Читать книгу: «Из-за облака. Проза. Поэзия»
Фотограф Наталья Вахонина
Иллюстратор Ирина Овсянникова
© Александр Непоседа, 2020
© Наталья Вахонина, фотографии, 2020
© Ирина Овсянникова, иллюстрации, 2020
ISBN 978-5-4474-5492-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Из-за облака
Отправляемся в путешествие
Лифт времени
Есть еще одна страсть, преследующая меня с юных лет – связь времен, история. Сегодня, в первый день декабря, я побывал в Национальном музее Ирландии и сразу после этого направился побродить по берегам «черной заводи» – так на кельтском языке звучит слово – Дублин.
Из всего обилия экспонатов, от остатков древнего великолепия, из всего увиденного там, оставил себе единственное, лично важное для меня – задолго до прихода викингов, а затем римлян, существовала торговля кельтского поселения с Европой. Того самого поселения, которое описал Птолемей и назвал его «Эблана Кивитас».
Дублинский залив мелководен и огромен. Его почти правильная полуокружность шириною в семь километров разделяет, вместе с рекой Лиффи, город, на две части. Из северной, в залив тянется дамба, прямая как стрела, а из городского центра навстречу ей, еще одна, вот там, на – теряющейся в водной дали бесконечности – одинокая башня маяка, указывающего вход в порт Дублина. За маяком, за холодными, однообразными серыми волнами, необозримое пространство Ирландского моря, горизонт его мутен, беспокоен, затянут низкими облаками.
Что привело меня сюда?
Увидеть викингов, захвативших эти острова? Римлян, пришедших за ними? Что вело меня в Крыму? Когда, будучи подростком, я облазил все пещерные города, развалины древних крепостей. Что тревожило меня на вершине пирамид в мексиканском Теотиуакане, в тот тяжело-знойный вечер, когда багровое солнце чуть ли не в полнеба заваливалось за пустынный горизонт? Что волновало меня в бухте Акапулько, в безумном ослепительном утреннем блеске? Что не дает мне покоя? Я знаю ответ на этот вопрос. Это связь времен, поколений, живущая в нас, это информация, передаваемая на уровне генной памяти, бережно хранимая, неподдающаяся изучению.
Только этим я могу объяснить вспоминаемое мною; удары весел на воде при приближении викингов, тяжелый топот римских когорт, гулкий степной рокот бесчисленной конницы, звон тугой тетивы, взвизг ятаганов, скрип корабельных снастей, хлопанье разворачиваемых к ветру парусов, топовые огни, бесчисленные сражения, погони, замки и форты береговых укреплений, косое крыло при пролете чайки, наконец, на мартовском студеном ветру. А запах фиалок? А хрупкие пальцы возлюбленной?
Я иду сейчас по плоским, плотно уложенным булыжникам дублинской дамбы, к маяку. С моря несет запахом снега, йода, запахом вечности. Подняв воротник пальто, крепко ступая по камням, я поправляю шарф, слушаю крики чаек, звуки, доносящиеся из порта, в этой чужой стране я сегодня встречаюсь с зимой, надвигающейся с северо-востока.
Впереди меня, мужчина, рослый, широкоплечий, развернувшись к ветру спиной, зовет по имени женщину, отставшую от него, остановившуюся возле невысокой груды камней у края дамбы.
– Элижбет! Элижбет!
Но она не слышит, может из-за ветра, или от плеска волн. Глаза ее устремлены в черную заводь, вся ее тонкая фигура, в длинном белом пальто, словно крыло полярной чайки – напряжена полетом. В какие дали? Кто нам скажет об этом?
И почему то вспомнилось: все видят – с кем живет женщина, но о ком мечтает, знает только она…
Джингау
Воздух чист. Полдень нежен.
В бамбуковых зарослях,
длинноногие важные цапли.
И призывный твой голос хрустальный,
как росы золотистые капли.
Рассыпают сияние свежести.
Девушки Хуаншаня
Белым снегом окутало день.
Безнадежно ослепший закат
фиолетовым выкрасил горы.
Разговор наш ни кто не услышит.
О любви и девичьих секретах.
Гряда Хуаншань находится в провинции Аньхой на востоке Китая. Художники древнего Китая изображали эти гранитные скалы, покрытые соснами, на своих картинах, поражающих воображение. В разные периоды истории воспевали эти горы и китайские поэты.
Лунный свет
Рисунок автора
Ломтик лимона
на чёрно-звёздном блюдце.
В дыхании осени
крик ночной птицы угас.
Итальянский январь
Течет январь по улочкам Вероны.
То, падая туманом, то – дождём.
Над крышами, что солнцем озарёны.
Мы, по привычке, снегопада ждем.
А за окном темнеют кипарисы.
Стучит капель, Какая тут зима?
Кофейный запах. Акварель. Ирисы.
Блеск мостовой из уличного дна.
Ряд фонарей. Дымящееся утро.
Озябнув от несбывшейся зимы.
На парапеты набережной, будто
упали с неба зеркала голубизны.
Старая сказка (без знаков препинаний)
В колоннадах древних улиц
В нотах лестниц и фонтанов
Мы с тобою едва коснулись
Перекрестьем быстрых взглядов
Там играл слепой шарманщик
С попугаем на плече
Теплый дождь – любви обманщик
Множил кольца на реке
Растворилась и пропала
Мне – лишь тонкий аромат.
Свежесрезанных фиалок
Твой волнующий наряд
Тает эхо и волненье
Перестука каблучков
Разминулись к сожаленью
Обещания – без слов.
Инфанта
– В 14 лет она уже не могла наблюдать без боли бой быков с гибкими людьми в кроваво-изящных плащах.
Ненавидела ложь. Читая молитву – видела мечту.
По утрам, пробегая в свежем чистом воздухе просыпающихся садовых аллей, ловила улыбкой встающее солнце. И обжигал холодом ключ в руке.
Им она открывала в тени нависших ветвей кованую калитку, такую тяжелую, что приходилось налечь всем телом – и сразу открывалось море, небо, и узоры каменных замков на холмах.
Вдали, в глубокой синеве, жутко и маняще дышало и поднималось аквамариновое безумие. Замирали легкие невесомые облака.
Протянув руки к лучам, видела в просвете животрепещущую жизнь, таинственный ток своей крови.
Об этом поведал мне пастух, с вырезанным из солнечного диска лицом, темноволосый, кучерявый, широкогрудый, в мягкой опрятной одежде и крепких башмаках.
Нож леппа на поясе – длинное обоюдоострое лезвие и выгнутая, темная полировкой, рукоять. Долгая узловатая трость в руке. Ступивший на росистую лужайку с полотен Караваджо. На обуви золотилась цветочная пыль.
Присев на камень, вынул кисет, набил трубку, разжег её, оглядывая горы молодыми итальянскими глазами, остановив свой взор на туманной долине – над нею, вздыхало по-женски море, вскипало утренним солнцем, нестерпимо горячим, что бывает только здесь, на испанском юге, в разгар средиземноморского лета.
– Как имя этой девочки?
Спросил я, загораясь любопытством.
– Не помню, да и не важно. Инфанта.
Грасс
Грасс фр.Grasse, значит можно и в реверансе, в низком поклоне, со снятой шляпой в руке – Грасс…))) в 30 км от Антиба – раскинулся изящным, дамским, душистым платочком на горном склоне. Уютный, добрый и небольшой, я пересек его пешком за 16 минут. Но это было позже, сначала я отправился на поиски виллы «Жаннет», где с 1939 по 1945 год жил Иван Бунин.
Поднимаясь по солнечным улочкам, сквозь аромат божественной лаванды, все выше и выше, туда, на самый верх, откуда открывается великолепный вид на субтропические райские кущи. Туда, где написаны автором знаменитые «Темные аллеи».
Где однажды, проведя бессонную ночь, Бунин написал вот эти строки – «Впереди, в далекой глубине, чуть различимо сквозь сумрак ночное, печальное лоно долин; еще дальше – сонная, холодная туманность: белесо застыло дыхание моря. К западу тучей означаются в небе хребты Эстереля и Мор. К востоку темнеет горб Антибского мыса. И таинственно и мерно, с промежутками, зорко прядет там, на горбе, белый огонь маяка… Еще одно мое утро на земле».
Вот она – редчайшая возможность взглянуть на мир бунинскими глазами! Поклон ему от России…
А я спешу далее, раскрывая этот город, словно богато иллюстрированную, захватывающе интересную книгу, пересыпанную драгоценностями и окутанную колдовством ароматов. Основан – в 11 веке, а спустя пять столетий – Грасс становится городом парфюмеров. И сегодня есть возможность зайти в мастерские и лавки, сохранившиеся с того времени. Колбы, мензурки и прочая утварь покрыты вековой славой создания невероятной смеси духов. Но эта тема отнимет у меня много времени, так она необъятна – своеобразный волшебный и загадочный мир, достаточно только сказать, что производство приносит ежегодно 600 млн. евро!
Каждый год в начале августа в городе проводится неповторимый Фестиваль Жасмина, не имеющий, кстати, мировых аналогов. Очевидцы утверждают, что такое возможно только в Грасс.
Собор Нотр – дам – дю – Пюи хранит три работы кисти Рубенса. Знаменитая Башня Сарацинов устремлена в синеву неба, напоминая о воинственных маврах.
Здесь, в Грасс, закончила свои дни Эдит Пиаф.
В 1815, Наполеон, в свои амбициозные «Сто дней», в местной типографии напечатал «Воззвание к народу и армии».
В этом городе родился Жан Оноре Фрагонар, французский художник и гравер, в честь его имени названа парфюмерная фабрика и музей (революция разорила его, и он умер в Париже полностью забытый).
Сама королева Виктория приобрела здесь недвижимость.
Именно тут родилась легендарная Шанель №5.
Перелистывать исторические странички можно бесконечно.
Место, где обязана побывать каждая женщина, оставив для себя изумительное, пронизанное ароматами – ощущение счастья.
Ницца
От Антиба 29 километров по дороге – среди изумительной красоты, и вот она, легенда!
Приглядимся. Ницца шумна, положа руку на сердце – грязновата. Пляжи галечные, словно в крымской Алупке. Ослепительно жаркий город, волнующий необъяснимой ностальгией и пресловутой жаждой. Суббота, поэтому и туристы, и местные жители расслаблены отдыхом под легкими дуновениями морского бриза.
Разноязычность и улыбки. Синева неба и спасительная тень от платанов и зданий. Множество голых плеч, стройных загорелых ног, открытых колен. До головокружения! Мимо, мимо всей этой блистающей пышности, завуалированной роскоши, от сверкнувшего ясного взгляда – туда, в прохладу, в тишину, в русский Никольский (Николаевский) Православный Собор!
Он построен при Николае Втором – в период 1903 – 1912 гг. С пятью куполами, высотою в 50 метров, выполнен по образцу московских пятиглавых церквей. Вот уже сотню лет смотрят с иконостаса на входящих в храм – эти глаза. Глаза икон, написанных в Москве иконописцем Глазуновым (не путать с нашим современником, шута при власти). Вся церковная золоченая и бронзовая утварь изготовлена в московской мастерской Хлебникова. Самый тяжелый колокол отлит в Марселе. Из полутора миллионов франков, ушедших на строительство храма, русский император выделил из личной казны 700 тысяч. Еще 400 тысяч внес князь С. М. Голицын.
Вот и поставим им свечи. И вспомним всех россиян, разбросанных по миру.
Сказать, что Ницца понравилась, не могу. Быть может от долгого ожидания встречи с ней.
Я опоздал, а красавица – подурнела. И уезжая оттуда, понял, что уже не вернусь никогда.
Прощай.
Канны
От Антиба до Канн фр. Cannes, французское название города произносится как [кан] с чистым, не носовым звуком «а». 25 минут езды, сначала прочь от моря, потом по дороге Е80, связывающей все города вдоль Лазурного берега.
И еще издали – завораживающий вид.
Раскинутый на семи холмах, поросших эвкалиптами и соснами, апельсиновыми и оливковыми рощами, мимозой, его улочки и дома – все тонет в нежном августовском солнце. Оттуда, с высоты я и увидел Леринские острова.
Архипелаг состоит из двух обитаемых: Сент-Маргерит и Сент-Онора (первый известен укрепленной тюрьмой, а второй аббатством) и нескольких необитаемых островков и скал.
Они отмечены еще древними римлянами, а на Сент-Маргерит содержался человек в железной маске, навеявший тему для Александра Дюма (отца). Вольтер пробудил всеобщий интерес к этой загадочной личности, впервые изложив легенду, согласно которой, Железная маска был братом-близнецом Людовика XIV.
Но это лишь догадки, все кануло в вечность.
Местность, где утвердился Канны, была владением кельтов, позже лигурийцев, и только римлянами был заложен город Оливетум (от прекрасных олив, произрастающих здесь) и построена дорога, сохранившаяся до сих пор.
«Виа Юлия» соединяла Арль с Римом. Строилась она во времена Гай Юлия Цезаря Августа и названа именем его дочери. Сохранятся ли современные дороги через 2 000 лет?
Гражданами Канн были писатель Мериме, художники Ренуар, Лебаск, Боннар. В этом городе закончила свою жизнь в неполные 37, легендарная французская актриса Элиза Рашель Феликс, выступавшая под именем Рашель (демонстрировала свой талант в Лондоне перед королевой Викторией, затем перед королем Пруссии Фридрихом Вильгельмом, который в знак восхищения приказал воздвигнуть ей памятник. Совершая турне по России, поразила императора Николая Первого, пожелавшего встретиться с ней лично. После гастролей в США, в 1855 году, возвращается уже тяжело больной туберкулезом).
Здесь родился композитор Гальяно, драматург Сарду.
Побродив по улочкам, уставленным вазами с цветами и растениями, любовался окнами и балкончиками, затейливыми поворотами и крутыми спусками, надышавшись всей прелестью бархатного дня, отправился в небольшой ресторанчик с видом на залив (мой взгляд пролетает над бульваром Круазет до острова Сент-Маргерит), где и пообедал по-провански, а это – считается лучшей кухней во Франции.
Засвидетельствовал лично.
Исполнение желаний
Перед вылетом из Шереметьево, сидя в салоне Боинга компании Lufthansa спросил шествующих в кабину пилотов – «Lies – whether our route over Denmark – Пролегает – ли наш маршрут над Данией?»
– D; nemark? ja! ja! – кивнул мне тщедушный малый, вероятно штурман, с иголочки одетый, чисто выбритый немец.
– Ask the flight attendant that she had warned me at the time! I want to see from the air this fantastic country!
– Попросите стюардессу, чтобы она предупредила меня в это время! Я хочу увидеть с воздуха эту сказочную страну!
– Окей!
– Благодарю!
Так, на смеси русского, немецкого и английского – мы договорились. Шикарные ребята проследовали дальше. После взлета провалился в сон, сказалось двухсуточное пребывание в Москве, насыщенность встреч и воспоминаний, стремительность времени, морозная пыль и великолепная ночная панорама столицы из окна в поздний час.
Проснулся от прикосновения к плечу, вздрогнув, увидел милое лицо с необыкновенно красивыми глазами, мягкой улыбкой. Хрупкий указательный пальчик указывал строго вниз – «D; nemark! Kopenhagen!»
Под студеным крылом в черноте ночи сверкали россыпи огней, и с этой высоты я стараюсь разглядеть шекспировскую печаль замка Эльсинор, или плачущую Герду в заснеженном окне маленького уютного городка, Снежную Королеву – укравшею перепуганного Кая, вижу хрупкую и несчастную принцессу, ищущую ночлег и проснувшуюся от ломоты в теле из-за горошины, упрятанной под матрацами.
Все эти волшебные сказки ночными узорами струятся над страной, и только увидев ее однажды, понимаешь, что только здесь, на этих мерцающих островах, в звездной и холодной мгле могли родиться такие строки, доступные детской душе и
прочитанные однажды – незабываемые никогда…
Дублин
Рисунок автора
В последний день ноября выхожу из гостиницы на улицу и сразу окунаюсь в пасмурное, холодное утро неповторимого британского королевства.
Напротив, на тротуаре, кипы газет, неутомимый пожилой испанец ловко раскладывает их для распродажи на длинный и узкий стол, за его спиной ярко плещут не погасшие до сих пор ночные огни рекламы, отраженные в изумительно чистых стеклах.
Я легко познакомился с ним в первый день своего приезда. Он здесь очень давно, прибыл из Мадрида, сбежав от сыскарей Франко, пересек неимоверное количество границ, и наконец, остановился в Дублине. Легкость общения с ним объясняется очень просто, он сносно говорит по-русски, путая окончания существительных и прилагательных, при этом отчаянно крутя своими нервными долгими пальцами рук возле своей груди. Красивая шевелюра, красный шарф и тореадорская стать делают его довольно импозантной фигурой среди рассветного бурливого городского движения.
Пока я просматривал «Коммерсантъ» и перекидывался с ним незначительными фразами, рекламные огни исчезли и мгновенно изменившиеся световые оттенки напомнили о поздней осени.
Мимо, торопливыми шагами спешат по своим делам мужчины и женщины, осторожно и мягко проезжают автомобили, мотоциклисты – экипированные как космические пришельцы – с жужжанием, чуть быстрее, и все одновременно замирают перед светофором. В меня вливается нарастающий гул проснувшегося города, через низкие плотные облака внезапно проглядывает солнце, я вижу на электронном табло вспыхивающую цифру +1.
В небольшой кофейне, стилизованной под средневековую старину, с украшениями геральдики, я присаживаюсь возле окна.
Ирландка, огненно-рыжая, зеленоглазая, природной красоты молодая хозяйка приносит мне чашечку кофе – I′m glad to see you! – я рада вас видеть – она улыбается, и в ее наклоне я улавливаю симпатию.
– I notice that you run in the morning! Do you like it? – она спрашивает меня об утренних пробежках, уже который день подряд я следую мимо этих окон, а она просыпается очень рано.
Поразительно в ней еще то, что при смене прелестных платьев, юбок и сорочек всегда неизменно присутствие накрахмаленного миниатюрного передника и изящного ожерелья на шее, придающего особый шарм.
– This is my style, my rule of life – я отвечаю ей и старательно вглядываюсь в газету, где на третьей странице сообщается о небывалом снегопаде в Москве 29 ноября, о наводнении в Великобритании.
– You are married? – я спрашиваю о замужестве, она в ответ звонко расхохоталась.
– No, no, not yet lit my stars – Нет, нет, еще не зажигаются мои звезды – распахивается дверь, входят новые посетители, и хозяйка спешит им навстречу.
Кофе очень горяч, через обрывки разговоров, ароматы бисквитов, кофейных зерен, впорхнувшего холода с улицы и краски осеннего дня, уже торопясь, вынув блокнот и карандаш, нелепо и жарко волнуясь, записываю – теперь я бегаю вдоль Лиффи – такое вот милое название здешней реки, протекающей с запада на восток, в ту сторону, где за синими морями, лежит огромная страна, завороженная белой зимою, и куда мне еще не скоро возвращаться.
Уикенд
Приятно проснуться в воскресный день, находясь в отпуске, вдали от дома, в чужой стране, открыв глаза, рассмотреть через французское окно перспективу улицы в утренней синей, холодной дымке.
Прошлепать босиком по теплому полу своего номера гостиницы на седьмом этаже, взглянуть вниз, увидеть промытую пустоту перекрестка – выходной! – перемигивающие друг другу светофоры, одинокий автомобиль – габаритными огнями оживляя на полминуты каменно-стеклянное ущелье – пробегает по самому его дну сверкающей каплей ртути и скрывается за крутым поворотом.
Высокое небо еще полутемное, с крупными черными облаками, а над ними, в глубине, бледные угасающие звезды. Сегодня и я решил отдохнуть. Отказался от утренней пробежки, заказал себе – Good morning! please, tea, cake, cheese, number seven hundred and tenth – чаю в номер, кексы и сыр.
Буду сидеть у окна, за столом, любоваться Дублином, наблюдать, как просыпается Ирландия, когда и кто появится на улицах первыми: мужчины или женщины, полисмены или домохозяйки?
Но сделав первый глоток прекрасного английского чая, в шорохе раскрываемой газеты ударило по вискам, и совершенно неожиданно потащила моя память вдаль от этих мест. Рассыпая на осколки видимое мною, заменяя на более яркое по насыщенности, видение.
…Березы, окутанные снегом, северный тусклый рассвет, когда в одно мгновение – невозможно его уловить – вспыхивает низкое зимнее солнце, разрывая твой сон, словно цветочный букет, поставленный мною на окно для твоей внезапной радости, но сон распадается так осторожно и невесомо, что твои распахнутые глаза замирают в изумлении… и только тогда – я окликаю тебя.
Испания
Прозрачным утром, босиком
сбежав по хладным ступеням,
не проснувшейся каменной улочки.
Вдохнув океана
изумрудную свежесть,
я видел случайно непорочную
прелесть, слияние солнца
с наготой этой девочки.
Бискайя
Вчера, бросив все дела, отправился в Бискайский залив. Он давно манил меня, необъяснимо и притягивающе.
Название его происходит от Бискайя, провинции басков. Именно оттуда я впервые увидел его, а теперь пустился с рыбаками на лов сардины. Взглянуть на мужскую работу в открытом море, под неумолкаемый свист ветра туго летящего января.
Все-таки, я русский по рождению, и этот зимний воздух, его свежая выгнутая волна радует меня, как никогда, наверное оттого, что я сейчас живу в южной стране.
Баски приветливы, проветренные лица улыбаются мне сквозь морскую капель.
Руки их, мускулистые, бронзовые, искрящиеся бискайской водяной солью, молниеносно разделывают рыбу, невзирая на качку, буруны на гребнях волн, крутой ветер.
Tinto él! El sol saldrá! – Тинто ему! Солнце взойдет!
Тинто – вино басков. Красное, густое. Мне подают бокал, я выпиваю его медленно, так, чтобы за краем бокала увидеть солнце. Пахнет морем, сардиной и снегом.
Чайки бешено режут воздух, с призывным криком тоски по берегу. Мы идем в порт.