Читать книгу: «МОЛЧАНИЕ», страница 2

– Где находится?

– Недалеко от дома, в соседнем переулке. Видеокамера неисправна.

– Следы ограбления есть?

– По словам отца убитой, все вещи на месте. Дорогой ноутбук провалился между спинкой и сиденьем дивана, мобильный лежал под креслом. Возможно, выпал из рук жертвы во время борьбы. При желании найти не сложно.

 Егор передал генералу протоколы.

– Опрошен отец, мачеха, а также водитель, который обнаружил труп, – продолжил Егор. – Отец сказал, что дочь прилетела из Парижа и должна была на следующий день приехать в их загородный дом. Водитель прибыл к десяти утра. Постучал в дверь, она была плотно прикрыта, но не заперта. Девушка лежала в гостиной, за диваном и если бы водитель не позвонил на ее номер, то не сразу бы и обнаружил.

– Что говорят соседи?

– Никто ничего не слышал. Опросили всех, кто был, не застали только соседа Чайкиной снизу.

 Егор заглянул в ежедневник.

– Там прописан некто Изосимов, сын ученого-биолога. Отец умер полгода назад, мать двенадцати годами ранее. Живет Изосимов, по словам соседей, где-то в Подмосковье, а эту квартиру сдает. Точнее сдавал, сейчас она выставлена на продажу. Петр им занимается.

– На него записано пятеро детей, но при этом не женат, – добавил Незабудько. – Я отправил запросы, сегодня выясним, кто жена и где они все проживают реально.

 Савельев полистал протокол и, покачав головой, прочитал:

– «При осмотре камер видеонаблюдения было выяснено, что провода до третьего этажа идут к одной коробке, а на четвертом, он же последний, стоит отдельный блок. На нем запитана видеосистема на три квартиры. Система повреждена. Передача данных шла на компьютер отца убитой, поэтому запись есть, но ровно до момента повреждения. Остальные видеокамеры – с первого по третий этаж, камера на вход в подъезд – работали исправно. Нет обзора на вход в подвал, возможно именно этим и воспользовался преступник. Также не исключается и чердак.

– Есть что полезное на записях?

– Успели изучить пока за месяц, – ответил Фомин. – Пока ничего подозрительного.

– Стало быть, преступник мог попасть в подъезд незамеченным только через крышу или через подвал? – уточнил Савельев.

– Вероятнее всего так, – согласился Фомин. – Замок на решетке лестницы на технический этаж взломан. Теоретически могли и раньше сломать.

– Уборщица в этот день работала?

– Нет, накануне. Сказала, что замок был на месте. Говорит, что всегда обращает внимание на чердаки. Отметила еще, что видела Лизу тем утром, она с чемоданом заходила в подъезд.

– Общалась с ней?

– Говорит, что Лиза поздоровалась. Уборщица – таджичка, по-русски говорит с трудом.

– Зачем она приходила, если не делала в тот день уборку?

– Принесла из управляющей компании новый коврик к входной двери.

– Кто еще живет на последнем этаже?

– Никто. Там три квартиры. Все пять лет, пока Лиза училась во Франции, этаж пустовал.

– Выяснили владельцев остальных квартир?

– Да. Обе принадлежат отцу убитой.

– О как. – Савельев снял очки и взглянул на Фомина. – Он об этом упомянул?

– Нет. Сегодня будем выяснять, почему.

– Давайте пошустрее. – Савельев поднял палец вверх. – Дело на контроле там.

– Есть, пошустрее, товарищ генерал.

 Вернувшись в кабинет, сотрудники отдела выпили кофе, и Фомин распределил дела на день.

– Петр, ты чего такой бледный? – заметил Егор, внимательно посмотрев на Незабудько.

– Да чет живот прихватило, Егор Алексеевич. Выпил таблетку, пройдет.

– Все болезни на время расследования отменить, – сказал Фомин.

– Так точно, товарищ полковник, – улыбнулся Петр.

 Улыбка вышла вымученной, губы Петра сжались от очередного приступа боли, которая не отпускала уже второй день.

 Фомин повернулся к Разумову.

– Иван, как ты понял, на тебе литературная звезда, точнее ее пропавший муж. Едешь в деревню Гора. Будет нужна помощь, звони. И еще – про заявление. Через положенное время оформи, как надо. Если, конечно, повод появится.

 Фомин взглянул на остальных. Рита, подперев рукой подбородок, читала с экрана заключение Антонова. Петр, приняв таблетку, изучал фотографии с места преступления.

– А мы по-прежнему занимаемся делом Чайкиной, которое, как вы слышали, на контроле там, – поднял палец вверх Егор.

***

 Угомонились проливные дожди, и бабье лето официально объявило передышку перед началом холодного сезона. В полдень солнце еще хорошо припекало, но жара длилась недолго, до первого налета ветра, мгновенно приводящего в чувство.

 Иван отправил запрос на биллинг телефонных звонков пропавшего Олега Макеева и отправился в деревню Гора. Унылая пушкинская пора не торопилась. Иван вспомнил слова мамы – заслуженного учителя русского и литературы: «Не пуля его погубила, а женщины, – с сожалением говорила она о великом поэте. – А сколько всего мог бы еще создать».

 Иван взглянул на развилку с указателем и повернул направо. Два поселения – Уваровский и Гора – находились на расстоянии пяти километров друг от друга. Уваровский именовался поселком городского типа и раскинулся по одну сторону густого леса. Его соседка – деревня Гора – вальяжно разлеглась у реки.

 С трех сторон деревню окружал лес с вековыми елями и соснами, колючими малинниками и разлапистыми папоротниками. Четвертой стороной она смотрела на реку Быструху, не сильно широкую, но резвую. Попасть в деревню можно было или в объезд по асфальтированной, давно не латаной дороге или напрямую, по лесной тропе.

 Свернув с ухабистой широкой дороги в проезд между деревенскими домами, Иван с удивлением понял, что покрытие неожиданно стало ровным. Сбавив скорость до минимума, он поехал медленно, присматриваясь к номерам на домах, отвоевавших у природы немного места для неспешной деревенской жизни. Иван выключил кондиционер и опустил стекло. Деревня пахла свежескошенной травой, яблоками и приятным дымком.

 Остановившись, Иван взглянул на дорогу, уползающую вверх. Закатанный в идеальный асфальт проезд разделял пять домов у леса и столько же у реки. По краям единственной в деревне улицы выстроились массивные чугунные столбы с энергосберегающими фонарями в виде элегантных дамских шляпок.

 Первый дом справа от въезда вплотную прижался к забору, за которым открывался небольшой пляж с беседкой, мангалом и чугунной урной на резных ножках. За пляжем явно ухаживали: песок чистый, без мусора. Листва, которую ветром упорно несло с леса, была собрана в черные, полиэтиленовые пакеты, аккуратно сложенные у забора.

 У противоположного дома с номером девять, выведенным белой краской на металлическом почтовом ящике, Разумов решил выйти и осмотреться. Но, съехав с дороги, он вдруг почувствовал, что машина начала вязнуть передними колесами. Резко сдав назад, он выключил зажигание и вышел. Скрытое под густым полотном травы на расстоянии пары метров от асфальтированной дороги начиналось подтопление.

– Еще не хватало в болоте увязнуть, – вслух произнес Разумов.

– Не болото это, – раздался скрипучий старческий голос.

 Иван обернулся и увидел бабушку. Худенькая, с острым взглядом, она стояла у калитки девятого дома и внимательно смотрела на незнакомца.

– Это пруд. Иль совсем не разбираешься?

– Здравствуйте, – вежливо произнес Иван.

– И тебе не болеть, – ответила старушка.

 На ней было ситцевое платье в мелкий горошек, на голове бейсболка, на ногах молодежные кеды. Седые волосы, собранные в длинную, тонкую косу на конце закручивались в серебряные завитушки. На вид ей было лет восемьдесят. Морщины сплошной паутиной собрались вокруг глаз, на лбу и в уголках рта. На средние пальцы худеньких рук с воспаленными артритом суставами, было надето по кольцу. Одно – с большим камнем зеленого цвета, второе – обручальное – широкое, с гравировкой.

– Не подскажете, где здесь дом номер один? – спросил Иван.

– Следак, что ли? – усмехнулась старушка.

– На лбу написано? – улыбнулся Иван.

– Я ваших за версту чую, – проворчала она и в несколько шустрых шагов оказалась за калиткой, на прощание, отвесив недобрый взгляд.

– И вам всего хорошего, – произнес ей вслед Разумов.

 Он недолго постоял у пруда, заросшего крупными кувшинками, наблюдая за маленькой лягушкой, прыгающей с лепестка на лепесток. Сделав глубокий вдох свежего воздуха, Иван прислушался к звукам. Кроме квакающего лягушонка тишину нарушал гусиный гогот, изредка прерываемый негромким собачьим лаем с соседнего участка.

 Поставив машину ближе к гладкому дорожному полотну, Разумов позвонил участковому, за которым были закреплены деревня Гора и поселок Уваровский. Капитан Миронов сообщил, что сейчас находится в семидесяти километрах, но постарается прибыть как можно скорее.

 Иван подошел к дому, указанному в заявлении Эмилии Леонидовны Майн, как фактическое место проживания. Он занимал самое дальнее от въезда и самое выгодное положение – с одной стороны лес, с другой река. Судя по размерам, участок был объединен в два. Высокий забор из серого камня и пушистые туи, стоящие вдоль плотным рядом надежно скрывали все, что находилось за ним. Были видны только остроконечные шпили башен. Они торчали на фоне невысоких деревенских домов, как два переросших зуба.

 На чугунных воротах и кованой двери красовались гербы в виде позолоченной монограммы из скрученных букв «Э» и «М», головы льва и витой пальмовой ветви.

 Разумов нажал на кнопку домофона и секунд тридцать слушал мелодичный дозвон. Наконец раздался щелчок и мужской голос произнес:

– Кто?

– Майор Разумов.

 После вежливого приглашения Иван прошел на территорию. На парковке, мощенной крупным камнем, стояли две машины: бентли цвета ультрамарин и черный мерседес. Большой дом находился в конце участка. Слева от парковки – каменная одноэтажная постройка, увитая лозами дикого винограда, а дальше простиралось сплошное зеленое полотно лужайки с фонтаном в центре и высокими елями по периметру.

 На крыше башен черные флюгеры лев и ведьма в ожидании ветра замерли указателями на восток. Иван шел по широкой дорожке из серого камня в цвет фасада дома, архитектурно задуманного средневековым замком. Но при ближайшем рассмотрении стало ясно, что при возведении дома, что-то пошло не так.

 Центральная часть с круглым куполом, две башни с остроконечными шпилями и горгульи на водостоках выглядели вполне аутентично, но с северной стороны огромные витражные окна в пол откровенно нарушали архитектурный замысел дома. Это было понятно даже Разумову, который ничего не смыслил в дизайне, но в детстве зачитывался историями о рыцарях Круглого стола и искателях Святого Грааля, разглядывая на картинках старинные замки с узкими решетчатыми окнами, служившими в крепостных стенах дополнительной преградой от проникновения.

 Обе башни были выдержаны в готическом стиле. Лестницу, ведущую в основное здание, охраняли два каменных льва на мраморных парапетах. Львы были везде – на стенах, барельефах, балконах и даже фонарях. Больше львов здесь, похоже, любили только цветы. Их было также много – на балконах, вдоль фасада, в вазонах и клумбах, у каждой скамьи и на стенах кирпичного забора.

 Дойдя до широкой пятиступенчатой лестницы, Иван поднял взгляд на окна второго этажа. Они были плотно зашторены. У широких распашных дверей с тем же гербом, что и на воротах, вытянулись два бравых железных рыцаря в доспехах. Подойдя ближе, Иван понял, что это те самые, из его детских книг: Персеваль с копьем Судьбы и Галахад, по преданию единственный их смертных, нашедший Грааль.

 «Частная крепость писательницы Эмы Майн, – подумал Разумов. – За таким фасадом должны скрываться музейная роскошь и лакей в ливрее».

 Открывать не спешили. Иван постучал о дверное полотно тяжелым кольцом, вставленным в бронзовую пасть очередного льва. Через пару секунд открылась правая створка двери и вместо лакея, Иван увидел высокого, худощавого мужчину лет тридцати пяти, на слугу совсем не похожего. Он был одет в летний костюм из укороченных брюк-чинос, идеального двубортного пиджака и в тон им, мягкой текстуры футболку хенли. На ногах сидели синие бархатные мокасины, из которых выглядывали худощавые щиколотки.

 На его лице выдавался длинный нос, напоминающий клюв пингвина. Взгляд близко посаженных глаз был прохладно вежлив. Модная стрижка с умеренно выстриженными висками и прядями густых темных волос, отброшенных назад, бородка в стиле эспаньолка, холеное лицо и запах дорогого парфюма говорили о том, что их владелец знает, как выглядеть стильно и не жалеет на это средств.

– Добрый день, – гостеприимно улыбнулся он.

– Здравствуйте. Майор Разумов, – снова представился Иван и показал удостоверение.

– Глеб Бабицкий, друг Эмы и ее издатель. Прошу, проходите, пожалуйста.

 Откровенно музейной атмосферы внутри дома не обнаружилось, но основные элементы готического стиля были сохранены. Близнецы Персеваля и Галахада ожидали и с внутренней части входа. «Фантазии не хватило, – подумал Иван. – За историю рыцарства было немало знаменитых персон, можно было бы обойтись и без дублей».

 Перед Иваном открылся большой холл, выложенный в шахматном порядке черно-белой плиткой. В центре на уровне балкона на толстых цепях висела огромная старинная люстра с лампами в виде свечей. На второй этаж вела довольно крутая мраморная лестница с витой чугунной решеткой. Ее нижние, широкие ступени, закругленные, как шлейф подвенечного платья, вплотную подходили к ножкам белого рояля престижного бренда стэйнвей.

 В холле было прохладно, пахло кофе и духами Глеба Бабицкого. Справа и слева от входа, у дверей, ведущих в башни, Иван заметил еще пару рыцарей. И снова они копировали предыдущих. Холл плавно переходил в гостиную. Через прозрачные раздвижные двери был виден длинный овальный стол, окруженный высокими спинками старинных стульев и кухонный островок с висящей над ним медной утварью.

 Светильники в виде канделябров на стенах, отделанных деревом, картины, среди которых выделялся портрет мужчины в полный рост, антикварные шкафы с золочеными корешками книг и при этом что-то обыденное незримо присутствовало в обстановке. Роскошь, то тут, то там перебивала простота. У дома явно было два лица.

 На персидском ковре, раскинувшемся в паре метров от входа, валялись сланцы. Не тапочки с опушкой из норки, не восточные туфли с загнутыми золочеными носами, а обычные шлепанцы из полиуритана. На спинке викторианского дивана лежала, небрежно брошенная шаль, какие деревенские женщины накидывают на плечи, выходя из дома в прохладную погоду. Обычная эмалированная миска с ягодой, стоящая на мраморном подоконнике, кружка в крупный горох со свисающей нитью от одноразового чайного пакетика, все это говорило о том, что здесь живут люди, считающие, что поддерживать стиль в безусловном порядке вовсе не обязательно.

– Эма сейчас спустится. Может пока кофе? – предложил Глеб Бабицкий.

– Спасибо, я его не пью.

 Иван взглянул туда, где заканчивалась лестница, и начинался балкон с комнатами. С высоты подоконника второго этажа за ним наблюдала кошка трехцветного окраса. Ее широко распахнутые голубые глаза и настороженная поза говорили о том, что чужому человеку в доме она не рада.

– Вы счастливчик, – улыбнулся Глеб, обнажив ровные белые зубы. – А я заядлый кофеман. Подсел еще в студенчестве и с тех пор без нескольких утренних чашек чувствую себя унылым пингвином.

 У Бабицкого был приятный, не напрягающий тембр голоса и гладкая речь с небольшим дефектом – западающей буквой «л». Издатель был спокоен и приветлив.

– Тогда может быть чаю? Здесь должен быть улун, я привозил Эме из Китая.

– Спасибо, у меня не так много времени. Хотелось бы поговорить с Эмилией Леонидовной Майн по теме ее заявления.

 Наверху раздался звук отрывшейся двери, цоканье когтей и на балкон выскочил терракотового окраса пес без очевидной породы. Кошка взглянула на него свысока и словно успокоившись, свернулась клубочком.

 Пес ловко сбежал по ступеням и с ходу кинулся обнюхивать ноги Разумова. Вслед за собакой на балкон вышла хозяйка дома и внимательно посмотрела вниз. Даже издалека Эма Майн казалась очень бледной. Держась левой рукой за перила, она начала медленно спускаться. Не дойдя до конца пары ступенек, она остановилась. Пес, убедившись в безопасности гостя, сел рядом.

 Взгляд светло-серых глаз Эмы Майн был уставшим и отстраненным. Ростом чуть выше среднего, крепкого сложения, она казалась собранной по надежным, старинным лекалам. Ни грамма косметики, веснушки на скулах, строгий прямой нос, четко очерченные губы и копна рыжих, кудрявых волос, небрежно стянутых, порядком выцветшим, ободком. Цвет ее волос, глубокий медный, при солнечном свете играл красивыми переливчатыми оттенками.

 На типичных звезд Эма Майн не тянула. Ее внешний вид был лишен всякого стремления к статусности, но в глаза бросалась осанка, которую принято называть королевской. Прямая спина и гордо посаженная голова добавляли роста и какого-то незримого величия. На ней был длинный жакет с большими накладными карманами, светлая водолазка и трикотажные брюки, заправленные в домашние сапожки крупной вязки.

– Добрый день. Эмилия Леонидовна? – уточнил Разумов.

– Да, – ответила она. – Здравствуйте.

 У нее был приятный голос с едва заметной хрипотцой.

 Иван потянул с плеча ремень планшета и от его движения пес мгновенно дернулся вперед. Эма ловко придержала его за оранжевый ошейник и тот снова послушно присел.

– Проходите, пожалуйста, – предложила Эма и направилась в сторону викторианского дивана.

 Присев на край, она красиво скрестила ноги. Пес снова устроился рядом, не переставая взглядом контролировать гостя. Глеб Бабицкий сел на подлокотник дивана, Иван – в предложенное кресло напротив. Мгновенно провалившись в его мягкие объятья, Разумов решил не сопротивляться, принял удобную позу и, включив диктофон, положил его на журнальный столик. Эма Майн задержала взгляд на гаджете.

– Согласно заявлению, – начал Иван, – ваш муж Олег Васильевич Макеев вечером одиннадцатого сентября не вернулся домой. Расскажите, пожалуйста, что было накануне.

– Накануне мы отмечали выход моего романа, – не раздумывая, ответила Эма Майн.

 Иван повернул голову в сторону Глеба Бабицкого.

– Вы тоже участвовали?

– Да. Я привез несколько книг первого тиража.

– Во сколько приехали и на чем? – уточнил Иван.

– Около восьми. На своей машине, – он на секунду задумался и добавил: – возможно, минут десять девятого.

 Разумов снова обратился к Эме Майн.

– Ваш муж в это время был уже дома?

– Да.

– Во сколько он обычно возвращается?

– По-разному, зависит от графика тренировок.

– Самое позднее?

 Эма пожала плечами.

– Может, часов в десять, одиннадцать, но это редко.

– Между вами произошла ссора?

– Нет.

 Иван заметил, что Эма Майн начала терять интерес к беседе.

– Ключи вашего мужа где?

– Дома, – ответила она.

– Видеонаблюдение установлено?

– Все есть, – ответил Глеб. – Но когда, на следующий день после звонка Эмы, я приехал в дом, то на входе заметил, что глазки на камерах не горят. У меня в квартире, когда выбивает электричество, система вневедомственной охраны тоже отключается, и ее надо заново перезапускать.

– А в приезд накануне вы не заметили, сигнализация была включена?

 Глеб задумался.

– Слушайте, не заметил. Я книги нес, старался не смотреть по сторонам, боялся уронить. Стопка была плохо связана.

– У вас бывали проблемы с электричеством? – спросил Разумов у Эмы Майн.

– Да, – ответила она. – Олег  на прошлой неделе в мастерской включал какой-то станок и свет погас.

– Что он планировал мастерить?

– Кажется, он строгал доски для пляжного пирса, – неуверенно произнесла Эма.

– А где запитана система видеонаблюдения? – уточнил Разумов.

– В подвале, – снова ответил Глеб. – Когда я увидел потухшие глазки, сразу спустился туда. Смотрю, рычажок на системе сигнализации опущен. Я тогда подумал «Олег не догадался перезапустить». Я нажал, а она как начала орать. Пришлось, конечно, отключить.

 Он повел рукой в сторону Эмы.

– Надо бы, кстати, вызвать специалистов, пусть проверят или новую поставят. Ты сейчас в доме одна, видеонаблюдение не помешает.

 Не взглянув в его сторону Эма, молча, кивнула. Иван достал из планшета заявление.

– Эмилия Леонидовна, вы написали, что звонили на мобильный номер мужа, но он был вне зоны. Во сколько это было?

– Утром.

– Следующего дня, после того, как отмечали выход книги, верно?

– Да. Я позвонила в клуб. Ответили, что он на месте, но занят.

– Кто ответил?

 Она задумалась. Тонкими пальцами с ногтями красивой, удлиненной формы, она потерла виски, после чего ответила:

– Женский голос, но я вряд ли вспомню имя.

 Иван задавал формальные вопросы, все больше сомневаясь, что здесь есть состав преступления. Но как любил говорить его питерский коллега: «Принюхаться к обстановке надо». Пока запаха криминала не ощущалось. У писательницы был расстроенный вид, что вполне адекватно для человека, находящегося в состоянии неведения. Эма Майн и Глеб Бабицкий отвечали на вопросы ровно, без расхождений, но многолетняя практика Разумова подсказывала, что свидетели полезную информацию часто начинают выдавать на эмоциях. И сейчас их надо было расшевелить.

 Иван пробежал взглядом по убористому почерку заявления и убрал его обратно в планшет.

– Поправьте меня, если я ошибусь. Итак, десятого сентября в промежутке с двадцати до двадцати двух часов вы втроем, включая Олега Макеева, отметили выход нового романа, после чего отправились спать. Кроме вас троих в доме никого не было. Утром одиннадцатого сентября вы проснулись и поняли, что Олега Макеева нет. Все верно?

 Эма Майн снова коснулась висков.

– Вечером здесь еще была Лидия Ивановна, помощница по дому. Недолго. Она накрыла на стол и ушла.

– Она ушла до возвращения вашего мужа?

– После.

– Почему? – спросил он, выдержав паузу.

– Простите? – не поняла Эма.

– Почему ваша помощница по дому не осталась?

 Разумову было интересно, что она ответит. Напомнит о статусе – домработницам не принято за стол – или начнет оправдываться.

– Разумеется, я ей предложила и, как правило, она всегда с нами. Но в тот вечер Лидия Ивановна уезжала в Нижний Новгород, к сестре, – пояснила Эма.

– Будьте добры, контакты помощницы.

 Она достала из кармана жакета телефон и продиктовала номер. Положив смартфон рядом на диван, Эма Майн снова опустила руку в карман, вынула блистер с прозрачными капсулами бледно-розового цвета и принялась задумчиво вертеть его в руках.

– Принести воды? – предложил Глеб.

– Нет, – снова, не повернув головы в его сторону, ответила Эма.

– Я все-таки принесу, – настоял Глеб.

 Пружинистой походкой он прошел в кухонную зону и вскоре вернулся с небольшим подносом, на котором впритык уместились хрустальный графин, наполненным водой с ломтиками лимона и три бокала. Налив воды в каждый, он протянул один Эме.

 Она приняла, но пить не стала.

– Значит, утром вашего мужа уже не было в доме? – продолжил Разумов.

– Да,– произнесла Эма, бросив на гостя равнодушный взгляд.

– Во дворе стоит его машина?

– Да.

– И вас не смутило, что машина на месте, а его нет?

 Секунда молчания, за которой последовал ответ:

– Нет.

 Манера коротко отвечать на поставленный вопрос всегда настораживала Разумова. За этим могло скрываться что угодно.

– Он мог поехать на электричке, – пояснила она, словно подслушав мысли. – Такое бывало при пробках.

– Во сколько вы заметили, что его нет рядом?

– Я спала в другой комнате. Встала около десяти. В доме уже никого не было, – равнодушно произнесла она.

– Вы всегда спите раздельно?

– Это имеет значение?

 Слегка склонив голову, Эма Майн взглянула на Разумова пристально. Межбровная морщинка на высоком лбу стала глубже, а в голосе появилось едва заметное раздражение.

– Вы – автор детективов и вроде бы должны знать, что в данном случае значение может иметь любая деталь, – с легкой усмешкой заметил Разумов.

– Свои детективные романы я часто пишу ночами, – не отводя взгляда, ледяным тоном произнесла Эма Майн. – Не каждый может спать при включенном свете и звуках ударов по клавишам.

 Раздражение в голосе усилилось, и теперь она смотрела на Разумова уже не так равнодушно.

– Вообще, психологи советуют супругам спать отдельно друг от друга, – вступил Глеб Бабицкий. – Просто для большинства россиян это непозволительная роскошь.

– Это да, – согласился Иван, – не у каждого россиянина средневековые замки с двадцатью комнатами.

– Десятью, – поправила Эма Майн.

 Иван кивнул.

– Существенная разница.

– Вы что-то имеете против моих комнат, офицер? – спросила она, глядя на Разумова, как на муху, досаждающую жужжанием.

– Поверьте, мне безразлично, сколько у вас комнат, – ответил он.

 Эма Майн замолчала, но в глазах ее с каждой секундой все больше закипал гнев, который она давила усилием воли.

– Может быть, между вами все-таки произошел какой-то конфликт? – повторил Иван ранее заданный вопрос.

– Нет, – категорично произнесла Эма.

– Во что он был одет? – спросил Иван.

 Эма Майн вздохнула обреченно, давая понять, насколько утомил ее этот разговор.

– Точно не помню. Что-то спортивное.

– Я помню точно, – сказал Глеб. – На нем были черные спортивные шорты с боковыми карманами на желтых замках и майка. Алая, с логотипом Клуба. Большая латинская буква F справа в районе груди. Вот здесь.

 Он показал на себе.

– Эта одежда сейчас дома? – спросил Иван.

 Глеб вопросительно взглянул на Эму.

– Нет, – ответила она.

– Точно помните или «кажется»? – уточнил Разумов.

 Эма отвернулась, оставив вопрос без ответа. Глеб поглядывал то на нее, то на Разумова, изредка делая глотки воды.

– Так кто из вас видел Макеева последним? – задал Иван традиционный вопрос.

– Я уже подумала, что он не прозвучит, – усмехнулась Эма Майн, продолжая смотреть в сторону.

– Напрасно, – в тон ей произнес Разумов.

 Глеб подался вперед, чтобы взглянуть Эме в лицо.

– Получается, что я?

 Она пожала плечами.

– Да, наверное, я, – не дождавшись ответа, утвердительно сказал Глеб. – Я отводил его наверх, в спальню. Эма в это время уже ушла к себе.

 В этот момент она глубоко и прерывисто вздохнула. Блистер с капсулами в ее руке хрустнул.

– Дело в том, – негромко сказал Глеб, – что он не просто выпил лишнего, а…

 Он виновато взглянул на Эму и решительно продолжил:

– Ты меня прости, Эма, но я считаю это важным моментом. Мы должны сообщить.

 Бабицкий поставил бокал с водой на стол, пересел с подлокотника на диван и, скрестив на коленях руки, произнес:

– Понимаете, он напился.

– До какого состояния? – уточнил Иван.

– Я имел в виду, что он впервые напился.

 Эма, наконец, выдавила из блистера капсулу, положила в рот и не торопясь запила водой.

– Он раньше никогда не пил, – устало добавила она.

– Не пил совсем?

– Да, – ответила она. – Говорил, что у него сильная аллергическая реакция.

– Она последовала?

– Он сильно покраснел, но какой-то особой реакции я не заметила.

– Сколько он выпил?

 Эма Майн снова вздохнула. Было очевидно, что этот разговор доставляет ей не только головную, но и душевную боль.

– Несколько рюмок коньяка.

– Марка?

 Эма Майн взглянула с удивлением, словно пытаясь понять, чего от нее добиваются.

– Реми Мартин Аккорд Рояль, – с расстановкой произнесла она.

– Что пили вы? – невозмутимо продолжил Иван.

 Он сознавал, что близок к границе, после которой разговор либо зайдет в тупик, либо Эма Майн начнет выдавать более сильные эмоции. Но неожиданно она изменила тон, вступив в игру.

– Шато пятьдесят седьмого года. Подарочная туба из картона повышенной плотности, объем бутылки ноль семь, – произнесла она как сомелье во время презентации. – Назвала бы цену, но, вот беда, не знаю. Попробуйте загуглить.

 «Непростая звезда, – подумал Иван. – Умеет держать удар».

– Благодарю за исчерпывающий ответ, – усмехнулся он. – Хорошо, с напитками разобрались. Что было после коньяка и шато?

 Сейчас Эма смотрела на Разумова как на партнера по азартной игре, который вдруг начал нагло нарушать правила.

– Мы ужинали, – тем не менее, спокойно продолжила она. – Хотите, чтобы я перечислила состав блюд или достаточно огласить меню?

– Достаточно огласить, что ел ваш муж.

– Ничего, – ответила Эма и, протянув руку к бокалу, сделала несколько глотков воды.

– Вообще?

– Абсолютно.

 Эма села на диван глубже и, откинув голову, прижала ее к мягкой спинке.

– Послушайте, к чему все эти вопросы? – недовольно произнесла она, глядя на Разумова сквозь опущенные ресницы.

– Вы вроде должны знать процедуру опроса не хуже меня, – с очевидным сарказмом заметил Иван.

 Глеб Бабицкий в этот момент стал похож на рефери, готового разнять бойцов. Он напряг спину и поглядывая то на Эму, то на Разумова. В затянувшейся тишине раздалась знаменитая песня Глории Гейнор «Переживу».

 Пес, все это время лежавший у ног хозяйки, повернул голову на звук и требовательно взглянул на Глеба. Тот достал из кармана узких брюк телефон, взглянул на дисплей, извинился и вышел в гостиную, прикрыв за собой раздвижные двери.

 Эма Майн сидела в прежней позе, глядя прямо перед собой, словно не замечая присутствия явно неприятного ей гостя.

 «Скорее всего, повода заводить дело не будет, – мысленно отмел криминальные версии, Иван. – Если муж не сбежал, то в опьянении вполне мог утонуть. Если бы не статус хозяйки, никто бы и пальцем не пошевелил до завершения трех суток. Но она звезда, а их любят все, от простых читателей до генералов».

 Иван терпеть не мог привилегированности, искренне считая, что перед законом все равны. Идеалистом Разумов не был, но наблюдая, как статусные люди нагло пользуются своим положением, редко упускал возможность дать им понять, что не стоит сильно отрываться от грешной земли.

– Вы планируете что-то делать? – вдруг произнесла Эма Майн.

– Например? – улыбнулся он.

– Например, вызвать водолазов.

– Пока не вижу оснований, – ответил Иван, подумав о том, что пляж осмотреть надо обязательно.

– Будете тянуть до трех суток? – усмехнулась Эма.

– Если бы хотели тянуть, меня бы сейчас здесь не было. Это простые люди ждут, когда пройдет положенное время, но для вас писаны другие законы.

 На откровенный упрек Эма Майн ответила выразительным молчанием.

– Итак, Эмилия Леонидовна, – продолжил Иван, – вы утверждаете, что ссор между вами и вашим мужем не было?

– Даже если вы зададите этот вопрос в десятый раз, ответ останется прежним.

 Ее поза казалась расслабленной, но по взгляду было заметно, что она едва справляется с эмоциями. Самообладание медленно, но верно покидало Эму Майн. Было ясно, что она не привыкла терпеть досаждающее общение и живет так, как удобно ей, не позволяя нарушать личные границы. Эма Майн умела держать не только удар, но и дистанцию.

 Резко оттолкнувшись от спинки, она села прямо, упершись ладонями в основание дивана, словно готова была взлететь. Серые глаза смотрели откровенно враждебно.