Читать книгу: «Лёгкие рассказы. С юмором о важном»

© Александр Ващенко, 2024

ISBN 978-5-0062-0482-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Эти рассказы были написаны в разное время и по разному поводу – как жизненные зарисовки, байки, весёлые истории, не раз звучавшие в компаниях, за дружеским столом, на природе, в поездках и путешествиях. Объединяло их всегда одно: улыбка, смех, хорошее настроение.

Первая часть посвящена моим однокурсникам по историческому факультету, студентам и коллегам по университету.

Вторая – моей любимой Хосте, где я родился и вырос, её жителям и гостям.

Очень хочу, чтобы после прочтения этой книжки вы вспомнили увлекательные истории из своей жизни, поделились ими с друзьями, близкими, любимыми. Они улыбнулись и как можно дольше пребывали в хорошем настроении.

Часть I.
Байки исторического факультета

Интернационалист

Лучше хороший человек, ругающийся матом, чем тихая, воспитанная сволочь.

Фаина Раневская,

русская актриса

(1896—1984)

Учился со мной на истфаке в далёком 1984 году замминистра образования братской Анголы Педро Нсинги. Было мужику 37 лет. Наука, особенно на русском, давалась ему нелегко! Тогда было принято селить в общаге иностранных студентов вместе с советскими. Именовалось это действо интернациональным расселением. И камрад Нсинги был моим соседом по комнате. Мы помогали братской Анголе не только оружием, но и подтягивали товарищей по учёбе и русскому языку.

Ну и вот! Вторая сессия, летняя, важнейший предмет. История КПСС. Толстенный учебник. Все в запаре, как обычно, не успеваем, а тут камрад Нсинги ходит и пристаёт ко всем с вопросами, вернее, с одним. И волнует его, надо сказать, наиважнейший для всего прогрессивного человечества вопрос: «Значение Великой Октябрьской социалистической революции»! Он подходил с ним, и очередная жертва Нсинги начинала ему подробно, как учили, разъяснять всю глубину и эпохальность события. Но Педро не мог понять все эти длинные объяснения. И после двух суток мучений, когда он окончательно всех достал, Педро попросил ёмко, чётко и ясно охарактеризовать значение Великой Октябрьской Социалистической Революции одним словом, чтобы он понял. Как вы понимаете, дорогие читатели, при всём богатстве русского языка охарактеризовать всю суть такого события одним словом весьма сложно. Но, как оказалось, можно! Один из моих армейских товарищей, вконец уставший от приставаний любознательного ангольца, выпалил:

– Ну если одним словом, то значение было О… ИТЕЛЬНЫМ!

Довольный Педро ушёл, аккуратно записав, как ему казалось, научный термин в свою тетрадочку.

Дальше рассказываю со слов очевидцев. На экзамен будущий министр образования Анголы пришёл в костюме, белой рубашке и галстуке. Экзамен принимал завкафедрой истории КПСС, профессор Иван Иванович Алексеенко. Наш Педро смело взял билет и расплылся в счастливой улыбке. Первым вопросом в билете значилось: «Значение Великой Октябрьской социалистической революции». Алексеенко посмотрел на камрада поверх оправы своих золотых очков:

– Отличный вопрос, молодой человек. Готовьтесь!

Но Нсинги бодро отрапортовал, что готов отвечать без подготовки. Счастливый профессор жестом приглашает его садиться и готовится слушать, как повлияла НАША революция на ангольских товарищей. И вот тут наш Педро выдаёт всё значение в одном слове. Ошарашенный профессор переспрашивает. И опять слышит чёткий, оглушительный и исчерпывающий ответ! Надо сказать, что Педро произносил это русское слово с уверенностью и придыханием, слегка, по-португальски, смягчая согласные. На дворе стоял 1984 год, поэтому профессор Алексеенко совершенно чётко определил, что это наглая диверсия американского империализма в идеологической сфере, с чем и побежал к Петру Яковлевичу Угриновичу – нашему декану. Началось расследование, которое грозило всем действующим лицам исключением из комсомола и автоматически из университета, так как истфак, сами понимаете, готовил бойцов идеологического фронта.

Но надо отдать должное товарищу Нсинги, он молчал, молчал как партизан на допросе и никого не выдал. По его версии, он услышал эту краткую оценку великой революции в пивной, куда зашёл в жару пропустить кружечку. Говоривших работяг (откуда наш ангольский камрад при его плохом русском знал слово «работяги», история умалчивает) он не запомнил.

Пётр Яковлевич назвал товарища Нсинги настоящим интернационалистом и отпустил с миром. Счастливый анголец, вернувшись в общагу, с гордостью поведал нам историю своего допроса. Мы слушали, затаив дыхание. И слово ИНТЕРНАЦИОНАЛИСТ наполнилось лично для меня особым смыслом. Интернационалист – это друг и товарищ, который своих не сдаёт!!!

Русский мир

Кто видел, как добродушный косолапый мишка от благодушия переходит к ярости, знает, между этими двумя состояниями – миг.

Есть у меня друг – Михаил Михайлович Коршунов. Мы с ним вместе учились вначале 1980-х на легендарном истфаке КГУ. А потом по стечению обстоятельств или по Божьему промыслу Миша всегда оказывался рядом в самые трудные моменты моей жизни, за что я ему безумно благодарен.

Миша настоящий гигант. И душой, и телом. Высокий, белокурый, голубоглазый, как воин из скандинавского эпоса. В молодости он был стройным, а сейчас просто мощный. Хотите иллюстрацию? Пожалуйста.

Есть в Париже станция метро. Называется «Сталинград». Несмотря на то, что это почти центр, но столица Франции устроена какими-то «полосами»: условно благополучными, где всё хорошо и много туристов, и относительно проблемными, где правила устанавливает «третий мир». Туда туристам заходить не рекомендуется, но только не русским.

Дальше, уважаемые читатели, мне придётся употребить смачное русское слово «негр». Я заранее прошу прощения у толерантных европейцев, если вдруг когда-нибудь этот рассказ будет опубликован там, но в русском языке это слово не имеет отрицательного смысла, видимо, ещё со времён «нашего всё» – Александра Сергеевича Пушкина, который, как известно, имел вполне африканские корни. Владимир Маяковский в стихотворном обращении «Нашему юношеству» не стесняясь жжёт:

 
Да будь я и негром преклонных годов,
И то, без унынья и лени,
Я русский бы выучил только за то,
Что им разговаривал Ленин.
 

Но это так, к слову.

Михалыч, знатный путешественник, действительный член Русского географического общества и кто-то там в Юнеско, случайно оказался в парижском «Сталинграде», да ещё и поздно вечером. В Париже он был по делам, проездом, всего один день, хотел посмотреть как можно больше. Пробегав по городу со своим верным «Никоном», он, уставший, сидел на скамеечке в метро с фотоаппаратом на шее. «Никон» для Миши друг. Его гордость. Большой, под стать хозяину, с огромным дорогущим объективом, позволяющим делать чёткие снимки на большом расстоянии. Поезда долго не было. Михалыч стал даже кунять, хотя всячески боролся с усталостью. И тут появляются они, три чёрные пантеры, вернее, барса. Три высоких, худощавых негра, завидев уставшего «снежка», стали пружинящей походкой кружить вокруг Майкла, принимая нашего туриста за лёгкую добычу. Круги сужались, стервятники не спускали глаз с фотоаппарата. Вдруг Миша открыл глаза, осмотрелся, потянулся, как Илья Муромец после тридцатилетнего лежания на печи. Два сжатых кулака над головой потягивающегося замедлили движение чёрных «барсов» к цели. Они переглянулись, но, оценив, что их больше, решили всё же овладеть Мишкиным фотоаппаратом. Конечно, преимущество внезапности было утрачено, но абсолютно безлюдная станция парижской подземки внушала им надежду.

– Эй, месье, – проклёкотал один негритёнок, мотнув кучерявой шевелюрой, пальцем указывая на «Никон».

– Что, сфоткаться хочешь? – добродушно улыбаясь, ответил Миша. – Это можно. Это мы запросто.

Михал Михалыч начал вставать со скамейки. Негры, опешив, наблюдали этот процесс, который отдалённо напоминал развёртывание и подготовку к пуску баллистической ракеты «Сатана». Когда Миша полностью выпрямился, африканские братья могли смотреть на русского богатыря, только сильно задрав голову. Картину маслом добавляла Мишкина футболка с изображением российского президента и надписью «Своих не бросаем»!

– Иди сюда, брат, – добродушно пробасил Миша, делая своей лапищей движение, как бы приглашая собеседника стать ближе.

– Пардон, месье, – поочерёдно пролепетали чёрные парижане, поспешив ретироваться из «Сталинграда», даже не зная, кто такой Паулюс.

Я рассказал это эпизод исключительно для того, чтобы ближе познакомить уважаемого читателя с моим другом. Надо особо сказать, что при своём могучем росте и силище Миша добряк каких мало, очень душевный и отзывчивый. Но, как любой русский, Миша всегда за справедливость. В этом я убеждался не раз.

В суровые 1990-е Миша работал челноком. Мотался то в Польшу, то в Германию, откуда возил всякую всячину: от подержанных авто до газовых пистолетов. С этими пистолетами в Варшаве Мишу прихватила польская полиция. Время было смутное. Союз распался. Кризис. Разруха, причём не только в экономике, но и в головах. Буквально за день до описываемых событий в России прошли выборы в Думу. Партия Владимира Жириновского набрала свой максимум – 18% голосов, получив 64 места. Сейчас уже мало кто помнит, но тогда Владимир Вольфович делал много резких заявлений. И про «помытые сапоги в Индийском океане» и об «очередном разделе почти всегда недружественной нам Польши». В общем, обстановка в мире была, как всегда, нестабильной.

Отмечу, что польские власти вели себя по отношению к русскому Мише нагло и несправедливо. Мало того что поместили его в «обезьянник» вместе с бомжами и проститутками, но и, совершенно забыв, что Михал Михалыч гражданин Великой России, не предоставили ему право на звонок в российское консульство. Во время многочисленных допросов, а надо сказать, что на Мишу решили повесить всё что можно, следователи говорили исключительно на польском, как раз пользуясь тем, что он ничего не понимает, но протоколы подпишет. В общем, как говорят в таких случаях, оказывали психологическое давление. Но не на того напали. Наш герой официально заявил, что этого «шипения» не понимает, никаких бумаг подписывать не будет и требует встречи с российским послом. Хорошие раньше снимали фильмы, как инструкции по действиям в экстремальных ситуациях. Пассаж с послом Михаил Михайлович позаимствовал из популярного тогда фильма «ТАСС уполномочен заявить», снятого по книге Юлиана Семёнова. Послу, ясное дело, не сообщили, а Мишу стали мытарить по камерам, сажая к разным типам, в надежде, что он рано или поздно сломается и всё подпишет. Но и в польской тюрьме наш герой оставался самим собой. Поэтому результат был обратным. За две полных недели Миша оброс авторитетом, по справедливости разруливая камерные противоречия. Его спокойствие, неторопливая рассудительность, доброта и незлобивость вызывали уважение не только у тамошних сидельцев, но и у простых полицейских. А само присутствие Русской Мощи в лице Миши действовало отрезвляюще на всех дебоширов и скандалистов. В общем, провожали Мишу в суд с почестями, благими напутствиями и большим уважением.

К моменту, когда польская Фемида соизволила обратить на Михаила Михайловича свой взор, наш герой немного зарос, но по-прежнему выглядел внушительно. Была зима, поэтому Миша был одет в армейские ватные штаны, телогрейку и шапку-ушанку. Временами он напоминал партизана времён Великой Отечественной войны, только что вышедшего из окружения или, что было ближе к текущему моменту, бежавшего из плена антифашиста. В помещении суда Михал Михалыч головной убор снял, ибо был воспитанным человеком.

Начался процесс. Правда, это больше походило на нелепый фарс, но гражданину Российской Федерации Михаилу Коршунову было не до смеха. Судья, прокурор и даже человек, исполнявший роль как бы адвоката, – все они говорили только на польском. Миша имел тягу к изучению иностранных языков, которую удовлетворял тем, что учил приветствия, прощания и благопожелания разных народов мира. Но в данном случае это был не тот словарный запас. Тем не менее по интонациям, смешкам и ухмылкам «польский сиделец» нутром ощутил, что идёт подлое и несправедливое глумление не просто конкретно над ним, а над его страной и всеми русскими в его лице. А это уже было слишком! Это был перебор. Михаил стал про себя даже напевать: «Пусть ярость благородная вскипает как волна». И она вскипела! Кто видел, как добродушный косолапый мишка от благодушия переходит к ярости, знает, между этими двумя состояниями – миг.

Когда Мише предоставили последнее слово, это был уже совсем другой человек. Сам процесс его вставания со скамьи подсудимых был сродни тому, если бы скульптурный Будда в японской Наре решил встать с колен во весь свой могучий рост. Когда действо закончилось и Миша распрямил плечи, то в зале суда не оказалось ни одного человека, которого русский витязь не мог бы вышвырнуть в окно.

– Я, Коршунов Михаил Михайлович, лейтенант Советской армии, – начал приговоренный торжественно. Его взгляд, поочередно переходивший от прокурора и судьи рикошетом к адвокату, судя по блеску «нибелунговых» глаз, не сулил полякам ничего хорошего. – Сегодня я пришел к вам с Запада как купец, – Миша сделал паузу, секунду поразмыслив, поменял слово «купец» на мудрное «негоциант», почему-то полагая, что так полякам будет легче понять, что сегодня он пришёл к ним с миром. – Но завтра я приду к вам с Востока как командир мотострелковой роты!

– И ты, – Миша указал пальцем на судью. – Ты, – на прокурора. – И ты, – Мишкин указательный палец уткнулся в адвоката, – будете там.

Он указал на окно. Зал суда находился на втором этаже. Головы участников процесса с польской стороны инстинктивно повернулись в сторону указующего перста. За окном был виден верх фонарного столба.

Уверен, что Миша не имел в виду чего-то зловещего, но, судя по благородной бледности потомков шляхты, эффект Миша произвёл.

Судья вяло свернул процесс. Мишку оштрафовали на триста баксов, за что, он так и не понял. Деньги у него изъяли ещё в первый день, да так и не вернули. Весь коршуновский «арсенал» газового оружия, на котором Миша мечтал разбогатеть, или, как тогда говорили, «подняться», реквизировали.

Из зала суда Миша вышел без денег, с паспортом и справкой о польской судимости. Но наш герой был счастлив.

«Домой! – обуревала его единственная мысль. – Но как? Ни денег, ни билета».

С таким настроением и мрачными мыслями Миша прибыл на Варшавский железнодорожный вокзал. На первом пути стоял поезд Варшава – Москва. Наш «окруженец» подошёл к первому попавшемуся вагону, который на удачу оказался штабным. Бригадир поезда, тучный армянин в форменном пиджаке и фуражке, выслушал Мишкину историю и вошёл в его положение.

В бригадирском купе он напоил бывшего заключённого горячим чаем с конфетами и печеньем. Отогревшись и насытившись поездными яствами, Мишка решился задать самый важный на тот момент для него вопрос: поможет ли ему Вреж Самвэлович (так звали поездного бригадира) добраться до Родины? Армянин улыбнулся и с сильным армянским акцентом произнёс: «Конечно, дорогой! Если мы, русские, не будем помогать друг другу, то кто нам поможет?»