Читать книгу: «Рассказы со смыслом и настроением», страница 4
На память… Он никогда ни за что не забудет ее, даже если придется еще помучаться.
– Ты не боишься, что кто-нибудь заметит всё это?
– Государство считает, что система уже устоялась, проверена. Руководство жирует, радуется жизни и давно уже ничего не опасается. Настолько, что даже перестало столь пристально следить за каждым…
Элис встала, поцеловала его в лоб, она выглядела немного испуганной и молча вышла. Спустя еще пару минут погасили свет. Он вдохнул аромат духов, уткнувшись в шарф Элис, и спрятал его под подушкой на случай, если кто-нибудь зайдет, вроде уборщицы.
Ночь пролетела намного быстрее. От строительства королевства и подготовки войска к очередному набегу на соседнюю деревню его отвлек утренний гудок. Свет лампы в ванной его почти ослепил. То ли от того, что он провел всю ночь в темноте перед слабо освещенным экраном планшета, то ли от того, что он не спал уже вторую ночь, он с трудом мог сконцентрировать свой взгляд на каком-либо одном предмете.
В полузабытье, раздраженный он вышел в столовую, взял завтрак, пробрался к столам. Напротив подсела рыжая.
– Привет, Мэри, – на автомате поздоровался он. Она несколько удивленно посмотрела на него, но тут же заулыбалась и поздоровалась в ответ. «Эй, не забывай, что ты не должен ничего не помнить, – про себя подумал он и в оправдание самому себе добавил, – ну, ты мог прочитать ее имя на бэйджике». Повисла неловкая пауза. Рыжая познакомилась с женщиной, сидящей рядом с ней. Они начали делиться утренними впечатлениями: «А я думала, что у меня будет ванна, а здесь только скромная душевая кабинка, и вода еле течет». Теперь, когда он помнил предыдущие дни, эти рассуждения казались ему странными. Рыжая предалась воспоминаниям из детства. Начала рассказывать смешные истории. Кажется, он их уже слышал вчера.
До рабочего стола он шел минут десять. Ноги заплетались, работать не хотелось, и с каждым шагом он всё острее ощущал отвращение к этому месту. Его подташнивало от этой работы, или это вестибулярный аппарат шалил… Вот бы сейчас на свежий воздух, в парк, нежится в теплых лучах солнца, чувствовать запах земли, травы, листьев и вдыхать сладковатые ноты цветов.
До обеда он почти ничего не сделал из списка. Глаза болели от монитора, мысли разбегались в разные стороны, прячась от него в закоулках сознания. Он то и дело пересчитывал одни и те же формулы по несколько раз, потому что постоянно сбивался.
Наконец загорелась спасительная лампочка с надписью «ОБЕД». В столовой всё те же лица, которые уже успели надоесть ему. В этот раз он подсел к рыжей сам. Ему было плохо и захотелось, чтобы кто-нибудь разделил его несчастье, чтобы кому-нибудь тоже было плохо. Он как большинство людей был склонен получать удовольствие, уничтожая прекрасное. Пусть и всего лишь настроение. Завтра она все равно не вспомнит так же, как не вспомнила, как они прекрасно провели вечер вчера.
– Ты такая веселая, – обратился он к ней. – Неужели тебе всё нравится?
– Мне просто нравится жить одним днем. Ни о чем не жалеть и просто радоваться жизни. Тому факту, что ты жив, понимаешь?
– Похоже, не очень…
Она снисходительно улыбнулась, но объяснять дальше не стала. Ему стало страшно от осознания того, что она и вправду живет одним лишь днем. А точнее тысячи раз проживает один и тот же день лишь с небольшими поправками в нем. Рассказывает одни и те же истории и шутки и не устает смеяться над ними.
После обеда белая линия проводила его в спальню и погасла. Значит, Элис все-таки смогла организовать ему выходной. Он с нетерпением, хотя уже и с меньшим удовольствием вернулся к развитию собственной цивилизации на планшете, лишь иногда прерываясь для того, чтобы на том же планшете пострелять по зомби.
Каждый день одно и то же. Встаешь, завтракаешь, на рутинную работу, вечером «развлекаешься», спишь. И всё по новому кругу. Он старался не думать о всем этом, потому что чувствовал, как его начинает засасывать в пучину депрессии. Хорошо всё-таки, когда не знаешь, как всё плохо.
Вечером Элис принесла новую заряженную батарейку для планшета, еще таблеток и бутылку воды. Кажется, она пообещала, что еще неделю ему не придется работать.
К утру третьего дня батарейка планшета разрядилась. Он попытался почитать. Все книги были очень потрепаны и местами даже порваны. Они явно были редкостью и тайно передавались из рук в руки. Можно было бы и поаккуратнее обращаться с такими ценностями. И хотя книга, которую он выбрал, оказалась безумно интересной, но буквы расплывались, глаза болели, и он постоянно терял нить повествования, перечитывая одни и те же строчки по несколько раз. Тогда он решил, что свежий воздух и прогулка помогут ему прийти в себя. Когда он только вышел из комнаты, он сразу же чуть не упал в обморок. Пришлось опереться о стену, чтобы прошло головокружение и отступили черные мелькающие мушки в глазах. Он просто шел, не знаю, куда идет, смотря только себе под ноги, стараясь поглубже вдыхать свежий воздух. Все жизненные силы и остатки сознания он концентрировал лишь на одной мысли: «только бы не уснуть!». В какой-то момент он решил, что заблудился и теперь уже точно не знает, где находится. Он побоялся признаться в этом надсмотрщикам. Мало ли к какому врачу его отправят, или усыпят за неработоспособность, или как-то узнают, что он не спит и все помнит. Раньше он никогда так не боялся и не опасался надсмотрщиков. Тогда он просто развернулся на 180 градусов и пошел опять наугад назад. Лучше заблудиться и потеряться навсегда, чем обратиться к ним, выдать Элис и разоблачить себя. Впрочем, в его состоянии он плохо осознавал, что его героизм свелся к тому, чтобы просто идти прямо.
К утру четвертого дня он уже потерял счет дней и ночей, проведенных без сна. От одного вида планшета его начинало подташнивать. Завтрак, обед и ужин ему приносили в комнату. Регулярно приходил врач.
Вскоре Адам и вовсе перестал осознавать, день сейчас или ночь.
Ты уже прошел больше половины пути, тебе нельзя сейчас сдаваться. А может, ничего не было. Ни Элис, ни леса, ни цветов. Может, я сейчас сплю, и мне снится кошмар. Блуждающий взгляд упал на кусочек красной ткани, торчащей из-под подушки. Нет, Элис была… и кошмар этот реален. Адам спустился на колени, начал раскачиваться вперед-назад, рыдая, давясь слезами, шептал «зачем?». Иногда ему казалось, что в комнату кто-то заглядывает, он резко поворачивал голову к двери, но там никого не было. Потом он решил, что под кроватью что-то или кто-то шевелится. Он определенно точно был уверен в том, что это нечто собирается убить его, и пару часов он сидел неподвижно в углу, притворяясь неживым и несъедобным объектом.
Кто-то хлопнул дверью, ведущей из столовой в ванную. Наверное, это надсмотрщики. Из-за отсутствия сна у него развилась паранойя. Они все поняли и пришли за мной. Он схватил стул и подставил его под ручку. Что делать? Бежать? Но в этом мире ему негде укрыться. Нужно уничтожить улики. Он начал рвать книги, как будто это могло помочь избавиться от них. Но его сил даже на это не хватало, он лишь с трудом вырвал несколько листов. Дверь достаточно быстро поддалась, под сильными толчками людей с другой стороны стул опрокинулся и больше не являлся помехой. Адам понял, что у него нет сил ни бежать, ни сопротивляться, и готов был даже принять смерть, так как она означала бы вечный сон, которого ему сейчас так не доставало. Но в комнату вошел уже знакомый ему врач и Элис. Их силуэты расплывались у него перед глазами, голова кружилась.
– Все хорошо, Адам, это мы, – постаралась его успокоить Элис.
Адам смотрел на них, приоткрыв рот, будто не узнавал. Он сел на кровать. Элис не обращала на это внимание.
– Как ты исхудал! Доктор, его ведь хорошо кормили? – врач молчаливо кивнул. – Милый, осталась последняя процедура. Еще чуть-чуть и ты будешь свободен.
Врач открыл свой чемодан, сделал Адаму укол с обезболивающим (на который он никак не отреагировал) и прикрепил к его голове электроды строго в определенных местах, которые врач отмерил с помощью сантиметровой ленты.
Врач ждал, пока подействует анальгетик. Адам внимательно смотрел на Элис, и в то же время казалось, что он смотрит сквозь нее. В его глазах застыл безмолвный крик о помощи, или скорее даже, о спасении. В его взгляде не было упрека, только безмерная усталость, грусть и страдание. Она ответила ему взглядом, полным любви в надежде, что это хоть как-то облегчит его муки. Она поднесла к его губам небольшую деревянную палочку.
– Прикуси, милый, будет немного больно, – он послушно последовал ее указанию.
Моментально врач повернул ручку на аппарате, лежащем в чемодане, ток побежал по тоненьким проводкам, цифры быстро росли на небольшом мониторчике и тут же врач вернул ручку на значение ноль. Две-три секунды. Голову пронзила острейшая боль. Адаму показалось, что некий невидимый спортсмен с разбегу метнул ему в голову гарпун и потянул обратно к себе. Он чувствовал, как шевелятся мозги в его черепушке. Всё его сознание будто бы консолидировалось в одной точке. Ощущение было такое, что череп вот-вот взорвется и его серое вещество украсит убогое убранство этой комнаты. Но самое страшное, что этот кошмар, это уродство увидит Элис.
Адам продолжал сжимать зубами палочку, и, только когда боль окончательно утихла, он ее отпустил и потерял сознание.
Он спал двое суток, периодически просыпаясь, чтобы попить воды или что-нибудь пожевать (еду ему оставляли на стуле рядом с кроватью), или чтобы посетить туалет.
Адам почувствовал легкое и нежное прикосновение на щеке. Он нахмурился, но собрался силами и приоткрыл глаза. Это была Элис…милая Элис. Его губы сразу же растянулись в улыбке. Она еще раз поцеловала его в щеку и коварно улыбнулась в ответ.
– Как себя чувствуешь, сладкий?
– Как будто заново родился, – он привстал на кровати, чтобы обнять и поцеловать ее в губы. Потом лег обратно и потянул Элис за собой. Она легла рядом с ним. Несколько минут они безмолвно и многозначительно смотрели друг другу в глаза, признаваясь в любви без слов. Он провел рукой по ее щеке. Так ему захотелось прикоснуться к ее нежной, гладкой коже…к ее губам. Он поцеловал ее, потом еще раз. Ее волосы. Ее шея. Это самое чудесное создание на свете! А потом они уже не могли остановиться…и не хотели. Это было его самое прекрасное пробуждение, самое нежное, чувственное и бодрящее.
– Мне же не надо сегодня на работу?
– Нет… Но тебе придется пойти со мной. Я тебе раскрою еще пару секретов.
Элис дотянулась с кровати до своей одежды и выудила из кучи тряпок некий гаджет, очень похожий на карманный компьютер. Адам краем глаза подсматривал, что она делает. Она выбрала на экранчике его имя и номер и оставила заявку на прием врача.
– Так, у нас есть 30 минут на сборы.
Адам устало откинулся на подушку, наблюдая как Элис, подобно греческой богине, обернулась в покрывало и пошла в душ.
Когда пришел врач, он первым делом достал свой карманный компьютер и тоже что-то отметил. Вероятно, ведет отчетность.
– Пойдемте, у нас не так много времени, – впервые за всё время Адам услышал голос врача, бархатный, мягкий, не очень низкий. Твердый и уверенный тон. Такой всегда легко убеждает. «Александр» – гласил его бейдж.
Они вышли на улицу, сели в автомобиль скорой помощи. Их отвезли к больнице. Пока они ехали, никто не проронил ни слова. К счастью для Адама, эта давящая тишина продлилась недолго, до больницы добрались быстро.
Здание больницы снаружи ничем не отличалось от других серых параллелепипедов. Но внутри вместо большого зала с рабочими местами были бесконечные коридоры, двери, лабиринты. Они зашли явно не через главный вход и быстро прошли в ближайший угловой кабинет. Александр закрыл дверь изнутри на ключ и нажал выключатель – снаружи загорелась табличка «Прием пациента». У себя в карманном компьютере он опять сделал какие-то пометки.
В кабинете стоял стол врача, два стула с двух сторон от стола, кушетка, шкаф и большое кресло пыток. Оно, конечно, не предназначалось для пыток, но выглядело именно так. К нему было подведено множество проводов, и оно чем-то было похоже на кресло у стоматолога.
Элис подошла сразу к шкафу. Верхние дверцы шкафа стеклянные и за ними стояли вперемешку книги, склянки, коробки (на одной было, например, написано «При анафилактическом шоке», но Адам понятия не имел, что это такое). Тем не менее, Элис открыла нижние тяжелые непрозрачные дверцы из дерева. Там не было ни полок, ни нижней части шкафа, которая должна была быть его основанием. Элис взяла с верхних полок узкую плоскую рейку с заостренным концом, подцепила ею половую доску под шкафом, которая оказалась соединена с двумя другими и подняла их словно дверь в погреб.
– Здесь придется немного поприседать, – сказала Элис, первая пролазя в шкаф.
Они спустились по лестнице вниз, врач закрыл за ними дверцы шкафа и пол.
– Добро пожаловать в наше тайное убежище! – объявил доктор.
Это было достаточно большое, слабо освещенное подвальное помещение, все пространство которого было разделено занавесками. В одной части стояли кровати, кто-то спал, кто-то сидел рядом и что-то увлеченно обсуждал. Была также кухня-столовая, тазики с водой вместо душа и даже туалет.
С Элис все здоровались и мило улыбались, некоторые обнимали и приветственно целовали в щечку. Адам отчетливо почувствовал уколы ревности в области груди. Но он постарался сосредоточиться на рассказе доктора.
– Мы спасаем людей, возвращаем им память, объединяем мечтателей, бунтарей, свободных людей. Тех, кто спасет этот мир от забытья. Тех, кто хочет жить, хочет сбросить оковы этой власти. Мы готовим восстание. Среди нас еще пара врачей, несколько надсмотрщиков, но в основном это, конечно, простые рабочие вроде тебя, чья жизнь при наличии памяти особенно тяжела. Всем этим людям мы уже вернули память, как и вам.
«Как и вам…»– эхом пронеслось в голове у Адама.
– Как вам это удается? Я имею в виду возвращать людям память…
– Я сам врач-меморолог, специализирующийся на процессах управления памятью. Видишь ли, именно во сне мозг обрабатывает информацию, которая получена человеком за день, и распределяет ее по ячейкам памяти. Чтобы что-нибудь узнать и запомнить, нужно получить информацию, обработать ее и применить. За обработку информации во сне отвечает такая часть мозга как гиппокамп, он участвует в механизме перехода информации из кратковременной памяти в долговременную. И при определенном воздействии электрическими разрядами на гиппокамп можно ограничить именно эту функцию.
Каждые 10 лет после операции по блокировке долговременной памяти проводятся «Обновления». С помощью воздействия электрических разрядов человеку внедряют в долговременную память краткую информацию о его возрасте, то есть на краткий миг восстанавливают нарушенные связи – информационные каналы – с гиппокампом. Это недлительная и немного болезненная операция, менее болезненная, чем твоя. Во время операции человеку дают посмотреть на себя в зеркало. Это необходимо для того, чтобы у людей при пробуждении не было каждый день паники и стресса, оттого что они стали стариками «за один день». Но я отвлекся.
Когда вы перестали спать, вся информация, полученная вами, Адам, оставалась в кратковременной памяти, а объемы этой памяти, увы, не столь уж велики. Когда она оказалась перегружена (этот критический момент наступает примерно на 7-8 сутки), мы провели операцию обновления, но с увеличенным разрядом тока и более обширным местным воздействием, чтобы под напором всей этой информации восстановить все функции гиппокампа и «информационные связи» с долговременной памятью.
Вероятнее всего, в ближайшие дни у вас будет частенько болеть голова, потому что часть вашего мозга, уже отвыкшая работать, вновь будет полноценно функционировать. Надеюсь, я ответил на ваш вопрос, Адам…
– Вполне. Но почему так? Ведь пока мы учились, нас вкусно кормили, мы часто отдыхали, нас всячески развлекали. И с нами были строги, только когда мы нарушали порядок. Почему нельзя было и дальше оставить нам прекрасную жизнь?
– Государство не интересует твоя жизнь. Твое жизнерадостное настроение стоит ему денег. А зачем оно государству? Пока тебя обучали слушаться государство, на тебя тратили деньги, чтобы ты не взбунтовался, чтобы ты думал, что так будет всегда. Но зачем государству тратить деньги теперь, когда ты и с меньшими затратами будешь пахать на его благо и на благо его руководителей?
Сыро. Серо. Голые бетонные стены. Люди достаточно бодрые и веселые, но в грязной поношенной одежде, отчего выглядят крайне уныло. Часть помещения отделена самодельными деревянными стенами и плотными занавесками. Там был «штаб», где обсуждались стратегические вопросы. В тот момент все это напомнило Адаму детские игры, когда они строили укрытия из одеял и подушек.
– Ну вот теперь чувствуйте себя как дома. Могу предложить вам два варианта: остаться здесь или вернуться в рабочий корпус и притвориться, что вы как и раньше не помните предыдущих дней. С точки зрения стратегии нам было бы выгоднее, если бы вы вернулись на работу. Сами понимаете, сложно содержать всех мятежников. Но если станет совсем невмоготу, мы всегда будем рады вам здесь.
– Хорошо, – кивал на все предложения Адам, стараясь уже отвязаться побыстрее от доктора, а сам искал глазами Элис. «Где же ты, любовь моя?» Слишком много страхов и сомнений. Я должен поговорить с Элис.
– Доктор…ммм…как бы так спросить…Элис говорила, что для того, чтобы вернуть память первый этап – это яркое потрясение…– доктор, молча, продолжал слушать, явно не понимая, к чему клонит Адам. – Для меня этим потрясением стала в большей степени Элис, но… но как же остальные…они…они тоже…
– Я понимаю, о чем вы. Конечно, Элис яркая личность. Своей заботой и любовью она многим помогла. Но она, естественно, не одна такая. Есть среди вербовщиков и мужчины, но, разумеется, все из надсмотрщиков.
Страсть – это, пожалуй, самое верное и единственно достаточно сильное средство, чтобы заставить человека найти в себе силы не спать несколько суток.
Он вдруг почувствовал себя обманутым, преданным, игрушкой в чьих-то руках.
Он, наконец, заметил Элис. Она улыбалась какому-то мужчине и весело болтала о чем-то, но, видимо, почувствовала на себе тяжелый взгляд Адама и подошла к нему.
– Ну как вы тут?
Адам молчал, сжимая от злости губы.
– Завтра, Элис, займетесь вот этим пациентом, если вы ничего не имеете против, – доктор протянул ей папку с анкетой и фотографией.
– Без проблем, – безразлично и по-деловому ответила Элис, лишь мельком заглянув в папку и тут же смущенно спрятав ее за спину. Доктор повернулся к Адаму.
– Я, к сожалению, уже вынужден вас покинуть, – «ну наконец-то!». – Если что, обращайтесь. Элис вас проводит назад, – Александр удалился, как фокусник, исчезнув в стенах-занавесках.
Молчание. Элис подняла глаза и увидела, что Адам напряженно смотрит на нас.
– Как тебе здесь нравится?
– Как ты могла? – Элис несколько удивленно, скорее даже возмущенно посмотрела на Адама. – Я думал, что ты меня любишь, а ты… Скольким ты вернула память «своей любовью»?
Элис тяжело вздохнула.
– Послушай, Адам, не спеши делать неправильные выводы.
Адам немного успокоился в надежде, что сейчас Элис предложит ему объяснение, которое устроит его.
– Во-первых, пойми, только самые яркие чувства способны оказать на человека должное воздействие. Всё, что я делаю, это просто необходимость, – Адам отчетливо почувствовал, как его сердце вырвали из груди. – Во-вторых, я не одна такая. Я не обязана спасать тех, с кем не хочу общаться. Я не делала ничего против своей воли. И я сама выбирала тех, с кем хотела быть. Я по-настоящему сильно люблю каждого, кого «оживила». Их и не так уж много было…
– Не хочу даже слушать об этом. Для меня ты была единственная. Я тебя по-настоящему любил, поэтому мне больше никто не нужен был. А ты предала мои чувства.
– Не будь собственником. Моя любовь просто шире, чем твоя. Я люблю жизнь, людей, свободу. Именно ради свободы мы здесь. Цель нашей любви – не семья, не продолжение рода или постоянные отношения. Эта цель намного важнее – это сама любовь, свобода любить, мыслить, чувствовать и помнить.
– Только не ради меня. Видимо, вы ошиблись во мне. Для меня ничего не значит ваша свобода, – Адам был разочарован и зол, но старался при этом не повышать голос. – Я живу один раз, у меня только одна жизнь. Я просто хочу быть счастлив. И…я просто хочу наслаждаться каждым моментом этой жизни. Просто хочу любить…
– Я тоже, – Элис перебила его. – И я люблю. Я свободна и могу любить, кого хочу. А вместе мы сможем освободить и других людей и сделать всех свободными!
– Ты не понимаешь! Это не та свобода, которая требуется для настоящей любви… Я хочу всё забыть. Я хочу забыть тебя! Вычеркнуть тебя из своей жизни. Просыпаться и не помнить эту жизнь, не знать депрессии и разочарования, ужаса и страха, этой грязи и убожества.
Удивленная Элис с разочарованием молча смотрела на Адама. И решила перейти от обороны к агрессивному наступлению.
– Неужели после всего, что ты испытал, ты хочешь вернуться к бессмысленной жизни овоща? У нас есть цель. Великая общая цель, которая поможет перевернуть этот мир, сделать его лучше.
– Я уже сказал – для меня эта цель ничего не значит. Я делал всё только ради тебя. Ты была смыслом моей жизни. И я считал, что это взаимно. А теперь моя душа в смятении, противоречивые чувства и эмоции терзают и рвут меня изнутри. Лучше быть овощем, чем мучеником. И уж не обижайся, Элис, но ваша цель бессмысленна. Всегда будут люди, которые будут стараться удержаться у власти любой ценой, всегда будут угнетенные, за счет которых и будет держаться власть и порядок. Может, сменится только самая верхушка этой машины, но и ты, и я останемся там же, – Элис не желала дальше слушать.
– Ты первый, кто желает снова лишиться свободы. Если ты действительно этого хочешь, это можно устроить…– она сказала это максимально равнодушно, но по глазам было видно, как ее одновременно обуревают обида и грусть.
Мерзкий гудок. Он открыл глаза. Пора вставать на работу. Из-под подушки торчала какая-то красная тряпка и приятно пахла цветами. Это его немного удивило, но не заинтересовало. Ему не терпелось узнать, каким будет его новый день, что ему придется делать, с кем работать. По белой линии сначала в ванну, потом в столовую. Пятый ряд, шестьдесят первый стол. На столе список дел. Над монитором камера. Он пристально посмотрел на нее, как будто пытался рассмотреть того, кто наблюдает за ним по ту сторону объектива.
Она сжала губы в отчаянии, увидев его на экране. Но тут же вернула маску безразличия. У надсмотрщиков не может быть эмоций. Бездушные шестеренки системы. Ничего. Уже сегодня мы ее сломаем. Мы и тебя освободим. Пусть ты и не вспомнишь меня. Зато запомнишь.
Она незаметно проскочила мимо охранников, с которыми давно сдружилась, сначала в серверную и оставила в центре комнаты взрывное устройство. Затем она прошла в комнату центрального управления и организации работы, где сидели десятка два бездушных надсмотрщиков и корректировали работу электронных программ.
– Ребята, я принесла вам пончиков, – она прекрасно знала, что до обеда никто не встанет со своего места и не притронется к коробке со взрывными "пончиками".
Подобные сюрпризы она расставила по всем залу наблюдения за рабочими. Конечно, пострадает много людей в ходе переворота. Но это всё приверженцы власти. Безмозглые несчастные надсмотрщики, которых, к сожалению, все равно никак нельзя ни исправить, ни спасти. Их лишили чего-то большего, чем просто память.
Ровно в 12.00 по всей столице во всех производственных зданиях прогремели взрывы. Компьютеры погасли, белые линии исчезли, камеры отключились, десятки тысяч надсмотрщиков погибли в мгновение ока. Некоторые уже освобожденные рабочие, которые знали, что происходит, и были в числе мятежников, схватили оружие. Повсюду звучали выстрелы и крики боли и отчаяния. Целью восставших были, конечно, надсмотрщики. Правда, на восстание это не было похоже. Мятежники просто добивали выживших беззащитных приверженцев власти.
Она подошла к громкоговорителю.
– Всем сохранять спокойствие и оставаться на местах, – этот приказ относился, конечно, исключительно к рабочим. Никто не двинулся с места. Все привыкли подчиняться. Он как и все был несколько напуган и растерянно смотрел по сторонам в поисках ответа. Голос в громкоговорители показался ему настолько серьезным и равнодушным, что по коже побежали мурашки.
К ней подошел доктор.
– Ну вот и все, Александр. Наконец, мы сбросим оковы этого гнета и вернем людям свободу. Жаль, что цена столь велика.
– Да… но не все так сразу. Конечно, нельзя так сразу всем возвращать память. Посмотри на них. Им необходимо, чтобы ими кто-то руководил, командовал, вел их. Без пастуха, стадо просто разбредется и погибнет. Они ведь просто бросят всё: не будут работать и начнут мародерствовать. Потребуется время, чтобы реформировать систему.
– Реформировать? Я думала, мы хотели ее сломать полностью.
– Нельзя просто сломать всё, что строилось десятки лет, Элис. Мы не сможем построить всё с нуля. Но улучшить и постепенно полностью изменить систему в наших силах. Пусть это и займет еще десятки лет…
