Читать книгу: «МОЛЧАНИЕ», страница 8

 Эма скинула халат, надела пижаму и легла в постель, положив телефон на соседнюю подушку.

– Ты извини, что говорю об этом, – осторожно начала Яна, – но ты не думаешь, что он мог… просто уйти, не предупредив, как делают многие?

 На слове «многие» Эме послышалась легкая усмешка.

– Ты не первая, кто мне сегодня намекнул на любовницу. И я не готова это больше обсуждать. Спасибо тебе, что позвонила. Попробую уснуть.

– Конечно, отдыхай, – спешно согласилась Яна. – Но если что-то будет нужно, звони, я пока в городе.

– Спасибо.

 В это время раздался резкий звук удара по стеклу. Эма вздрогнула и приподнялась на локте. Матильда, широко распахнув глаза, уставилась в окно.

– Что это было? – спросила Яна, услышав звук.

– Что-то в соседней комнате.

 Взяв телефон, Эма тихо прошла к двери в спальню Олега и остановилась, не решаясь войти. Робин, живо поднявшись наверх, принялся обнюхивать порог комнаты. Медленно нажав на массивную ручку, Эма вошла и включила свет. Домашний халат на чуть смятой постели, пульт от телевизора – все находилось на прежних местах.

 Она подошла к окну и взглянула на сад, не заметив на стекле размазанный влажный след.

– Кто там? – спросила Яна.

– Никого.

– Слушай, как-то реально страшно за тебя. Может пока в Москву? Что ты в этой глуши деревенской одна? Здесь все-таки люди вокруг.

– И журналисты.

 Эма вернулась в свою спальню и легла, завернувшись в мягкое одеяло, пахнущее лавандой. Робин процокал следом, постоял в нерешительности и решил прилечь рядом на мягкий, ворсистый ковер.

– Тоже верно, – согласилась Яна.

– Ян, прости, у меня глаза слипаются.

– Давай, давай, спи. Позвоню утром.

 Эма натянула одеяло до подбородка и провалилась в вязкую сонную темноту. Потолок в комнате растворяется, и Эма видит небо. Следом раздается громкий, пугающий стук. Откинув одеяло, Эма встает и спускается вниз. К стуку добавляется свистящий звук. Эма видит, что окна в доме распахнуты и ветер, мрачно гуляя по этажам, грубо шевелит тяжелые шторы. Она выходит в сад и босая идет по мокрой траве к мастерской. Дверь открыта.

 Там Олег. На нем алая футболка с буквой F. Он стоит вполоборота к входу, забивая огромные гвозди в доску. Эма подходит ближе и касается его руки. Она холодная и влажная. Олег поворачивается, и Эма видит, что на месте его глаз две темные впадины, из которых сочится мутная жидкость с зелеными полосками водорослей. От страха Эма не может двинуться с места.

 Продолжая забивать гвозди, Олег произносит: «Ты только мамке моей ничего пока не говори». Эма с ужасом понимает, что от него исходит жуткий запах формалина. Он все глубже проникает в ее ноздри, а ноги, руки и язык наливаются неподъемной тяжестью.

 «А про пирс ты не волнуйся, – продолжает Олег. – Я его скоро доделаю и обязательно научу тебя нырять». Эма пытается сказать, что не умеет плавать, но горло словно забито песком и вместо слов из него выходит сухой, как хворост, стон. Олег поворачивается спиной и продолжает забивать гвозди. Тук-тук. Тук-тук.

 Эма открыла глаза. Тук-тук. Тук-тук. Словно дятел неподалеку добросовестно выполняет свою работу. Робин, поскуливая, бегал от подоконника к двери и обратно. Матильда навострила ушки, но по-кошачьи благоразумно осталась лежать на месте. Звук затих. Эма перевернулась на другой бок и взглянула на часы. На светящемся циферблате застыла цифра четыре. Час Быка. Протянув руку к прикроватному столику, она взяла стакан и сделала пару глотков теплой воды.

 Прикрыв глаза, она попыталась снова уснуть, но Робин уже требовательно прыгал на дверь, предлагая проверить, что происходит в саду.

 «Тук-тук, тук-тук» послышалось снова.

 Не включая свет, Эма нащупала на спинке кровати шаль, накинула ее на плечи и, спустившись на первый этаж, подошла к входной двери. Стараясь не шуметь, она обула ноги в мягкие домашние туфли и достала из верхнего ящика комода фонарик и поводок. Придерживая Робина, Эма повернула защелку и осторожно открыла дверь.

 Тень от высокой туи падала на мраморную лестницу, оставляя длинный зловещий след. Эма спустилась по широким каменным ступеням и, кутаясь в шаль, осмотрелась. Ветер легонько касался шляпок садовых фонарей, те отвечали ему мерным покачиванием. В свежести раннего осеннего утра плотной пеленой начинал разливаться туман.

 Пес рвался вперед. Эма зябко поежилась, глядя на крупные капли росы на пока зеленой траве. Вдруг Робин напрягся сильнее, его поджарое тело вытянулось в струну. Он резко дернулся в сторону гаража, и Эме едва удалось удержать поводок. Еще секунда и пес разорвал утреннюю тишину громким лаем.

– Тише, Робин! – прикрикнула на него Эма.

 Стук резко прекратился. Пес сменил лай на предупреждающее рычание.

– Кто здесь? – громко произнесла Эма, направив свет фонаря в сторону гаража.

 Она сделала несколько шагов по дорожке и нерешительно остановилась.

– Олег? – срывающимся голосом произнесла Эма.

 Робин стал рычать сильнее и еще активнее рваться вперед.

– Все, Робин, пойдем. Это птица, наверное, или зверек с поля забежал.

 Но пес упирался в брусчатку передними лапами, упрямо не желая возвращаться.

– Пойдем, Робин.

 Оглядываясь назад и недовольно ворча, пес нехотя пошел за хозяйкой. Вдруг Эма услышала скрип задвижки в калитке, ведущей к пляжу. Поводок ослаб в ее руке и Робин, вырвавшись, кинулся вперед. Добежав до калитки, он начал бросаться на нее.

– Робин, ко мне!

 Пес замер на мгновение.

– Иди ко мне! – повторила Эма.

 Недовольно фыркнув, Робин вернулся назад, по пути несколько раз останавливаясь и бросая недовольные взгляды на калитку. Поводок тянулся за ним длинной алой лентой. Подойдя к хозяйке, он послушно сел рядом. Эма крепко накрутила поводок на руку и пошла по каменной дорожке к калитке.

 На реку сплошным серым полотном опустился густой туман.

– Кто здесь? – еще раз громко произнесла Эма.

 В тишине прозвучало только грозное рычание Робина. Эма подергала засов. Кованый попугай на задвижке находился в положении «Закрыто». Она приподнялась на цыпочки и осмотрела ступеньки, ведущие к пляжу.

– Нет здесь никого, Робин. Показалось.

 Она отстегнула поводок, и Робин, напоследок обнюхав забор, посеменил за хозяйкой. Проходя под окнами спальни Олега, Эма увидела темный комочек, лежащий на отмостке. Приглядевшись, Эма поняла, что это мертвый голубь.

 «Лидия Ивановна скажет – не к добру», – подумала Эма.

 Вернувшись в дом, она повернула ключ на несколько оборотов и подошла к окну. Робин, поставив лапы на низкий подоконник, смотрел в узкий оконный проем рядом с дверью. Наверху тихо мяукнула Матильда.

 Пес оттолкнулся от подоконника, издал несколько недовольных звуков и лег на коврик у двери. Часы в гостиной пробили пять раз.

 «Похоже, уснуть уже не получится», – подумала Эма.

 Пройдя в кухню, она села за стол и задумчиво покрутила в руках термос. Налив в бокал травяной отвар Эма, морщась, выпила половину и, опустив пультом тяжелые шторы, легла на диван, укуталась шалью и задремала. Робин остался лежать у двери, а Матильда, спустившись вниз, устроилась в ногах хозяйки.

 Через два часс позвонила Яна. Эма с трудом открыла глаза, чувствуя, как заплыли веки.

– Разбудила? – извиняющимся тоном спросила Яна.

– Я почти не спала. Робин не давал. Ему все чудилось, что кто-то хочет пробраться на участок.

– А кто-то хотел?

– Если и хотел, то передумал. Робин такой лай поднял на всю округу.

 Эма услышала, как Яна вздохнула.

– Ты знаешь, в городе видимость почти нулевая, – сказала она. – Сплошной туман.

– Это от резкого охлаждения воздуха после необычной для осени теплой погоды, – сонно прокомментировала Эма. – Не знаю, зачем в моей голове живет эта информация.

– Слушай, одна мысль мне не дает покоя. Ты не думаешь, что к исчезновению Олега может быть причастен он?

– Кто? – не поняла Эма.

– Герман.

– Да зачем ему?

– А ты вспомни, как агрессивно он и его юристка вели себя на ток-шоу. И потом, ты отсудила права на «Предел уязвимости», лишив его всего. Это полное поражение. А что делает человек, загнанный в угол? – и, не дождавшись ответа, добавила. – Мстит. Чем не мотив?

 Эма почувствовала, как затылок стягивает тупая боль.

– Ян, прости, но мне сейчас вообще не хочется вспоминать Германа. Если ты не против, я попробую еще подремать.

– Я не против, – сухо ответила Яна, решив больше не навязываться.

 Эма бросила телефон на пол и закрыла глаза, чувствуя, как веки наливаются свинцовой тяжестью.

 «Вспомни, как агрессивно он и его юристка вели себя на ток-шоу», – стучали в голове слова Яны. Эма начала считать вслух, пытаясь оттолкнуть неприятные мысли, но в мерцающей дреме все навязчивее проявлялись лицо Германа Василевского и его неприятный удушающий запах.

***

Двумя годами ранее.

 В просторной гримерке надежно прижились запахи кофе, дешевого лака для волос и чего-то неуловимого, характерного только для Останкино. В углу неловко пристроилась маленькая искусственная ель с редкими ветками и хаотично висящими на них дешевыми пластиковыми игрушками. Из крашеной в белый цвет плетеной корзины, стоящей на гримерном столике, бодро торчала бутылка крымского шампанского с привязанным к горлышку шоколадным зайцем.

 Визажист – молодая девушка с руками, плотно закатанными тату – поправила бумажную салфетку на груди Эмы, нанесла финальные мазки и придирчивым взглядом оценила результат своей работы.

– Вы не могли бы нас оставить? – обратилась к ней Эма, взглянув через отражение в зеркале.

– Окей, – недовольно кивнула гример, стягивая перчатки. – Только постарайтесь не касаться лица.

 Как только визажист закрыла за собой дверь, Эма развернулась на крутящемся стуле к Глебу и Яне. Они сидели напротив, на узком бежевом диване и пили кофе из одноразовых бумажных стаканчиков.

– Я хочу уйти, – категорично заявила Эма. – Жалею, что поддалась на ваши уговоры. Все это точно не для меня.

 Глеб поставил стаканчик на стол и задумчиво потер ладони.

– Я тебя прекрасно понимаю, – начал он, – и догадываюсь, что сейчас творится в твоей душе. Но, к сожалению, принять участие в этом балагане надо. Мы все будем рядом. И знаешь, на кону честь не только твоя, но и издательства.

 Эма спустилась с высокого стула и бросила салфетку на столик.

– Что за чушь, Глеб! Какая честь? Ты что не веришь, что эту книгу написала я?

– Конечно, верю. Но ты знаешь, что по ней уже снят фильм. Он до сих пор в прокате на федеральном канале. Будет сложный судебный процесс, и если есть хотя бы один шанс решить проблему мирным путем – это сделать надо.

– Решить проблему мирным путем без прямого эфира никак нельзя? – с нарастающим раздражением произнесла Эма.

 Яна отложила смартфон и, взглянув на Глеба, поправила очки в толстой черной оправе. Открыв портфель, она вытянула из него файл и протянула Эме.

– Смотри, сколько стоит участие публичных лиц в подобном шоу.

 Эма взглянула на цифры.

– Видимо, я недостаточно публична, – усмехнулась она.

– Как раз ты – более чем. И хватило бы одного намека на гонорар, чтобы они тут же согласились. Ты сэкономила каналу много денег. Зато оплату за участие в этом балагане, как выразился Глеб, наверняка получил Герман Василевский. Думаю, в этом и есть главный смысл его участия.

– И тут погрел руки, – прокомментировал Глеб.

– Прайс для главных героев за участие в подобного рода сенсационных шоу – от миллиона и выше, – продолжала Яна. – А за общение тет-а-тет ему никто не заплатит.

– Мерзейший тип, – скривился Глеб.

 Эма взглянула на стопку бумажных салфеток на столике.

 «Не выбрасывай салфетку, она же почти чистая. Мы должны экономить», – вспомнила Эма бесконечное занудство патологически жадного Германа.

– Я все понимаю, – произнесла Эма. – Честь издательства и все такое. Но у нас есть экспертиза. Я – признанный автор своих книг. А Герман больше не написал ни одной. Разве этого недостаточно и так необходимо выносить эту историю на потеху публике?

– Я тебя прекрасно понимаю, – повторил Глеб. – Но экспертиза, которая подтвердила твое авторство, должна была быть изначально назначена судом. Мы ее сделали для себя. И если до суда дело дойдет, то надо будет провести ее заново и по всем правилам. И повторю – продюсерская группа приобрела права на создание фильма, он идет на федеральном канале – машина работает. Тебе ли не знать эту кухню. Доказать, что они купили краденое, будет не просто. И если сейчас, на этом шоу, можно будет как-то урегулировать ситуацию…

– Как, Глеб? – перебила его Эма. – Как ты представляешь урегулирование этой ситуации?

 Он сделал несколько глотков кофе, аккуратно сложил салфетку в треугольник и промокнул ей губы.

– К примеру, если он признает, что взял за основу твою рукопись.

– Что? Ты себя слышишь? За основу чего? Рукопись и изданная книга – почти слово в слово. Изменены лишь имена.

– Вот видишь, уже не слово в слово…

 Эма взглянула на него так, что Глеб, не выдержал и опустил глаза. Эма взяла свою сумку и направилась к выходу, бросив на ходу:

– Я больше не желаю слушать этот бред.

 Глеб подскочил с дивана и перехватил ее за руку.

– Подожди! Я прошу тебя, останься. Если он будет продолжать вопить на всех каналах, что ты прячешься, и тебе есть что скрывать – все мгновенно нарастет снежным комом. Я прошу тебя, хотя бы выйди, побудь там хоть несколько минут! И если все это тебе покажется невыносимым – развернемся и уйдем. Но мы должны выйти. Прошу тебя.

 Дверь распахнулась, и в комнату шумно вошел адвокат Алешкин. Популярный защитник звезд, он как всегда был в очках оригинальной формы, алой бабочке и на полном позитиве.

– Всем добрейшее-милейшее! – поприветствовал Алешкин. – Я готов разделать этого вашего лжеавтора, как моя бабушка – селедку на форшмак. Экспертиза у нас на руках, но! Мы должны понимать, что она не имеет полной силы. Мы сможем ее использовать лишь как козырь во время предстоящей беседы. И если Герман Василевский таки решит подать иск, то придется делать новую, по всем судебным протоколам.

– Это я и пытался объяснить Эме, – сказал Глеб.

– Придется выслушать оппонента и другого выхода, как прямой эфир, у нас, как я понимаю, нет? – уточнил Алешкин.

– Да, – кивнул Глеб. – То есть, нет. Юрист Василевского в очередной раз сообщила, что они готовы к мирному обсуждению, но только на прямом эфире.

 В этот момент дверь в гримерку открылась, и манерный парень с ухоженным лицом срочно попросил всех на выход.

 Раздались громкие аплодисменты, и Эма в сопровождении Глеба и адвоката Алешкина вышла в зал.

– Встречайте! Знаменитая на весь мир писательница, автор мистических детективов – Эма Майн! – торжественно произнес Влад Бессмертный.

 Эма взглянула на зрителей. От волнения ее сосуды сузились и перед глазами замелькали черные мушки. Многолетняя работа с психологом была готова рассыпаться в прах, как только Эма поняла, что сейчас, лицом к лицу встретится с виновником своих кошмаров. Ладони вспотели и, что ужасно, начали дрожать. Эту мерзкую дрожь никак не удавалось унять и Эма, присев на край дивана, зажала руки меж колен.

 По совету Глеба она надела строгий брючный костюм и лаковые лодочки, которые ужасно жали. Но Эма не ощущала боли в ногах. Другая, намного сильнее, расположилась выше, раздирая душу отточенными иглами.

– А сейчас я приглашаю в студию человека, который готов посягнуть на авторство романов Эмы Майн. Встречайте – Герман Василевский и его адвокат Виктория Воронец! – задорно произнес ведущий.

 Эма вжалась в диван, чувствуя, что ее начинает тошнить. Герман вышел в зал походкой победителя. Подурневший, полысевший, с неизменной трубкой во рту он выглядел значительно старше своих лет. Следом за ним шла женщина с зализанными в хвост жиденькими волосами и алыми губами на немолодом лице. На ней был костюм, сильно замятый на животе и туфли на толстой подошве. Взгляд юриста выдавал следы хронической усталости.

 Герман, всегда отрицающий в одежде смешение стилей, был одет довольно нелепо даже для поклонников эклектики. Классические брюки со стрелками, клетчатая бабочка и застиранная рубашка не вязались с летними тканевыми кедами, из которых торчали худые щиколотки в серых растянутых носках. Герман, который трепетно относился к своему внешнему виду, сейчас выглядел очень неухожено.

 Он остановился напротив, занес одну ногу на ступеньку подиума и наклонился вперед. В лицо Эмы ударил гнилостный запах из его рта.

– Привет, дорогуша.

 Эма отвела взгляд и молча, кивнула.

– И что же вы так активно от меня скрываетесь? – произнес он, насмешливо обратившись на «вы».

– Господин Василевский, держите себя в руках, – произнес Алешкин. – Не надо превращать встречу в цирковое представление.

 Но именно это и было нужно Герману. Он развернулся к залу и театрально развел руки в стороны.

– Да просто хотелось бы знать – почему они изволят скрываться. Наверное, есть на то серьезные причины? Сначала из Питера сбежали, теперь на очную встречу не вытащишь.

 Он снова повернулся к Эме.

– Поведайте нам о причинах, мы просим, – сказал он и принялся громко хлопать в ладоши, изо всех сил стараясь выглядеть уверенно.

 Глеб Бабицкий медленно поднялся с дивана и встал между ним и Эмой, пытаясь заслонить ее от напора.

– Я напомню, весьма неуважаемый мной господин Василевский, – произнес Глеб, – что из Санкт-Петербурга Эма вылетела не по своей воле, а скорее, по законам физики, как однажды написал о себе великий Чехов.

– Господа, будьте любезны, присядьте! – поспешил к ним Влад Бессмертный.

 Глеб дождался, когда Герман сядет на соседний диван и только тогда вернулся на место. В горле Эмы запершило так, словно по его задней стенке тонкой струйкой пустили песок. Она повернула голову в сторону кулис. Там, на круглом столике стояли в ряд несколько бутылок воды.

– Господин Василевский, расскажите нам, пожалуйста, насколько сильна ваша решимость в желании подать иск против Эмы Майн? – продолжил ведущий и следом повернулся к Виктории Воронец. – Или мы чего-то не знаем и вы уже его подали?

 Адвокат Германа Василевского разжала, гневно сомкнутые, алые губы и стало заметно, что помада отпечаталась на ее желтоватых зубах.

– Иск готов, – ответила она низким прокуренным голосом.

– Милочка, – с улыбкой вступил Алешкин. – И что же вам мешает его подать?

 Воронец растерянно взглянула на знаменитого адвоката.

– Просто пока есть шанс урегулировать все в мирном порядке, мы готовы его придержать. Мой клиент считает, что надо все оставить, как есть. Он не будет претендовать на следующие книги ответчика…

– Ответчиком она станет – что абсолютно не факт – лишь после инициации судебного процесса, – поправил ее Алешкин. – Но поскольку он не инициирован, вы не имеете права называть Эму Майн ответчиком.

– Вы правы, – спасовала Виктория Воронец. – Но сути это не меняет.

 Влад Бессмертный привычным движением поправил очки и присел на подлокотник дивана рядом с Германом Василевским.

– Итак, про суть. Ваши претензии к Эме Майн в том, что она воспользовалась вашими рукописями и создала на их основе свои романы?

– Кроме первого – моего, – поправил Герман. – То есть, не так. Первый она использовала, а потом на основе моих рукописей продолжила писать. То есть начала писать. В общем, взяла моего героя. Точнее героиню…

 Он путался, нервничал и снова путался. Адвокат Воронец смотрела на него с грустью, понимая, что тот все портит.

– И как же вы предлагаете урегулировать эту ситуацию мирно? – продолжил ведущий.

– Мы предлагаем следующее, – напыщенно ответил Герман, – разделить гонорар за три романа, а все остальное пусть остается за ней.

– У вас вообще с головой в порядке?! – не выдержал Глеб.

 Влад Бессмертный сделал предупреждающий жест рукой в его сторону.

– Эма, а вы что скажете? – обратился к ней ведущий.

– Сказать я могу только одно, – произнесла она пересохшими губами, – все книги написаны мной, включая первую, которая была у меня украдена и издана под чужим именем.

– Да что ж ты врешь! – прокричал со своего места Герман.

 Он суетливо двигал ногами в кедах и постукивал основанием трубки о подлокотник.

– Выбирайте выражения, – осадил его Алешкин и протянул адвокату Воронец файл. – У нас на руках экспертное заключение.

 Виктория Воронец пробежала по нему взглядом и торжествующе произнесла:

– Экспертиза проведена не по форме.

– Когда она будет проведена по форме, милочка, вы сможете добавить плюсом к судебным издержкам затраты на новую экспертизу – если вы решитесь подать иск. Кстати, затраты не малые.

 При слове затраты лицо Германа скрутила выразительная гримаса недовольства, он возмущенно засопел.

– Я правильно понимаю, – снова обратился к нему Влад Бессмертный, – вы категорически настаиваете на том, что Эма Майн должна вам компенсацию за изданные романы?

– Да, – уже не так уверенно ответил Герман.

– Включая «Предел уязвимости»? – уточнил ведущий.

 Заподозрив подвох, Герман взглянул на него исподлобья.

– Ну, да…

– Так вы же за него уже получили гонорар, – улыбнулся Влад Бессмертный.

 В зале раздался громкий смех.

– Что вы меня путаете! – воскликнул Герман, и его лицо пошло пятнами.

– Еще вопрос, – контрольно добил Влад. – Можно ответить коротко – да или нет. Эма Майн высоко оценивала «Предел уязвимости» в моменте его создания, когда вы с ней делились прописанными сюжетами?

 В виду повышенной самоуверенности Герман не замечал расставленных ловушек, моментально в них проваливаясь.

– Я делился, но она никак не оценивала, просто слушала, запоминала, наверное, чтобы потом использовать…

 По выражению его лица было очевидно всем присутствующим в зале – Герман Василевский лжет. Он злобно озирался по сторонам, нервно барабанил трубкой по деревянному подлокотнику дивана и не мог сообразить, как выгоднее себя вести. Перед шоу Герман обсуждал с Викторией Воронец различные варианты развития событий и даже приготовил список советов для Эмы – рекомендаций по романам, на которые он великодушно решил не претендовать. Но все пошло не по плану. Не в силах унять тревожную суету рук и ног, он достал записную книжку и принялся по пунктам озвучивать домашние заготовки. В зале захихикали.

 Эма наблюдала, как Герман изо всех сил пытается предстать перед публикой высокомерным интеллектуалом, этаким английским снобом, вынужденным присутствовать на плебейском собрании. Многие годы он неустанно возвеличивал себя как автора мирового бестселлера, пытаясь и сейчас подтвердить этот статус, не понимая, что каждым словом обнажает духовное нищебродство.

 Эма встретилась с ним взглядом и вдруг поняла, как должна поступить. Волнение начало стремительно отступать. Сжатые ладони расслабились и напряжение исчезло. Она почувствовала, как ее страх перетекает на соседний диван, наполняя уязвимостью Германа.

 Эма вспомнила, как доктор Серебряков рассказывал о повадках и сути таких мужчин. «Они выглядят участливыми, образованными и даже остроумными. Но до определенного момента – пока не вспомнят о том, что при всей своей внешней приглядности не стоят и цента даже в собственных глазах. И тогда им становится страшно. Они начинают срочно доказывать миру: все остальные – не лучше, не талантливее, не умнее. Общаться с ними, как вальсировать у большой кучи навоза. Одно неловкое движение и ты вляпался, ты в дерьме, и все, что теперь остается – либо молча обтекать, либо вступать в конфронтацию. Если нет сил или возможности убрать такого из своей жизни, вовремя уйти и забыть, как случайное недоразумение, то отмывать это дерьмо придется долго, мучительно и, главное – постоянно. Такие мужчины получают наслаждение лишь, когда удаётся потешить свое истрепанное эго через принижение собеседника, обесценивание его трудов, идей, планов, критику его достижений. А потом, если удастся, вполне можно украсть то, что недавно раскритиковал, выдать за свое, убедив мир в том, что все это создал ты. Ведь ты достоин, образован, участлив и даже весьма остроумен. Но они не опасны, если их не воспринимать всерьез, потому что за такими душами кроется пустота. А пустотой, как известно, победить невозможно».

 И сейчас, столкнувшись с Германом взглядом, Эма увидела ту пустоту во всей ее незатейливости и поняла – тема закрыта навсегда. Зажав пальцами микрофон, она склонила голову и тихо произнесла Алешкину несколько фраз.

– Представление окончено, господа! – Хлопнув себя ладонями по коленям, произнес адвокат.

 С улыбкой победителя он решительно поднялся с места и озвучил желание клиентки:

– Никаких мирных переговоров не будет! Мы подаем иск против Германа Васильевского. Иск о краже авторских прав на произведение «Предел уязвимости», а также на все реплики романа, все экранизации и другие варианты его незаконного использования.

 Эма поднялась с дивана и пошла к выходу.

– Стой! – раздался за ее спиной голос Германа.

 Он направлялся в ее сторону так стремительно, что охранник, привыкший к нестандартным ситуациям, едва успел кинуться наперерез.

– Убери свои руки, – кричал ему Герман, срывая петличку. – Эма, подожди!

 Она остановилась, повернувшись к нему вполоборота.

– Что ты собираешься делать? – тяжело дыша, спросил Герман.

 Она смотрела на него равнодушно, не испытывая ни злобы, ни жалости. Поняв, что Эма не уступит, Герман был готов умолять.

– Эма, скажи хоть что-нибудь, – едва слышно произнес он, заискивающе глядя ей в глаза.

– Прежде чем встать на тонкий лед, убедись, что не провалишься, – посоветовала Эма негромко, но в тишине замершего зала ее голос прозвучал отчетливо.

Приглашенные гости поднялись с мест и начали аплодировать.

***

Настоящее время.

 Для вечера пятницы в спортивном баре «Beerлога» было немноголюдно. В этот день не было значимых спортивных мероприятий и большая плазма крутила старые интервью со знаменитостями. Двое молодых мужчин в одинаковых толстовках, укрывшись от дождя под козырьком входа, неспешно курили, рассуждая о будущем российского футбола.

Иван и Егор сидели у окна с боковым видом на вход. На широком подоконнике ближе к Егору стояла клетка с искусственным попугаем. Фомин постучал по решетке пальцем и произнес:

– Клиент скорее мертв, чем жив.

 Официантка в белой футболке и длинном черном фартуке, за которым пряталась плиссированная юбка мини, поставила на стол орешки. Приняв заказ, она медленно развернулась, дав возможность насладиться контрастом между пуританским видом лицевым и легкомысленным со спины. Но слишком занятые своими мыслями, мужчины не заметили посыла.

 Фомин снова постучал фалангой пальца по клетке с попугаем.

– Вань, а как тебе жена сообщила, что уходит? – неожиданно спросил он.

 Перспектива воспоминаний о начинающей заживать ране не сильно обрадовала Ивана, но он рассказал, вкратце, без подробностей.

– Прислала отказ от ребенка почтой? – удивился Егор.

 Иван кивнул. Официантка принесла поднос, профессионально перенесла на стол его содержимое – две толстостенных кружки пенного, тонкий хрустящий хлеб в плетеной корзинке и, сообщив, что жареный сыр будет скоро готов, удалилась.

– У тебя все нормально? – спросил Иван.

– Нет, – признался Егор, сделав глоток.

 Иван тоже выпил и, кинув в рот орешек, произнес:

– Если сегодня попросить меня назвать, хотя бы одну, причину для женитьбы, я бы только одну и назвал – ребенок. Когда есть ребенок, а вокруг полно женщин – зачем останавливаться на одной. В любом союзе есть шанс быть обманутым. А когда союза нет – обмануть невозможно, потому что свободные отношения редко представляют ценность, иначе они гарантированно перешли бы в другой статус.

– Вань, сколько помню, ты всегда был востребован у баб. Такой голубоглазый мент-интеллектуал, – улыбнулся Егор. – Если честно, я был сильно удивлен, когда ты сорвался из-за этой Илоны в Питер. Тебе словно башку снесло.

– Так и есть, снесло, – согласился Иван. – Другие добивались, заглядывали в глаза и постоянно о чем-то просили. Илона ничего не просила, но ее хотелось защищать и делать для нее абсолютно все.

– Защищать от кого? – усмехнулся Егор.

– От всего, – ответил Иван.

– Вот так мы и проваливаемся в них добровольно, – усмехнувшись, произнес Фомин. – Но, знаешь, спроси меня – постелил бы я себе туже постель, как говаривала моя тетушка Николина, я бы ответил – да.

 Он снова сделал глоток, закусил орешком и спросил:

– А ты помнишь, в какой момент все пошло не так?

– Нет. Илона хорошая актриса. Я ничего не замечал.

– Хреново было потом?

 Иван кивнул.

– А сейчас?

– Жить буду. Но если бы остался в Питере – не факт. Неизвестно, чем бы все закончилось. Ты же знаешь, я с крепким алкоголем исключительно на вы. А это был серьезный шанс спиться.

 Иван говорил, мысленно удивляясь, что может спокойно делиться тем, что столько времени держал в себе. Сейчас, находясь с другом в полутемной обстановке бара, он неожиданно почувствовал, что будет еще в его жизни повод для радости и беззаботности. Такой простой и понятной, когда на душе покойно и можно дышать полной грудью, не стянутой болью.

– Спасибо тебе, Егор, за спасительный перевод.

– Да не за что. Но как ты понял, здесь времени на раскачку не будет. Включаться надо сразу.

– То, что мне сейчас нужно.

– Что там, кстати, в этой деревне Гора – ложная тревога? – спросил Егор.

– Пока все сходится на том, что Макеев утонул.

– Помочь не могли?

– У жены мотива вроде нет. Хотя, непонятные моменты есть в этой истории.

– Какие?

– Во-первых – машина. Стоит во дворе. Майн говорит, что такое бывало, что муж уезжал в город на электричке. Но, в случае пробок, которые в это утро были незначительными на Дмитровском направлении. Уверен, что Майн в курсе ситуации на дорогах, но, тем не менее, озвучила заведомо лишнее предположение. Второе – я по телефону поговорил с администратором по месту работы Макеева. Там сказали, что он взял три дня отгулов. А Майн при опросе упомянула, что звонила в Клуб и администратор ей ответила: «Олег в зале, занят». Но, как выяснилось, администратор имела в виду другого Олега – инструктора Самойлова. Муж берет отгулы за свой счет и не сообщает об этом жене. Не так значит, все хорошо было в семье, как описывала домработница Лидия Ивановна Касаткина. Но пока основная версия – естественное утопление в состоянии алкогольного опьянения. Завтра утром съезжу в этот Клуб, послушаю остальных сотрудников.

– Совсем исключать имитацию не стоит. Хотя, с другой стороны, имитация собственной смерти ради ухода из семьи – так себе вариант, – заметил Фомин. – Особенно учитывая, что финансово сильная сторона в этой паре – не он.

– На нем оформлен только мерседес, в квартире Майн он только прописан, а к дому вообще не имеет отношения.

 Покачивая бедрами, снова подошла официантка, поставила на стол еще два бокала пива и тарелки с жареным сыром.