Читать книгу: «Негаданно-нежданно, или Учебник для оперативника», страница 2
– Тьфу-тьфу, не каркай! Может, уехала бабка к родне. Еще нам убийства не хватало, – пробурчала я тихонько. Хотя если честно, конечно, не повезло бабуле в такую жару окочуриться. Серый! – уже вдогонку прокричала Апельсинову, – возьми маски с собой и перчаток побольше.
Добрались на удивление быстро. Насчет адреса Митька ошибся. Это был небольшой жактовский двор с домиками – курятниками, густо насиженными, буквально друг на друге. Но в одном прав, этот дворик стоял почти на железнодорожных рельсах, поэтому наша или не наша территория – вопрос спорный. Участковый, скорее всего, был на заявке неподалеку и поэтому был на месте раньше нас.
Высоченный, длинноногий, весь слегка нескладный из-за роста под два метра, он приседал по очереди с Серегой, пытаясь в крошечное окошко, почти у земли, разглядеть бабулю. Отколупнув застарелую краску на форточке, они старались осторожно, чтобы не повредить старенькое, треснувшее в двух местах стекло в форточке, приоткрыть ее.
Форточка в старом окне наконец поддалась напору участкового и, со стуком ударившись о внутреннюю стену, распахнулась. В нос даже на расстоянии ударил резкий неприятный запах.
– Ален, звони Митьке, пусть судмедэксперта вызывает. Судя по запаху, трупец.
Около бабулиных дверей отчаянно рвался с цепи лохматый барбос. Он не подпускал никого к дверям, грозя разорвать в клочья каждого, кто рискнет хоть на минуточку приблизиться.
– Собачка голодная, неделю, небось, не ела. Вот и злая! – соседки в цветастых косынках на круглых закрученных бигудях, сочувственно качала головой.
– Почему же вы не покормили? Воды хоть псине дайте, – Серега попытался было подойти к собаке, но, отвлекся на долю секунды и вмиг лишился куска ткани на форменных брюках. Хорошо, что Апельсинов тоже был недюжинного роста, поэтому дыромаха не грозила нам неприличным содержанием. При движении его мохнатая коленка изредка кокетливо выглядывала сквозь прореху, чем совершенно не к месту смешила меня до невозможности в такой серьезности момента.
– Ты смотри какой! Да перестань же! – он бросил ему кусок хлеба, лежащий на отливе окна, наверно, положенный хозяйственной бабулей подсушиться под палящим солнцем, и пока пес отвлекся, жадно вцепившись в кусок, Сергей быстро выхватил у собаки из-под носа консервную банку из-под селедки. Благо, что вода была здесь же, во дворе, откуда жильцы носили воду ведрами по комнатушкам. Центральный водопровод в этом дворике отсутствовал. Апельсинов открыл кран, спустил теплую, почти горячую воду, нагретую в трубах под палящим солнцем, ополоснул несколько раз припыленную банку и от души наполнил ее прохладной водой. Одна задача решена, теперь нужно было ее подсунуть озверевшему животному. Отыскав на другом окне, вероятно, соседки старушки еще кусочек чего-то съестного, бросил псине второй кусок и так же резко подвинул наполненную свежей водой емкость.
Через десять минут прибыл судмедэксперт Панов, Бюро СМЭ находилось неподалеку. Пора проводить осмотр, время шло, заявки копились, и Панов стал нервничать, что придется работать всю ночь, но что делать с собакой, никто не знал. Участковый предложил сразу Бобика пристрелить как угрожающего жизни, но мгновенно осекся и замолк на полуслове, увидев свирепый взгляд Апельсинова, самозабвенного собачника. Именно на почве любви к собакам водил крепкую дружбу с нашим кинологом Андрюхой Мочалкиным.
– Мочалкин! –и тут Серегу тоже осенило. Он набрал его номер и почти сразу заорал в трубку: – Андрюха, выручай, приехали на заявку, а тут пес голодный! Неделю не ел, не пил, бедный, злющий, сил нет! Нет, я ничего не могу с ним сделать.
Голос Мочалкина бурно забубнел в трубку:
– Не кормите больше, а то подохнет от заворота кишок. Я буду через пять минут, только снотворное в шприц наберу.
Через полчаса во двор влетел, подняв столбы пыли, словно чертик из табакерки, взъерошенный Мочалкин. Всегда спокойный и уравновешенный, разговаривающий медленно, с расстановкой, улыбкой и паузами между предложениями, в настоящий момент больше напоминал нашего Полкана, как мы прозвали промеж собой злющего пса: такой же злой и агрессивный.
– Андрюха всегда такой, когда дело касается его любимых собачек, рассмеялся Апельсинов. – Ничего, не волнуйтесь, как только псинка отойдет и Мочалкин убедится, что с ним все в порядке, он сможет с вами поговорить. Наше дело ждать.
Пока Серега шутил и по привычке балагурил, Мочалкин двумя точными движениями поставил мохнатому кобелю укол и через полчаса наш злой Полкан спал сном младенца на заднем сидении в машине кинолога, связанный особым способом, о котором знают только специалисты.
Участковый, здоровенный детина, поднапер массивным плечом и ему удалось с первого раза открыть хлипкую картонную дверь. Вместе с экспертами они неспеша вошли в начисто выбеленную комнатку с низким потолком, темными тенями насиженным мухами. Бабка лежала аккуратным солдатиком ровно посередине комнаты, закатив глаза и вытянув руки по швам.
Едва хлопнула от сквозняка входная дверь, как от ее выцветшего халатика с мерным тяжелым жужжанием врассыпную разлетелись мухи. Жирные, с зелеными брюшками, надсадно и муторно бесконечно гудели над головой, норовя снова присесть на жертву.
Апельсинов начал привычно неторопливо фотографировать несчастную, как положено, с разных ракурсов, пока я опрашивала, прикрыв нос влажной салфеткой из очень удачно оказавшейся у меня в рабочей сумке-планшете среди бланков объяснений и протоколов, подошедших в комнату к несчастной соседей. Они охали, вздыхали, качали головами, отнюдь не прячась от смердного запаха, который казалось, пропитал все помещение и теперь плавными волнами отходил при каждом движении от штор, бабулиного халатика. Даже испортившаяся на столе еда в подернутых плесенью и мошками кастрюльках не смогла перебить несносную вонь.
Постепенно выяснилось, что детей у бубули нет, внуков, соответственно, тоже.
– Ходил одно время непонятный хмырь, примерно с месяц, не дольше, потом пропал,– рассказывал сосед, слегка подвыпивший дед потрепанного жизненным опытом вида. – Вроде баба Серафима ему обещала квартиру отписать, да потом отчего-то неожиданно передумала.
– Да, наверное, испугалась, что притравит ради желанных метров, -влезла в разговор соседка с бигудями.
– Парнишка судимый, мы ей говорила, не связывайся, мало ли за что сидел. Вон наколок у него больше, чем одёжи. Но откуда и как зовут, не знаю, даже не пытайте, – дед махнул рукой неопределенно в сторону, перекрестился и вышел из комнаты.
–Что удивляться! Соседи видели, как собака страдала, выла неделю и даже водички в жару, не поставили, – Серега закончил свои мудреные пассы с фотоаппаратом и колбами, теперь под окном во дворе курил одну за другой сигареты, пытаясь перебить жуткий запах в носу, и отчаянно горячился.
– Брось, может, боялись ее. Видел же, псина непростая, – я потянула его за надорванный клок безвозвратно испорченных штанов (штопанные-то на работу не наденешь!)
– Не верю, что испорченная псина! Не верю! Просто страдала, видно, что умная! От такой жизни любой кидаться будет! Озвереешь невольно! Кстати, Андрюха пообещал, что заберет пока к себе в деревню, как только оклемается. Идем, наверно, Панов уже закончил, может следы насильственной смерти нашел, так нужно все зафиксировать.
– Тьфу на тебя, что вы все на криминальный труп намекаете! Бабульке уже под сто лет, сама померла, от возраста, такое бывает! – я снова замахала на него руками.
– Это вам, операм, лишь бы не раскрывать убийства! И, между прочим, если хочешь знать, так, ради твоего общего развития, открою тебе страшную медицинскую тайну – от старости не умирают, только от болезней, – Серега за руку потянул меня в комнатенку.
– Да, возраст мы не выяснили, – неожиданно вспомнила я.
– А какие проблемы! Пока Панов осматривает, посмотри в шкафах, наверняка, документы там лежат, а рядышком под простынками лежит нарядное платье и деньги «на смерть».
– Откуда ты знаешь?
– Да не первый раз на таких выездах, старики – народ предусмотрительный. Тем более, что бабуля одинокая, наверняка переживала, чтобы как помрет, быстро соседи нашли да как положено схоронили, не тратились.
Когда мы вошли, Панов уже заканчивал осмотр. Он неторопливо разложил свои жутковатые предметы, достал непривычного размера термометр, чтобы измерить температуру трупа и узнать примерное время смерти. Размеренными привычно отработанными движениями профессионала он потянулся к воротничку бабкиного халата. Начал неторопливо расстегивать слабо пришитые черными суровыми нитками разномастные пуговицы, которые запутавшись в необрезанных нитках, не желали расстегиваться. Наконец пуговицы в петлях поддались, как неожиданно для всех бабка шевельнулась, ее правая высохшая от возраста и покрытая ципками рука поднялась, резко схватила Панова за горло и бабка еле слышно прошипела сквозь зубы:
– Куда полез! Ишь, бесстыдник!
Панов как сидел на корточках, так и хлопнулся на пол рядом с бабкой, неуклюже завалившись на бок. Я пощупала у него пульс. Глубокий обморок. Мухи с громким жужжанием гулко разлетелись по сторонам.
***
В келье экспертов остро воняло спиртом. Нашатырный и этаноловый, словно соревнуясь, периодически наполняли парами воздух. Панов полулежал в кресле Апельсинова, время от времени вдыхая от нашатырной ватки, издали проводя ею мимо носа. Серега накапал какую-то пробирку чистого медицинского спирта и подал бледному до синевы Панову. Без слов было ясно, ему крайне было нехорошо.
– На, тяпни для кровообращения мозга, доктор, – Серега придержал пробирку в руке Панова, и как только он выпил, быстро всунул ему в рот кусок розовой вареной колбаски на тонкой пластинке сыра. Леша лениво зажевал, а я, быстренько работая складным ножичком из тревожного чемодана, собранного по приказу на неожиданный случай военных сборов, нарезала еще бутербродов.
– Серый, нужно тебе нож нормальный подарить. Что мучаемся каждый раз! – в который раз мученически пилила несчастную колбасу. – В походе с голодухи помрешь, пока запас еду на трое суток порежешь.
– Я буду пить воду. Ножи дарить нельзя, сколько тебе говорил. Ладно, не совести меня, куплю с зарплаты, обещаю.
После пару пробирок щеки Панова порозовели:
–Думал, каюк мне пришел! В миг вся жизнь пронеслась перед глазами! – Лешка тяжело завздыхал. – Надо же! Видел же жмуриков пачками, не меньше тысячи разных прошло через эти вот руки, разные и травмирование на железной дороге, а там знаешь, зрелище не для слабонервных, с километр его собираем. А тут. Как из фильма ужасов «Ожившие мертвецы»! Зловещая рука и цап – схватила за горло.
– Тоже мне экскулап! Пульс сначала нужно проверять! – Апельсинов отмерил очередную пробирку.
– Много ты понимаешь! Пульс! Вы же меня на труп вызвали! Чего ж сами не проверили!
– Так картину не хотели портить! Мухи зеленые же были! По ней гуляли, как по Бродвею.
– Бабулю инсульт шандарахнул, упала и лежала целую неделю, под себя ходила. Вот мухи и завелись от зловония. – Его передернуло от воспоминаний. – Ну и ничего, отправили с больничку, небось-то быстро очухается, раз тебя чуть не придушила! – Апельсинов, не стесняясь, хохотал в голос над судебным медиком.
– Да уж, рефлексы есть, без сомнений!
Где-то в одном из карманов зазвонил мобильник. Под рукой не было никакой салфетки, полезла в карманы жирными от колбасы и сыра руками.
– Аль, начальник тебя ищет. Где ты? – голос Лешки Звонарева, нашего опера по наркотикам почему-то звучал тревожно.
– Я сейчас к нему поднимусь. Я в подвале у экспертов.
– Давай, мы тебя ждем, – и отключился. Кто это мы?
На служебном лифте кто-то нагло катался. Он понимался вверх и камнем спускался вниз, не доходя до подвала. Наконец двери распахнулись, и я поехала к себе под крышу.
Наш отдел располагался на шестом этаже, под самой крышей. Раньше мы обитали в старом здании, ютились по восемь человек в кабинетах размерами с собачью будку. Столов на всех не хватало. Четыре стола и четыре стула. Сидели по очереди.
Заместитель начальника УР Слава Рулетов человек крайне неординарный. Его неординарность чаще всего заключалась в редком для такого возраста, а ему и сорока не исполнилось, самодурстве. Бывало, когда исполняет обязанности начальника Дымова Сергея Михайловича, между своими «Дыма», соберет оперативников часиков в восемь вечера, рассаживает их вроде на планерку и давай читать им должностные инструкции. Свои.
А народ-то после мероприятий, уставший донельзя! Им бы тарелку борща и носом в подушку. Но делать нечего, начальник есть начальник. Сидят, кряхтят, елозят на стульях, непривычные к долгому сидению на одном месте. Кто постарше – хитрят. Мол, ночные ОРМ у нас, нужно подготовиться и открыто убегают. И верно, отдыхать тоже иногда нужно.
Но Дым – опер от бога. Лет двадцать пробегал по притонам и подворотням. Ждали меня в кабинете оперов. К счастью, новое здание сдали в эксплуатацию и нам разрешили перевезти свои затейливые вещички: сейфы, дела, даже выдали несколько новых компьютеров. Теперь и квартируемся, по аналогии со знаменитым Карлсоном, под крышей.
Дым усадил меня за стол напротив себя, ребята рассеялись по кабинету. Кеша, наш уголовно – розыскной попугайчик уже знал, что в присутствии Дыма нужно сидеть и помалкивать, тихо почирикивал невнятное в предусмотрительно кем-то закрытой клетке.
– Сегодня нам нужна твоя помощь. Огурцов и Звонарев с Хрулевым едут на реализацию дела, Дым помолчал, как бы взвешивая, а стоит ли. – Значит так, некая группа товарищей торгует марихуаной. Сбыты налажены. Группа тоже обстоятельная. Есть сбытчики, разведчики, собственная безопасность. По нашим данным, товарищ из правоохранительных органов, может быть оружие. Пусть холодное, но тоже опасно. Поедешь с ребятами, будешь изображать со Звонаревым сладкую парочку. В группе есть девчонка. Так что можешь понадобиться, если нужно будет ее обыскать. Сбыт наметили на два часа дня, поэтому успеешь пообедать и переодеться.
– Я же на сутках, – тихо подала голос.
– Езжай, я договорился с дежуркой, Губецкой тебя заменит. Все, не мешкай, не успеешь поесть.
Первым делом позвонила домой. Дети, привычные к маминому вечному отсутствию, восприняли новость о возможной задержке с работы спокойно.
– С собаками погуляйте и покормите. Про воду не забудьте, – старалась не забыть все самые ценные указания. – А, еще уроки сделать!
– Мам, тоже знаешь, что в десятом классе главное, что нужно сделать – это прийти в школу, – сын не упустил случая поострить.
– Сынок, об этом ты будешь рассказывать своему сыну, когда он у тебя появится. А сейчас командую парадом я.
– Есть, командир, – отчеканил баском мой без малого двухметровый малыш и отключил телефон.
Закупка затянулась неожиданно долго. Сбытчики, молодые студенты, оказались товарищами опасливыми. Несколько раз перезванивали и снова переносили встречу. То место не то, то по времени не успевали. Мы с Лехой Звонаревым старательно светились на старенькой девятке перед сельским магазином в ожидании долгожданной встречи и условного сигнала, закрывая своими хлипкими телами два по сто кило омоновцев на заднем сидении. Солнце опускалось за горизонт, время стало тянуться невыносимо долго. Веселые Омоновцы Димка Ледаев и Костя Цветаев размерами два на два метра, основательно заскучав от долгого ожидания, решили развлечься. Они стали раскачивать машину из стороны в сторону на чувствительных рессорах:
– Пусть думают, что вы жаркая пара!
– Все, закупились, деньги у них, десантируйтесь на захват! – неожиданно вскрикнул Леша, увидев, как на стоящей в квартале от нас затрапезной девятке неопределяемого цвета пару раз вспыхнули стоп-сигналы. Трудно сказать, как омоновцам удалось стремительно покинуть салон нашей машины. По тридцать кило амуниции и внушительные габариты, но есть удаль! Вылетели, как черти из табакерки. Опыт не пропьешь!
Через пару минут, осознав, что передние сидения, на котором сидели мы со Звонаревым, можно отодвинуть назад на привычные места, я, в состоянии, близком к релаксации, радостно вздохнула. Вытянув ноги, готовы была петь. Нет, все-таки как мало надо в жизни человеку. Просто пять часов моя грудь лежала на переднем парпризе. Автомобилисты, вы меня поймете!
По громкой связи получили адрес, куда выехали следователи и Хрулев с ребятами на обыск. Сбытчик под напором фактов в отсутствие адвоката сообщил по секрету нашим, что марихуану купил у местного барыги-оптовика.
Барыгой оказался солидным предприниматель в своем колхозе. Двухэтажный кирпичный дом, кирпичная будка для собаки, навес с накрученными металлическими кружевами, добротный высокий забор.
Деревня, где мы отсвечивали полдня и полночи, небольшая, несмотря на то, что районный центр. Звонарь здесь не впервые, два поворота -и мы на месте. Как входил ОМОН в адрес, мы пропустили. Когда вошли в распахнутую настежь калитку, хозяин в тонкой рубашонке черного цвета лежал носом в аккуратно выложенную плитку двора, на спине имелся четкий отпечаток омоновского ботинка размера чуть меньше чемодана.
В доме царила паника. Успокоив женщин и отправив детей спать, Игорек Хрулев и следователь Сашка Жмурко начали обыск. Адвокат, неприятная особа с узкими, поджатыми «куриной попкой» губами, молча наблюдала за происходящим. Видимо, в голове у нее уже складывалась стройными строчками жалоба в прокуратуру на неправомерные действия сотрудников.
Игореха и Жмурко насмотрелись в своей практике таких «Куриных попок» от души и уже не вдохновлялись по поводу действии дамы. Все бывало и ранее.
Перерыв почти весь дом, Хрулев явно поник духом. Ничего. Барыга сидел во дворе рядом со своим товарищем, неудачно зашедшим на огонек. Рядом с ними, похожая на воробушка, такая же серенькая и взъерошенная, дымила вонючей папиросой девчушка лет восемнадцати.
Хрулев и Звонарь вышли за калитку. Курили молча.
– Ну что? – я старалась заглянуть в глаза.
– Да ничего хорошего. Вввалились в адрес без санкции суда, следователь и я под большим топором, прокуратура теперь точно башку снесет. Основания слишком хлипкие. Если бы деньги помеченнные отыскались, либо вагон анаши.– Хрулев махнул рукой.– А так, ни того, ни другого.
Я с сожалением смотрела на Игоря. Не хотелось верить, что и на старуху бывает проруха. Но факты есть факты.
Я решила пройтись по участку. Перепуганная собака жалась к холодным стенкам кирпичной кладки. Не могли утеплить песику квартирку. Участок внушительно распластался от забора до самой речки, тропинка змеилась куда-то далеко вниз. Стараясь не свалиться в темноте, придерживалась руками невысоких кустиков. Около самой речки, что было совсем непредусмотрительно, притаился небольшой деревянный сарайчик. Крыша уже покосилась, но стенки старались держать себя в руках. Около дверки сарая с трудом, но виделась просыпанная угольная пыль. Вначале я вполне разумно предположила, что уголек рачительные хозяева припасли для шашлычков на свежем воздухе. Речка, потрескивает и дымит костерок, запотевшая бутылка холодной водочки, шашлычок с пылу с жару. Красота!
Вдруг осенило. Я постаралась отворить двери и увидела, что куча угля была до самой двери. Что-то многовато для костров. Тем более, уголь от подземных вод был влажным на ощупь.
Так же хватаясь за колючие кусты, быстро взлетела наверх. Потянув за рукав Хрулева, я не стала ничего объяснять, только потянула вниз в речке.
– Да, уж, надо кинологов вызывать, – Игорь бросил обратно горсть угля.
– Я звоню? – и уже набирала номер Мочалкина, верного друга собак.
Андрей со своей ушастой командой прибыли быстро. Наверное, сказалось то, что теперь хвостатые специалисты имели собственную Газельку, да и пробок на выезде из города почти не было. Мочалкин командовал парадом. Поручив стажеру – кинологу проверять раскидистую территорию, почти усадьбу, шел следом, стараясь не вмешиваться.
– Андрей, ну что там? – Хрулев спрашивал каждую минуту, идя за ними почти по след в след.
– Дайте работать,– Мочалкин начал злиться. – Сработает собака, значит, сработает, не мешайте. И курить, когда собака работает, тоже нельзя. Так что иди дымить за калитку.
Игорь и впрямь затягивался одну затяжку за другой. Мне стало его жалко. Столько усилий: выслеживали, в засадах сидели и неужели все зря? Я взяла его за рукав.
– Пойдем, у Звонаря в машине полтишок коньяка, накапаю тебе на сахар, – я настойчиво тянула к машине.
– Будянская, нельзя сейчас уходить, – Игорек неохотно отмахивался.
– Перестань, пять минут делов, они еще по садовому участку не ходили, пока до нашего сарайчика доберутся, мы уже вернемся.
Хрулев вообще-то непьющий. Поэтому предлагая пять капель спиртного, я ничем не рисковала. Напряжение росло с каждой минутой, а он- старший спецоперации.
Мы еле успели вернуться, как молоденькая девушка – кинолог громко сказала:
–Сработала!
Ломая ноги, мы рванули во двор. Служебный пес, маленький беленький цвергшнауцер смирно сидел около кучи с углем.
– Я не думаю,что наркота здесь, -Звонарь покачал головой.
– Что думать, давай лопаты и перегружай уголь, – Хрулев схватил рядом, стоящий совочек для угля и стал понемногу перекидывать в сторонку за сараем. – Зови ОМОН, пусть тоже потрудятся.
– Ну, смотри, дружок, если анаша здесь не найдется, будешь работать служебным котом, – Лешка шипел на так и сидевшего, как вкопанного, цверга.
ОМОН пыхтел, активно работая арендованными у соседей лопатами. Набирали по чуть-чуть, чтобы не пропустить ничего интересного. Кому лопат не хватало, разгребали ладонями, откидывая пригоршни в сторону. Куча была уже высокой, но ничего интересного не обнаруживалось.
Ледаев стал недовольно бурчать, все громче и раздраженнее:
–Только попробуйте мне сказать, что собака ошиблась! Еще пара тонн угля и я за себя не ручаюсь!
Повезло Хрулеву. Видно, что чуйка у него на такие вещи. Он закричал, напугав и собаку, и тружеников угля:
– Ура! Ура!! – он поднял над головой упакованные в целлофан мешочки. – Надо же, есть! Твой Пузик не ошибся!
– Не Пузик, а Шерман! – насупилась по-детски кинолог-стажер.
–Какая разница! Главное, не зря без санкции суда в адрес вошли и обыск проводили! Теперь нам ничего нет предъявят!
– Будем надеяться, что это не ромашка, которую хозяева решили посушить и хранили для чая, – я тихо вздохнула.
– Да и ромашка сейчас такая, что опылят наркотической хренью, а народ помирает от нее в корчах. А мы что! У нас в списке запрещенных препаратов ни ромашки, ни этой хрени нет! – горячился Апельсинов, перчатками осторожно переворачивая зеленые мешочки.
– Что это, по запаху вроде она? – Хрулев не давал прохода Сергею.
– Ты же знаешь, пока не сделаю экспертизу, ничего не скажу. Все, не мешай, давай изымать в машине сбытчиков остатки, а то потом не докажешь, что сбыт именно в этой колымаге был.
Представители общественности, приглашенные из соседнего двора старушки, а вернее, дамы слегка в возрасте, побыть немного понятыми, изредка охали, вытирая углом передника вспотевшие лоб и щеки. У мадам с «куриной попкой» на лице при виде внушительной кучи глазки жадно заблестели – всем стало понятно, что размер крупный, а дело грозит быть арестанским, товарища, владеющего этим добром, наверняка закроют в СИЗО, чтобы не скрылся от следствия. Для адвоката это означает существенное повышение гонорара. Что ж, радость не скрыть.
Мочалкин отбивал маленького цверга от пытавшихся его ласково потискать и накормить бутербродом омоновцев:
–Не трогайте, это служебная собака!
– Хороший маленький! Мы не надеялись, что там что-то будет, -Шерман стал серым от обнимавших его бойцов.
–Ну вот, опять сегодня его купать, – слегка расстроилась девочка-кинолог.
–Гав-гав, – разрешил себе высказаться пушистый герой и лизнул нос Ледаеву.
Если честно, к утру я валилась с ног от усталости. Противно порвались мои новые колготки, палец неудобно вылез в прореху и теперь края дырки пребольно сжимали его. Вытащить ногу из туфли и поправить колготки в присутствии джентльменов было все-таки выше моего достоинства. Я время от времени елозила ногой, пытаясь вытащить из засады ноющий палец, и считала километры.
Хотелось кушать, спать и еще много чего, но я даже бы не сказала, чего больше. Оставшиеся полночи до восьми утра мы описывали имущество неудачливого владельца усадьбы, следователь допрашивал всех на протокол. Утрамбовав всю группу в автобус с омоновцами, со Звонарем и Хрулевым выехали в отдел.
В служебной машине, пропахшей бензином, с хрипотцой запел неожиданно комфортно Шуфутинский о своей любви к неизвестной нам Натали, я тупо таращилась в окно.
– Нет, все-таки я считаю, что повезло, – Звонарь, несмотря на бессонную ночь и не менее беспокойный день, бодро рулил по трассе. – Всю группу прихватили, никто не сбежал.
– Главное для меня, что товар нашли, а то бы сейчас бледнел у прокурора.
– Слушайте, а меня-то вы зачем брали? – от этой мысли я даже проснулась.
– Девчушка та тоже в разработке была. Она как разведчик, когда сбытчики уезжали на машине, она следила на заднем сидении, нет ли хвоста. Ее, кстати, на велосипеде подсылали проверить место предстоящего сбыта.
– Да, я помню, мы ее несколько раз срисовывали около магазина. То с хлебом, то с молоком. И что, почему ее не задержали?
–Знаешь, Алька, лучше хороший свидетель, чем плохой подозреваемый. Барышня, оценив все за и против, опять же мы пригрозили, что мама узнает о том, что она курит, решила сотрудничать со следствием. Следователь успел допросить на протокол.
– А с кем он поехал? С ОМОН? Я его не видела.
– Нет, он на машине закупщика рванул в суд за санкцией, он должен получить ее в течение двадцати четырех часов, в адрес-то ввалились по его указанию. Если не получит, то будет ему голову оторвут точно.
–Блин, я вспомнила, что вчера я не выключила компьютер на работе.
–Не переживай, сейчас выключишь! – Хрулев довольно захохотал.
Дым проводил планерку в кабинете оперативников. Тихий голос, тяжелый взгляд – шеф был явно не в духе.
Сергей Михайлович на самом деле приятнейший человек. Невысокий, черноволосый, с мягким прищуром карих глаз. Каждый в отделе мог на сто процентов сказать – мой учитель, гуру и сэнсэй оперативной работы.
Часто вспоминаю тот день, когда я пришла в отдел уголовного розыска желторотым птенцом со своим высшим педагогическим, и Михалыч терпеливо учил премудростям и азам бумажной работы.
Меня первое время матерые оперативники – Хрулев, Губецкой, Григорич так и звали: «девочка на бумажках». И именно с его подачи (нет-нет, он ничего не говорил, ни слова!), но я сразу поняла, что мне край как нужно высшее юридическое. Схватив под мышки диплом об окончании академии физкультуры и спорта, я кинулась на юрфак одного московского вуза за вторым высшим. Михалыч всегда шел навстречу, когда начиналась сессия, но было одно маленькое, но очень существенное «Но!», о котором мало кто догадывался. Оказалось, что второе высшее – только за свой счет. Мол, ты, конечно, учись, сколько влезет, хоть месяц, а хоть и полгода, но без зарплаты.
Я схватилась за голову: двое маленьких детей, а алиментов я не получала, – для меня это была просто непозволительная роскошь!
Дым, опять же, не говоря мне ни слова, договорился с кадровиками, чтобы мне разбивали отпуск на две части, такое дозволялось только министру и не ниже полковника.
Три с лишним года я металась в отпуске в университет, разрываясь между детьми и заскакивая помочь ребятам справиться с текучими бумагами. За годы своей службы ни разу не встречала оперативника, любившего бумаги. Чаще всего Дым загонял пинками ребят в субботу писать и шить дела, щедро раздав нагоняи после очередной проверки.
Не стоит и говорить, что мои посещения проходили с аншлагом, аплодисментами, переходящим в сдержанные овации. Наш кабинет в мгновение ока превращался в кружок «Умелые руки» во Дворцах пионеров советских времен: я, закатав рукава, хваталась за текучку, а ребята, вооружившись длинными, прозванными в народе «цыганскими», иголками, шили материалы, сверлили дрелью дырки в делах, окутывая небольшое пространство облаками мелкой бумажной пыли.
Межсессионные задания выполняла в обеденный перерыв, материал читала, лежа в ванной, глотая юридические знания большими непрожеванными кусками, диплом писала наскоками. Правильно говорят мудрецы, что силы даются не просто так, а на дело. Университет я закончила успешно, две десятые балла не хватило до красного диплома, лишняя четверка, но это для меня и неважно. Не обошлось без казусов. Когда весь дипломный проект был почти готов, оставалось внести итоговые правки и отдавать в печать, мою скромную флешку атаковал неизвестный вирус и беззастенчиво слопал все мои кропотливые труды.
Самое обидное, что у научного руководителя тоже не сохранился проект. Это был двойной удар. Нет, у нас есть умельцы, гиганты компьютерной мысли, за глаза их так и называли Вирус и Мегабайт, колдовали и мучили несчастную жертву вируса, но восстановлению подлежало, как назло, только то, что необходимо было уничтожить из памяти в первую очередь.
Дым только гладил меня по голове, приговаривая: «Ничего, сделай еще раз, тебе это будет нетрудно. Лучше запомнишь!»
Так я за месяц сделала две дипломные работы. Стоит ли рассказывать, что защитила его с блеском, несказанно удивив маститых профессоров из самой Москвы нестандартными и неординарными ответами. Когда вручали заветный диплом об окончании, один из них долго и продолжительно пожимал мою руку: «Надо же, первый раз вижу такое сочетание красоты и интеллекта!»
Правда, отметить, как полагается в таких случаях, с размахом окончание вуза мне с ребятами так и не получились. В обеденный перерыв я закрыла дверь на замок, Серега Губецкой аккуратно разложил веером нарезанные колбаску и апельсинки на чистый бланк опознавательной карты неизвестного трупа. Чмокнули в щечку (мол, поздравляем), дернули по паре рюмашек и вперед, на мероприятия.
Отмахнувшись от воспоминаний, мы устало вползли в кабинет. Михалыч сидел за столом своего зама Рулетова, пока тот был в отпуске, и молчал. Хуже нет, когда молчит. Значит, над чьей-то бестолковой головой сгустились серьезные тучи. Лысый, как коленка кокетки, Семка Кудря, стоял перед Дымом, опустив голову. Молодой оперативник, только перевелся к нам откуда-то с севера, серьезно занимался спортом. «Бодибилдинг – это жизнь, сотрудник уголовного розыска должен наводить ужас на жуликов»– всегда говорил, подкидывая шестнадцатикилограммовую гирьку в углу. И прическа в таком случае как нельзя, кстати соответствовала этому творческому призванию лейтенанта.
И сейчас этот крепкий «ужас», аккуратно подвязанный галстуком, заслуженно получал очередную выволочку от шефа. Цвет его ушей разительно отличался от безволосой головы на крепкой накачанной шее пурпурный цветом. Семик всегда так краснел, злился или просто от жары – ярко-червонными ушами.
