Читать книгу: «Неделя до жизни. Сборник рассказов»

Шрифт:

Неделя до жизни

Мир ждал. Ждал, затаив дыхание.

Однако дыхание это было холодным. Таким же, как льды Северного и Южного полюсов вместе взятые.

Буднично шинкуя овощи, Вера Михайловна вздрогнула от резкого звука сверху. Она вопросительно посмотрела на потолок, затем – на слабо горящий огонь в камине. Махнув рукой, хозяйка продолжила своё занятие. Звук повторился.

Отложив кухонный нож в сторону, она плотнее укуталась в плед и направилась к выходу.

Выйдя на лестничную площадку, снова прислушалась.

Вернувшись в квартиру, сняв кастрюлю с огня и завернув её в одеяло, женщина достала с полки старый фонарик, работающий с перебоями. Для себя она твёрдо решила проверить верхние этажи. Задув свечку, проходя мимо радиоприёмника, Вера Михайловна взглянула на часы. Скоро будут вечерние новости, и ей хотелось бы вернуться к их началу.

Пока же радио привычно шипело.

На двадцать седьмом этаже она отдышалась. Для своих пятидесяти пяти пенсионерка выглядела довольно спортивной, но больное колено давало о себе знать. Вдруг ей показалось, что в глубине коридора кто-то стонет. Она двинулась вглубь ряда пустых квартир и услышала громкое причитание возле самой дальней массивной двери. Решившись, она постучала. Причитания стихли.

Вера Михайловна застучала громче.

—Эй, я знаю, что Вы там. Откройте!.. Немедленно, – добавила женщина чуть тише.

Ответа не последовало.

Перемотав вокруг себя плед, женщина застучала в дверь снова. Затем, прислонившись к ней спиной, неожиданно для себя проговорила:

—Я несколько дней одна в этом проклятом, пустом, замёрзшем до основания доме. И если бы Вы со мной могли перекинуться хотя бы несколькими словами…

Она замолчала.

– Я была бы Вам так благодарна… Да откройте же Вы! – закричала она и забарабанила в дверь что есть силы.

Плед вот-вот норовил упасть, и когда она попыталась его подтянуть, услышала из-за двери слабое:

– Я не могу…

– Чёрт, да как же вы тогда закрылись? – женщина оглянулась в поисках подходящего предмета, но всё же решила попробовать выбить дверь плечом. Со второго раза ей это удалось. Оказавшись в квартире, она прошла в комнату, где обнаружила мужчину, возраст которого трудно было определить из-за полумрака. Тот лежал между камином и креслом-качалкой. Соседка по дому поспешила на помощь. Положив фонарик на пол, она с трудом подняла стонущего незнакомца и усадила в кресло.

Мужчина пробормотал что-то о хлебе и, кажется, извинялся.

– Сидите, не вставайте. Я принесу Вам что-нибудь поесть, – соседка вышла, подхватив фонарик.

Через некоторое время она стояла перед ним с тарелкой лукового супа.

Завёрнутый в тёплое шерстяное одеяло хозяин квартиры беззвучно пережёвывал пищу. В свете огня от камина Вера Михайловна поняла, что перед ней старик лет семидесяти. Впрочем, кого она ожидала увидеть? Уж точно не молодого, подходящего на роль её сына или хотя бы мужа.

– Как долго Вы без еды? – поставив тарелку на стол, женщина подбросила в огонь листки, разбросанные вокруг кресла.

– Что Вы делаете?! – в ужасе вскричал старик.

Женщина опешила.

– Как что?

Огонь в камине запылал с новой силой, и тут она увидела шкафы, в которых рядами стояли старинные книги.

– Ого! —присвистнула соседка, – да у Вас тут целая сокровищница.

Старик, ей показалось, обиделся и не хотел отвечать. Она повторила громче:

– Сокровищница, говорю. И это в наши-то тяжёлые времена.

– Да, – помедлив, ответил старик, – тут и Достоевский, и Толстой, и Пушкин. А то, что Вы взяли в руки – гениальный роман Рэя Брэдбери "451 градус по Фаренгейту". При такой температуре горит бумага.

– Вот и я о том же, – проговорила женщина и швырнула книгу в огонь.

Старик подался вперёд и выпал из кресла:

– Что же Вы делаете?! Прекратите! – его скрючило на полу, и Вера Михайловна испугалась этой странной агонии.

– Если Вы так будете каждый раз падать… – она снова резко подняла бедолагу на ноги и бросила в кресло-качалку, – меня просто может не хватить на очередной Ваш припадок.

– Зачем Вы?.. – слеза покатилась по щеке старика.

Вера Михайловна ждала объяснения поведения беспомощного мужчины и, возможно, обвинения. В мире холода любое годное сырьё было рукой помощи, надеждой к продолжению жизни. Старика душили слёзы, он зашевелил губами, стараясь что-то ей объяснить. Из соседней комнаты раздался протяжный сигнал, знакомый всем, кто остался в замерзающем городе.

Сигнал начала новостей. Диктор монотонным голосом объявил, что за окнами всё та же критическая для жизни минусовая температура. Затем также монотонно посоветовал тем, кто остался в городе, не покидать своих домов без особых причин. И в завершении своей «пламенной» речи спокойно сообщил, что Службы Мирового Спасения ведут работы по ликвидации катастрофы.

Вера Михайловна печально взглянула на мужчину.

– Будь проклята эта комета, – тихо произнёс старик. Радио резко умолкло.

На следующий день перед пенсионером стояла очередная порция лукового супа.

– Ешьте, Никита Олегович.

– Почему Вы это делаете? – спросил он, беря ложку из её рук.

– Давайте перейдём на «ты», – предложила она.

– Хорошо, давай, Вера. Так всё же, почему?..

Вера взяла в руки книгу, как будто внимательно рассматривая её.

– После катастрофы, когда забрали и детей и мужа… – она замолчала, поняв, что нужно кое-что объяснить. – Да-да, мой муж младше меня на два года и ещё не дотянул до пенсионного возраста. А правительство, как Вам…, то есть тебе, известно, приняло программу спасения жизней детей и людей, не достигших пенсионного возраста. Мне – пятьдесят пять, – грустно сказала она.

Старик черпал суп ложкой и, кажется, внимательно слушал её.

– Так вот, – вернулась в воспоминания женщина, – когда забрали и детей, и мужа в эти гигантские сталелитейные заводы с большими доменными печами, я как-то очень остро поняла, что осталась совсем одна. Ни подруг, ни домашних питомцев, ни-ко-го. Родители давно уже умерли. Была надежда на соседей по дому – тех, которых, как и меня, оставили замерзать «благодаря» пенсионному возрасту. Но в первую неделю замёрзло двенадцать человек, во вторую – ещё десять, в третью – последние трое. Кому-то не хватило пищи, хотя последним трём, я как могла – помогала, кто-то просто замёрз. Как и я, они облазили весь дом в поисках материала для растопки камина. Порой старики даже дрались между собой из-за куска деревяшки.

– Вы представляете, что было бы со мной, если бы меня не закрыли? – ответил старик.

– Так Вас кто-то специально закрыл?! – женщина удивилась и спрятала книгу под плед.

– Мы же вроде перешли на «ты». Да не волнуйся ты так, Вера. Ты только попроси – я сам тебе дам что-нибудь для растопки.

Ей почему-то не было стыдно. Видимо, желание выжить притупило совесть.

Перед сном она вдруг вспомнила, что уже где-то видела имя автора книги, которую взяла у старика.

Эта книга давно сгорела, и о ней можно было забыть, но на следующее утро пенсионерка начала разговор именно с неё.

– Я знаю этого автора, хотя сама читать не люблю. Евгений Рамсновский. Был популярен лет пять-шесть назад. Кажется, именно он придумал и распространил новую религию, которая…

– … Которая сломала жизнь многим молодым, – старик не удержался. – Рамсновского сжигайте в первую очередь. Этот, так сказать, кумир нового поколения чуть не сломал жизнь моему сыну. Я уже сжёг первых три его тома. Остальные забирайте себе, мне не жалко.

В понедельник она приготовила ему рагу из шпината и тыквы.

– Спасибо, – промолвил Никита Олегович. – Помню, покойная жена любила делать тыкву со шпинатом и сливками по праздникам. Кстати, вчера у меня был день рождения.

– Ой, а что же Вы не сказали?

– Это не самое главное, что я Вам не сказал, Верочка, – поднял на неё взгляд хозяин квартиры. – Там, на кухне…

– Что на кухне? – её сердце с предчувствием вздрогнуло.

– Мне было не достать, когда я потерял последние силы…

Вера Михайловна подставила стул и открыла верхние дверцы кухонного шкафа. Перед её взором открылся стройный ряд консервных банок. Скумбрия, сайра, горбуша, тушёнка и даже маленькая баночка маринованных огурцов.

– Боже ты мой! – женщина не удержалась и открыла банку с надписью «Gurken».

Солёный огурчик растаял в её рту за считанные секунды. За ним пошёл второй. Вера и не заметила, как съела полбанки.

– Не удержалась? – старик посмотрел на неё, вошедшую с консервами в комнату.

– Я оставила тебе огурчиков, – зардевшись, сказала она.

Прошло ещё несколько дней.

В среду старик пребывал в прекрасном расположении духа.

– Вы ничего не рассказываете о себе, – сказала ему Вера. – Я даже не знаю, женаты ли Вы? Есть ли дети, внуки?

– Я просто не хочу об этом.

– Как не хотите? Это же родные. Я жду своих и живу этой встречей каждый день, каждую минуту.

– Они все погибли.

– В катастрофе? – тихо спросила она. – Или после неё? Замёрзли?..

– Не в этой. В автомобильной, – старик замолчал. – Мой сын и моя дочь – они были такими… такими увлечёнными, знаете ли. Да вот только…

– Что?

– Увлечены они были немного не тем. Впрочем, не мне решать. У каждого свои интересы.

– А жена?

– О жене – только хорошее… Ты знаешь, я хочу рассказать о лучшем дне нашей с Катей жизни. Мы тогда оставили Валю и Женю с бабушкой, потому что получили приглашение друзей из столицы. А дети тогда ещё были маленькими.

Я помню этот тёплый майский день очень отчётливо. Как будто это было вчера.

Мы гуляли с женой по аллеям Кусковского парка. Когда мы с ней зашли в грот, она, восхищаясь экзотической невероятной красотой вокруг, неожиданно стала читать стихи. И потом мы танцевали. Без музыки. Но музыка была в наших сердцах.

Затем я и Катя долго бродили по дворцу, держась за руки. В глубине дворца мы услышали звуки фортепьяно. Девушка играла симфонию Моцарта. Это была «Симфония №6. Музыка ангелов».

Я до сих пор её помню. А нам с женой тогда казалось – то, что играло в наших сердцах во время танца, невероятным образом превратилось в мелодию на фортепьяно.

Вера стояла и молча слушала.

Старик улыбнулся.

– Моя Катя готовила для меня сюрприз. Мы сели в такси и вскоре оказались на окраине города. Пройдя вдоль монастырской стены, вошли в небольшой дворик.

– Что там было? – не удержалась Вера.

– Мы попали в маленький уютный зал какого-то книжного магазинчика. Со сцены читали Есенина!

Никита Олегович снова замолк. В его глазах она заметила неподдельное восхищение.

– И что тут такого?

Мужчина смутился.

– Да как Вам сказать, Вера. Во-первых, это – Есенин. А во вторых, его читал молодой человек лет двадцати пяти. Представляете, он был в потёртых джинсах, с пирсингом на лице и читал этот стих с электронной книжки. Однако читал вдохновенно, от сердца.

За ним читали и другие молодые люди, с планшетников, с мобильных телефонов и других модных штучек. Но это было живое слово, понимаешь?

В тот миг я подумал: “Нет, искусство не умрёт, пока молодые читают Есенина”. И не только его, Вера.

Старик посмотрел на неё долгим взглядом. И понял, что она его не понимает.

Вера пошла на кухню – налить воды в чайник.

Кажется, в субботу она услышала важную новость.

Вбежав в квартиру соседа с двадцать седьмого, она закричала с порога:

– Никита!.. Никита Олегович!

Новость была готова сорваться с её языка, но она встала, как вкопанная. Комната казалась пустой.

– Проходи, Верочка! – закричал ей старик с кухни.

– Где?.. Где?.. – только и повторяла она.

– А, книги? – пенсионер, улыбаясь, вышел из кухни. В его руке был кусочек сахара. – Ты представляешь, ко мне приходил племянник. У него всё хорошо. Говорил, что очень хотел меня видеть.

– Где книги?!.. – только и смогла выдавить из себя женщина.

– Радость-то какая, Верочка! У племянника, представляешь, сын родился! Сын, понимаешь! Так вот: я сделал ему подарок. Отдал оставшиеся книги. Пусть его сынок растёт умным, начитанным…, – старик, улыбнувшись, поднёс сахар ко рту.

– Что ты наделал?! – закричала она и выбила сахар из рук. Рафинад покатился к камину, огонь в котором горел еле-еле. Женщина в отчаянии опустилась на колени.

С минуту она не могла оторвать руки от своего лица. Затем она тихо спросила:

– Постой, откуда здесь племянник?..

– Он служит в Мировом Спасении. Патрулировал этот район, забежал повидаться.

– Будь он неладен, – она поднялась с колен.

– Зачем ты так, Вера? – старик стал серьёзным. – Не переживай, я оставил тебе книг. Их хватит дней на десять. Надеюсь, там наверху ускорятся с решением проблемы.

Женщина просветлела.

– Да, уже ускорились. Через неделю обещали потепление! А это значит…

– Это значит, что ты увидишься с мужем и детьми.

Никита Олегович вздохнул.

– Нет, нет, я рад за тебя, ты не думай…

Вера поняла, что старик вздыхает о своих. Тех, кто не вернётся.

– Стоит жить. Стоит жить ради племянника. Ради его сына.

Старик побрёл на кухню. Повернувшись к ней, он сказал:

– Ты это… Не приходи больше. Я благодарен тебе за всё, Вера. Но теперь за мной уход не нужен. Неделя до жизни. А там… Там, может, и увидимся. Твои книги – в дальнем шкафу.

Он опустил голову и исчез в проёме кухни.

Вечером она с некоторым интересом разглядывала обложки отданных ей книг, больше ради картинок. Имена некоторых авторов она, кажется, слышала. Модные среди молодёжи авторы боевиков, а также эротических и психологических романов. Были здесь и многочисленные брошюры о том, как правильно жить, познавать себя и стремиться к совершенству.

На следующий день Вера Михайловна заболела. Кажется, она отравилась проросшим картофелем. Солонин. Даже кипяток не смог его обезвредить.

Постоянная тошнота, тяжесть в желудке, неравномерный пульс и тяжёлое дыхание – женщине было не до соседа, живущего двумя этажами выше.

– Справится. Консервы есть. Сырьё для огня тоже имеется…

На его столе она однажды заметила пачку тетрадей. Заглянув в одну, женщина увидела исписанные мелким неровным почерком страницы. Но содержание написанного её мало интересовало. Что-то о любви. Может, письма погибшей жене и детям?

За пару дней до потепления – а радио вещало о его наступлении постоянно как о победе человечества над безжалостной природой – она, наконец, поправилась.

Выжить в такой ситуации было непросто, но Вера Михайловна смогла. Скоро вернётся её семья. Паша, Лена, муж Анатолий.

Приятные тёплые мысли согревали её лучше любого огня. Она приготовила уху из кильки. Как хорошо, что у Никиты Олеговича было столько припасов. Пора навестить и его самого.

Отворив дверь, соседка сразу почувствовала тревогу.

– Никита Олегович?! Это я, Вера.

В квартире было темно и страшно холодно. Оставив уху у входной двери, женщина вбежала в комнату. Фонарик выхватил обрывки страниц из тетрадей, щепки от разрубленного стола и… потухший камин.

Она схватилась за сердце. Ей было тяжело смотреть на бездыханное тело старика в кресле-качалке. Сколько она уже видела таких замёрзших, скрюченных тел, но именно сейчас ей было больнее всего.

Постояв немного, перекрестившись и прошептав короткую молитву, она направилась к выходу, как вдруг фонарик выпал из её продрогших рук.

Луч фонаря зацепил край стальной тумбочки, дверца которой была открыта.

Вера Михайловна подошла к этой дверце и открыла её ещё шире.

На замёрзший пол, словно карты из колоды, стали падать старинные книги, вставая кто ребром, кто раскрытым веером.

Женщина не могла поверить своим глазам. Она подбежала к тумбочке, стоящей параллельно первой, и дернула ручку каким-то остервенелым движением.

На неё посыпались книги. Много книг.

– Что же ты… – вырвалось у неё, и она подобрала одно из вывалившихся изданий.

Значит, старик не отдал эти книги племяннику? Почему он обманул её? Для чего?

Женщина неожиданного для себя поняла – никакого племянника не было.

Она замёрзшими пальцами открыла первую страницу случайной книги и в слабом свете фонаря прочла:

Ты перед нами, время, не гордись,

Считая всех людей своею тенью.