Каварубия просто обязана ответить на его пылкие чувства.

Пассажирский салон преобразился: ярко освещенный зал был украшен шелковыми лентами белого, голубого и ультрамаринового цветов – по замыслу устроителей, символизирующими морские волны. Между ними размещались позолоченные бумажные фигурки рыб и медуз, подвешенных на тонких нитях. Официанты, одетые в стилизованную морскую форму, подносили угощение и напитки.

И только музыканты не сменили элегантные концертные костюмы на одеяния, связанные с морской тематикой, да этого от них и не требовалось.

Нарядные пассажиры собрались в зале. Дамы сверкали драгоценностями и обмахивались веерами, а джентльмены чинно приветствовали друг друга и спешили взять с подноса предлагаемый аперитив. Пришли офицеры, свободные от вахты, одетые в парадные мундиры, а также сам капитан – именно он открыл бал, произнеся короткую речь, а потом пригласил на танец одну из уважаемых пассажирок.

Сеньорита Каварубия опоздала к началу бала – она появилась лишь к концу второго танца. Дива вплыла в бальный зал, гордо неся голову, украшенную замысловатой прической, и взоры обратились в ее сторону. Поклонники расступались перед ней, приветствуя и начиная ревновать. А сеньорита купалась во всеобщем восхищении и чувствовала себя берсеркой перед боем.

На ней было шелковое платье изумрудного цвета, спадающее мягкими складками; бриллиантовое колье украшало стройную шею красавицы. Ее сопровождал импресарио, готовый на этом балу исполнить роль ее телохранителя.

Не успела Пилар как следует осмотреться и поискать в толпе намеченную цель, как к ней подлетел Гарсиа и немедленно пригласил ее танцевать. Этого и следовало ожидать, ведь надоедливый поклонник следовал за ней по пятам, шумно дыша и задевая всех своим сомбреро. Танцевать с ним было одно мучение – незадачливый кавалер отдавил своей партнерше ноги, и она поморщилась от боли.

Глава 4

Майкл Уиллоуби заглянул в зал в то время, когда Пилар, наконец, избавилась от Гарсиа – ее увел в другую часть зала верный импресарио – и затерялась среди танцующих. У него не было ни планов, ни надежд, связанных с балом – скорее, любопытство привело его сюда. Он не собирался танцевать, но и сидеть одному в каюте надоело до тошноты, и новоявленный Чайльд – Гарольд не без интереса наблюдал, как веселятся другие.

Постепенно он обнаружил в себе нарастающие признаки раздражения, и его ум, привыкший к анализу окружающих явлений, стал искать причину.

Вскоре стало ясно, что его донимает назойливый грубый голос, звучавший немного громче остальных, словно обладатель сего поставил перед собой задачу перекричать всех.

Майкл обернулся и поискал глазами говорившего – им оказался Гарсиа. Внезапно до него дошло, что толстяк перемывает ему кости и ставит его имя рядом с какой-то Пилар – Уиллоуби сообразил, что речь идет о смазливой певичке, плохо знающей английский. Он удивился людской жажде сплетен, ведь он не обращал на эту сеньориту никакого внимания и даже почти не замечал.

А Гарсиа прошелся насчет «нации чопорных лавочников», в жилах которых течет «рыбья кровь». Этого Уиллоуби уже не мог вынести: он почувствовал в себе признаки нарастающего гнева и намеревался, наплевав на этикет, поговорить с наглым злопыхателем по-мужски, но в эту минуту латинос умолк и направился к сеньорите Пилар, неосторожно показавшейся из толпы.

Майкл видел, как испугалась знойная красавица при приближении Гарсии, как беспомощно она оглядывала окружающих в поисках защиты, но охотников связываться с грозным мачо не находилось.

Распоясавшийся кабальеро картинно пригласил девушку на танец, в его облике чувствовалось кривляние, словно этим приглашением он хотел унизить даму, дать понять, что она никто по сравнению с толстым нуворишем. Казалось, еще немного, и он насильно вытащит Пилар в круг танцующих.

Этого Майкл допустить не мог – он просто обязан хлопнуть по носу зарвавшегося нахала. Майкл подошел к сеньорите одновременно с Гарсиа и вежливо пригласил Пилар на танец. Его сдержанные манеры резко отличались от грубости латинского обожателя.

Пилар одарила Уиллоуби благодарным взглядом и протянула руку, избавившись на время от притязаний мачо.

Они вошли в центр зала, и окружающие невольно залюбовались красивой парой. Зазвучал вальс: Майкл обнял талию своей партнерши, а она с готовностью положила руку ему на плечо. Они танцевали слаженно, как будто ветерок носил их по залу. От быстрых движений развевались волосы и легкие складки платья Пилар, а она радовалась тому, что не напрасно пришла на бал.

Несколько раз она пыталась обратить на себя внимание Майкла, но молодой человек смотрел куда-то в сторону, и ей не удалось заговорить с ним. Танец закончился – к Пилар подошел Энрике Маркос, а Уиллоуби откланялся и исчез в толпе.

Он вышел на палубу, решив про себя, что на сегодня приключений достаточно, пора идти спать, а Гарсиа получит свое немного позже. Но далеко уйти ему не удалось: оскорбленный мачо поджидал обидчика со своими «гориллами», причем вид у последних был такой, словно они намеревались отыграться на нем за давнее поражение «Непобедимой Армады».

Майкл вздохнул: видно, от судьбы не уйдешь, ведь, если суждено состояться драке, то она обязательно состоится, и шагнул навстречу новым приключениям. В детстве он прошел хорошую школу в своем бедном квартале, когда одному приходилось противостоять одному, двум, а то и трем чужакам, более старшим по возрасту. Тогда он понял, что в схватке не всегда побеждает грубая сила, поэтому охотно последовал совету Джереми и начал учить приемы классической и японской борьбы.

Надо полагать, мачо был другого мнения – он яростно размахивал кулаками и вынул нож из кармана на первой же минуте схватки. «Гориллы» последовали примеру хозяина, но Майкл поставил подножку одному, заломил руку другому и нанес удар в пах третьему.

На шум драки выбежали люди. Боцман засвистел, и матросы растащили дерущихся. Бал стихийно прекратился; капитан появился, чтобы узнать, в чем дело, а затем упрекнул обоих джентльменов в испорченном вечере.

– Простите, капитан, я действительно погорячился, – смиренно проговорил Майкл, – Но я не мог сдержаться, потому что эти негодяи неподобающим образом вели себя с дамой.

Он ощутил на себе взгляд Пилар, понимающий и благодарный, словно державший на прицеле, и смутился. Тем временем публика стала расходиться: Гарсиа и компания покинули палубу в сопровождении матросов, и Майкл повернул было в направлении своей каюты, но его остановила Пилар.

Она положила руки ему на плечи и обняла, как это делала немногим раньше, когда они танцевали вальс, и медленно, но неотвратимо стала приближать губы к его губам. Музыка, продолжавшая звучать в салоне, вдруг окрасилась новыми красками, которые преображали простые ноты в предчувствие страсти и, казалось невозможно сопротивляться этой силе. Майкл, словно очнувшись от гипноза, вздрогнул и отстранился. Он убрал ее руки и дерзко сказал:

– Я не собираюсь становиться Вашим поклонником, сеньорита. Мне нравятся совсем другие песни.

Он сказал это по-английски, но Пилар поняла. Майкл откланялся и ушел, а она с досады сломала свой новый ни в чем не повинный веер.