Бронепароходы

Непримиримый к большевикам, сейчас он понял, что не важно, за кого ты – за белых или за красных. Чья власть – дело десятое, когда человек выбирает себе облик: людской, когда за други своя, или звериный, когда за свою шкуру

Меня уже ангелы во сны влекут!..

Каждый человек в душе немного белый, немного красный, и гражданская война безжалостно рвёт душу пополам. А если ты не позволяешь войне разорвать себя и уничтожить, то ты – против всего мира. Значит, нужно сражаться в одиночку.

отступала перед отцом. Он всегда словно был больше её и свободнее. Дядя Ваня, капитан Нерехтин, спустился на палубу из рубки. – Дмитрий Платоныч… – Иван Диодорыч!.. Нерехтин и Якутов дружески обнялись. – Вот – доставил в сохранности, – улыбаясь, дядя Ваня кивнул на Катю. Дмитрий Платонович глянул Кате в глаза. – Боюсь, тебе придётся задержаться в Перми, – сказал он. – Вокруг – смута, и отсюда не вырваться. Когда ещё наладят пристойное сообщение?

такую удачу. На галерее стоял господин Поляк – один из пяти директоров общества «Мазут» и член правления общества «По Волге». Савелий Григорьевичдинамо-машиной, и в салоне горели электрические лампы. Ночной осенний дождик мягко стучал в стёкла, тьма за окнами плыла и шевелилась. Мичман Владимир Варваци, начальник штаба флотилии, сидя на оттоманке, читал старую газету, а капитан Николай Струйский, помощник командира по оперативной

Утёмин поднял брошенную книгу, вырвал страницу и начал скручивать «козью ножку»

чиновники с семействами на моционе и провинциальные щёголи – будто не было никакой революции и большевистского простонародья.

«праздность есть хлеб смущенья». Хлеб вины и тоски.

никакая цель не достигается усилиями, достаточными для её достижения. Плодотворны только

Мамедов всем телом прижимал Лялю к будке и стискивал её руку с оружием – будто придавил кошку и схватил за лапы, чтобы не царапа