Читать книгу: «ЛЕДОХОД», страница 19

– Выяснять нечего, – отозвался Шеин, – Колтун сказал, что в вашем звене больше всего свободных людей.

Я вспомнил, что во время чтения мимо нашего самолета мелькнула фигура Колтуна. Никто кроме меня его наверно не заметил, да и я, продолжая чтение, вскоре забыл о нем.

– Кто сказал? Колтун, говоришь? – переспросил Туликов и белесые брови его сжались к переносью.

Достав из кабины стрелка-радиста свой «винторез» и надев на ремень подсумок с патронами, я отправился в наряд.

– Что выиграла ваша облигация? – И номер и серия совпали! – Улыбаясь во весь рот поспешил мне пожать руку Рыскин. Так в полку поздравляли почему-то всех назначенных во внеочередной наряд.

Гул в степи постепенно стихал. Где-то вдали взвыл на форсаже и смолк мотор. Прошла автоколонна. Осветив всю дорогу фарами, она, точно стадо диковинных зверей, проплыла в пенящейся пыли.

В штабной палатке, которую я охранял, находился заместитель командира полка по политчасти, подполковник Кудинов. При свете крохотной лампочки от аккумулятора он что-то писал, время от времени покашливая. Кто-то другой нервно шуршал газетой.

Я посмотрел на затуманившееся небо. Ночь обещалась быть холодной и я, застегивая воротник куртки на крючок, наткнулся на книгу, что спрятал на груди, торопясь в наряд. Я даже удивился, что до сих пор не вспомнил о ней; мало-по-малу мысли возвратились к прочитанному рассказу. Я видел пепельные, пушистые волосы героини рассказа. Она устремила на меня долгий и задумчивый взгляд своих светло-голубых глаз.

Глуховатый голос замполита вдруг вывел меня из задумчивости.

– Наконец-то закончил. Теперь поговорим, Колтун.

«И этот значит здесь» – подумал я. От поста я не имел права отдалиться. Около палатки находилось штабное имущество, укрытое брезентом. Поневоле мне пришлось слышать то, что говорили в палатке.

– Скажу тебе прямо, – продолжал замполит, – плохо работаешь. Вроде стараешься, бегаешь, а толку от этого еще меньше. Ты почему-то вечно спешишь. Люди тебе не рады. А политработника должны с радостью встречать… Добролюбов как-то писал, что нет плохих людей, есть неуместные работники. Вот ты все в экипажах газеты читаешь, а люди раньше тебя все знают. Им запрещают включать приемники, как бы аккумуляторы не сели, а они по утрам, украдкой от электриков, включают и слушают. События-то какие! Газеты они тоже читают, и не позже тебя.

– А, вот оно что… – отозвался Колтун.

– Погоди. Не в этом лишь дело.

– Но я готовлюсь, пишу… Душу вкладываю в каждую беседу…

– Тем хуже. Значит душа такая… Бездушная, – задумчиво прервал замполит Колтуна. – Ты не узнал людей, к которым пошел. У нас есть мотористы с неоконченным высшим образованием. Люди разной судьбы, разных биографий. Поручи им беседу – они это сделают жизненно, без казенщины, интересно. Дорога к человеческой душе – не проста. Эх, что говорить! Один моторист наш, он на филологическом учился, а в армии стал стихи писать. Не то, чтобы баловался как нередко бывает. В нашей фронтовой газете печатают. Не читали? А сами вы, Колтун, никогда не писали стихов?

– Так точно. Не писал. Меня этому в училище не учили, – с ноткой мстительности в голосе произнес Колтун.

– Вот, вот, – все так же задумчиво и немного устало продолжал замполит, – не учили. А может зря.

– Неужели, товарищ подполковник, я должен читать им… беллетристику? В звене Куликова видимо до того его зачитались, что на политбеседе все, как сонные. Вечером прошел мимо, все звено в сборе. Один читает вслух, а остальные слушают. Думал, бог весть что. А читали беллетристику. Точно сборище сектантов.

– Перестаньте, лейтенант!.. А все ж таки, что там читали? Не знаете?.. А я знаю, могу вам сказать. Не пяльте глаза, я не Шерлок Холмс. Вот, смотрите. Наша старательная Наташа все здесь написала на упаковке. Одной только книжицы не хватает: Новиков Иван Алексеевич – избранное. Не читали этого писателя. Ах, да… Беллетристика. Противопоказано. Жаль, настоящий писатель. Еще в первый день обратил я внимание, в вашем личном деле есть оценки. По литературе-то у вас тройка, лейтенант?..

Минуту-другую в палатке молчали. Слышно было лишь, как замполит, в той же задумчивости наверно, барабанил пальцами по столу. Затем послышалось как он стал ходить по палатке широкими неторопливыми шагами – четыре шага в одну сторону, четыре в другую. Песок, которым был устлан пол в палатке, невнятно поскрипывал.

– Вот что, Колтун. Это разговор между делом. А вызвал я вас для дела. Есть одна работа, где очень нужна ваша энергичность. Очень важный участок. В БАО⁸ требуется начпрод. Питание дивизии во время боевых операций! Сами понимаете. Это будет для вас хорошей школой.

– Значит, доучиваться?

– Не доучиваться, а учиться. Политработник должен всю жизнь учиться… Не торопитесь с отказом. Спокойно обдумайте и завтра еще раз поговорим. А сейчас я вас не задерживаю. Можете идти.

Колтун выскочил из палатки, как ошпаренный. Он пнул ногой какую-то подвернувшуюся под ноги жестяную банку и скрылся в темноте.

Через несколько минут из палатки показался и замполит. В шинели внакидку, постоял он, внимательно всматриваясь в ночную степь. Красная точка папиросы была неподвижна. Замполит затянулся и свет папиросы на мгновенье осветил его скуластое лицо и крепкий подбородок. Меня он не сразу заметил.

– А, наш поэт, – посмотрел он мне в лицо, подойдя поближе, – А я тут вспоминал о вас. Небось слышали. Как будто даже хвалил? Ну вы только не зазнайтесь. – Я кивнул головой. Снова мы посмотрели друг на друга.

– И вообще этот разговор – никому. Договорились? А в звене, полагаю, это вы сегодня читали? Какой именно рассказ читали?

– Калину в палисаднике.

– А-а. Сильная вещь. Она меня тоже когда-то крепко тронула. Красота человеческих чувств, поэзия жизни… Не сумею я это точно сказать. Теперь может не со всем согласился бы, но тогда хотел даже написать письмо автору. А напрасно не написал…

Замполит закашлялся. Затем поднял голову, как бы вслушиваясь в далекий, только ему слышный голос степи.

– А вы помнится, москвич, – вдруг оживленно обернулся он, – Знаете что, – демобилизуетесь, навестите автора. Поблагодарите за всех читателей, за туликовцев, за меня. Расскажете о сегодняшнем чтении, как он у нас вроде политработника был. Писателю будет интересно, думаю. А?.. Ну, пойду проверять посты.

29.03.1956

«…Здравствуйте, Николай Егорович!»

Был уже поздний час и из магазина ушли последние покупатели. Те же двое, переминавшиеся с ноги на ногу возле прилавка вино-водочного отдела, вряд ли собирались что-нибудь покупать. Молодая продавщица отдела Булочкина, занявшаяся подсчетом выручки, еще раз одобрительно, посмотрела на парней: погрелись, мол, пора и честь знать…

Лишь на миг какой-то отвернулась она, как один из них, схватив с витрины бутылку вина, сунул ее под пальто. И тут же оба кинулись к выходу…

Скрыться им, однако, не удалось. Продавщица, на удивление, ловко перемахнула через прилавок, у самой двери настигла беглецов и ухватила их за поднятые воротники пальто. Выскользнувшая бутылка вина грохнулась об пол и вдребезги разбилась – прямо у ног похитителя.

– Ну-ка, сейчас же подберите стекло! И лужу подотрите хорошенько! – скомандовала растерявшимся парням Булочкина, сама аккуратно отступив от лужи.

Телогрейка, поддетая под белый халат продавщицы, делала ее чрезвычайно полной, но никак не прибавляла росту. Она, как говорится, была по пояс дюжим и высоким парням, которых задержала.

В последнюю минуту, войдя в магазин, я таким образом стал невольным свидетелем разыгравшейся сцены и с искренним восхищением подивился храбрости маленькой продавщицы.

– Убрали? А теперь марш в конторку! Ждите, пока не позвоню в отделение. На стол выложите рубь тридцать семь двенадцать копеек за бутылку. И смотрите мне, не вздумайте бежать. А то я мигом Николая Егоровича кликну!

Опять Николай Егорович! Вот оно значит, что – вдохновитель смелого поступка продавщицы!

За несколько дней пребывания в поселке Фряново (Щелковского района Московской области) я уже неоднократно слышал это имя. Всего лишь час тому сидел я в кабинете председателя поселкового Совета Сурова Саввы Петровича. Судя по всему – звонили из клуба. Нахмурив брови, Савва Петрович внимательно слушал в трубку.

– Ну, я рад, что упредили. Передайте мою благодарность Николаю Егоровичу! – сказал Савва Петрович. И положив трубку на аппарат, с минуту поразмыслил и как-то просветлев лицом пояснил мне:

– Надо же! Любовный треугольник. Известное дело: он любит ее, она любит другого… А до беды один шаг было. Местный Отелло – из нашего соседнего села Козино напился, под пальто положил кусище полдюймовой трубы и с оружием этим явился на танцы… Счастливому сопернику, может, уже в живых не быть, если б все не разузнал бы и не упредил бы наш Николай Егорович!

Кто же, наконец, такой этот Николай Егорович? Все его по имени-отчеству называют, как бы по-родственному, ласково. А на некоторых, вроде тех парней, собиравших в магазине осколки разбитой бутылки, наоборот, имя это действует так внушительно, с таким неотразимым «императивом»…

– Николай Егорович? – как бы удивляясь моей неосведомленности, переспросил меня председатель поселкового Совета. Это наш постовой милиционер, старшина милиции Кириенко. Недавно награжден орденом Ленина. Двадцать лет службы в милиции. Интереснейший человек!

…Бикфордов шнур моего журналистского любопытства здесь догорел последние сантиметры. Уже с полчаса спустя я стучал в кабинет начальника Фряновского отделения милиции, майора Кобозева Василия Степановича. У майора было озабоченное лицо. Мой приход отвлек его от подготовки к политзанятиям с личным составом. Услышав, что интересуюсь старшиной Кириенко, Василий Степанович, понимающе кивнул головой, решительно отодвинул на край стола книги и блокноты для записей, и превратился в гостеприимного хозяина: «Садитесь!».

– Да, – улыбнулся Василий Степанович, – популярность! Милицейскому работнику она, прямо скажем, нелегко дается. Труд этот – тяжелый. Вроде как у солдата на войне. Ведь порою о собственной жизни приходится забывать, спасая чужую… К примеру, в прошлом году случай нападения на Полуэктова, в котором и уже в какой раз! отличился старшина Кириенко.

…Стоял Николай Егорович на ночном посту своем. Вдруг в отдалении слышит: человек зовет на помощь, кинулся на голос. Видит пострадавший весь в крови. Одной рукой зажимает рану, другой показывает в сторону леса. В том направлении, значит, скрылись преступники. А в темноте уже еле видны две убегающие фигуры. Вот-вот завернут за угол последнего дома. Минуту упустишь и ищи ветра в поле… У них – ножи, а может и огнестрельное оружие. Старшина заметил двух, а может их больше… Кругом ни души… Соседний пост – далеко, одному нужно действовать.

И Николай Егорович, к слову сказать, несмотря на пятый десяток, прекрасный спортсмен, самбист, один справился с задачей. Догнал и обезоружил обоих нападавших на гражданина Полуэктова и препроводил их надлежащим порядком в милицию. Это были Барабошкин и Ягодкин, на счету которых имелось по несколько судимостей.

Так, что видите сами, популярность тут – побочный продукт. И, вероятно, дело не в одном лишь сознании долга, хотя, понятия эти сами по себе тоже не простые… Помню, интересную мысль, прочитал я как-то у писателя Всеволода Вишневского, который «Оптимистическую трагедию» написал: «Геройский поступок – интеллектуальный акт!». Во как, есть тут над чем подумать, не правда ли?

– А вот, скажем, другой случай. Тут проявили себя и другие качества Николая Егоровича: интуиция и проницательность оперативного работника.

С тяжелыми телесными повреждениями осенью позапрошлого года скорая помощь подобрала на улице гражданина Юхотского. По дороге сознание к нему не вернулось, а вскоре он скончался в больнице. В составе оперативной группы, собранной мною для задержания бандитов, был и старшина Кириенко. Наметить единый план действий не пришлось. В нашем распоряжении было очень мало данных и информации, так сказать. Надо было действовать по обстановке.

Убийцы Кошелев и Мышаров уже через час были доставлены к нам в отделение. И сделал это опять же Николай Егорович! Как? Ну это, конечно, все не так просто было… Николай Егорович обратил, например, внимание на то, что потерпевший был человеком отнюдь не хлипкого сложения. Такой, подумал он, не так-то легко себя в обиду даст! Наверняка, что он защищался, рассудил Кириенко, и следы эти должны были остаться на преступниках.

Синяк под глазом да едва заметные пятна крови на пальто Кошелева, который с деньгами своей жертвы поспешил в магазин за водкой, выдали с головой убийцу…

Но, представьте, какой пытливостью ума, каким зорким зрением надо обладать, чтобы из тысячи людей выделить, отличить одного преступника! Нет, что ни говорите, я согласен с формулой писателя Вишневского. Именно: «Интеллектуальный акт»!

Беседу нашу прерван вошедший капитан, хотя вошел он бесшумно, как бы стараясь не помешать нам. Снял форменную шапку, шинель повесил на крючок где-то за шкафом и пригладил ладонью волосы.

– Заместитель начальника по политчасти Щелковского райотдела милиции – представил капитана хозяин кабинета.

– Трубников Николай Яковлевич, – протянул мне руку капитан. Несколько минут, прежде чем вступить в разговор, он молча слушал нашу беседу.

– Послужной актив старшины Кириенко – обширный и разнообразный, – начал Николай Яковлевич. До утра рассказывать хватило бы! Шутки ли сказать – 20 лет службы! Да к тому какой! Не подумайте, однако, что в Фряново нашем преступления сплошь да рядом. Этот процент у нас резко на убыль пошел, и мы на хорошем счету по Московской области. А за счет чего? За счет выросшей культуры. Народ у нас хороший. Труженики. Два совхоза – «Фряновский» и им. Литвинова, камвольно-прядильная фабрика, завод металлоизделий. Около 20 тысяч населения. Молодежи много! На ней особенно хорошо проверяется эта, так сказать, обратная зависимость между культурой и преступностью.

Удачный ли спектакль в клубе, пополнение ли книжного фонда библиотеки, или организация футбольной команды – все это ощутимо помогает и нашей работе. В такие даты обходишь посты – рапорты сплошь: «Никаких происшествий».

Хорошо! Ведь у нас как у пожарников – чем реже тушат пожары, тем значит, лучше работа. Упор на профилактику! Каждому милиционеру воспитателем надо быть. Проблема эта, конечно, комплексно решается. Сама жизнь наша – главный помощник. Она же и лучший воспитатель.

Мы, разумеется, гордимся боевыми делами старшины Кириенко. Он, так сказать, маяк наш. Молодые работники милиции по нему равняются. Но вот пример его «личной профилактики». Обыденный случай. Вроде и подвига тут нет и очередной наградной лист заполнять не приходится, но характерен он для стиля работы старшины Кириенко… С некоторых пор школьные дела у Жени К., ученика ФЗО из рук вон плохо пошли. Двойки и прогулы, драки и нецензурная брань. Учителя жалуются родителям, те «учителям»… Таким образом, дошла очередь и до Николая Егоровича. Не стал он приводить Женю в отделение. Пошел с ним домой, к родителям. А картина тут неприглядная. Отчим беспробудно пьянствует, Женю к водке приучает. Мать поддалась влиянию мужа. Можно бы, конечно, пристало случаю, филиппику горячую произнести, так сказать, против алкоголя. – За воспитание подрастающего поколения. А толк какой? Родителей таких самих воспитывать надо. К тому ж, Николай Егорович пустословить не любит…

И вот, все чаще стали замечать их вместе – старшину милиции и веснушчатого фэзэошника Женю. Особенно во внеслужебное время старшины. Подружились! А вскоре и занятия у Жени выпрямляться стали. Кончил он, в общем, школу как положено. В комсомол вступил. А сейчас работает в совхозе. Механизатор! Вовремя, значит, Николай Егорович поддержал молодого гражданина. Победила человечность Николая Егоровича, в первую очередь. Вообще к детям и подросткам у него какой-то особый подход имеется. Нет, на корточки не приседает и вроде нотациями не упивается. А влияние на лицо! Может быть потому, что двух своих без матери на ноги поставил. Жена у Николая Егоровича умерла рано, двое детишек у него на руках остались. Нелегко ему пришлось. Сам вырастил. Сын теперь уже в армии, дочь восьмой класс кончает. Потом общительностью и душевностью по душе он людям. Всех от мала до велика знает. И все его знают! Что и говорить – хороший работник, человек хороший.

Николай Яковлевич встал, извинился (дела не ждут) и надев шинель и шапку так же бесшумно, как пришел, удалился из кабинета. И снова с Василием Степановичем вдвоем продолжаем мы беседу о его подчиненном. Да, правду сказал мне председатель поселкового совета Савва Петрович: и впрямь интересный человек – старшина Кириенко!

И все же облик его, характер этого человека и превосходного работника не вырисовались бы моему воображению, так ясно, если б не довелось побеседовать и с подполковником Алексеем Григорьевичем Бармянцевым, начальником Щелковского районного отдела милиции. Оказывается, вдвоем со своим замполитом Трубниковым приехали они из Щелкова, чтоб лично проверить политподготовку личного состава Фряновского поселкового отделения.

На мой вопрос, объясняется ли отличная работа старшины Кириенко одним лишь тем обстоятельством, что он старослужащий, Алексей Григорьевич решительно покачал головой.

– Нет, разумеется! Тут, во-первых, призвание. И начало ему, может еще тот отдельный полк МВД, где Кириенко во время войны начал свою службу. Спросите его, он вам об эту пору кое-что интересное расскажет. Во-вторых, талант у человека. Да, да, привыкли мы, что талант у художника, у поэта. А я убежден, что талант в любом деле обнаруживает себя. И в любом деле можно работать творчески. Это всегда больше, чем добросовестное выполнение долга! Загляните в личное дело Кириенко. По всем предметам – спецслужба или политподготовка, огневая подготовка или самбо – отлично! И к тому же любовь к своему делу, неравнодушное, горячее сердце у человека. Наконец, еще одна немаловажная деталь: культура, знание. Взять хотя бы художественную литературу. Читает не просто много, а со вкусом, с разбором. Русскую классику как знает! Тут уж с ним не всякому десятикласснику потягаться! («Героизм – интеллектуальный акт», – еще раз пришло мне на память).

И вот, в ожидании прихода с поста Николая Егоровича, я перелистываю папку с документами – его личное дело. Благодарности, наградные листы, служебные характеристики, выписки из приказов…

«Учитывая долголетнюю безупречную и активную работу в органах милиции бюро Щелковского ГК КПСС поставляет: ходатайствовать перед Московским Обкомом КПСС о представлении милиционера Фряновского поселкового отделения милиции Кириенко Н.Е. к награждению правительственной наградой». Так, например, сказано в одном из документов, предваряю очередную награду. Представления от прямого начальства по службе, подписанные начальником УООП Московской области.

Я закрываю личное дело старшины милиции Кириенко Н.Е. Даже полагающаяся официальная сдержанность, лаконичный служебный стиль этих документов явно обнаруживают «скрытую теплоту» и любовь к этому человеку. И тем нетерпеливей поглядываю я на часы.

Ровно в шестнадцать ноль-ноль, как сказал мне Василий Степанович, старшина Кириенко переступил порог его кабинета.

Высокий, прямой, с открытым лицом и приветливым взглядом, Николай Егорович протянул мне руку. И вот уже второй час длится наша беседа. Я знаю, что человек пришел с поста, но мне все хочется слушать и слушать Николая Егоровича. Он не просто отличный рассказчик – характеристики людей, психологические мотивы их поступков, словесные портреты – у него удивительно меткие. И память притом на зависть. Он помнит все: даты, мельчайшие подробности обстановки, фамилии и детали «словесного портрета».

Но что любопытно – самого первого из личных местоимений «я» в рассказах меньше всего слышится. Николай Егорович рассказывал о других, когда я обращаю на это внимание рассказчика, он решительно протестует.

– Да что я один сделал бы! Без актива наших замечательных стариков-пенсионеров, без Коробкова Ильи Сергеевича, Круглушина Василия Аверьяновича, без смелой и безотказной молодежи, вроде Виктора Бочарова и Евгения Стрельникова – я не много стоил бы! Ведь вот они, живые люди, которых принято называть суховатым словом «общественность». А Виктор и Евгений – это просто золотые хлопцы. По первой просьбе – они (вместе со своим мотоциклом) в наше полное распоряжение отдают себя.

Я внимательно слушаю старшину, не перебиваю его своими традиционными журналистскими вопросами. Хотя, по правде говоря, один такой вопрос мне задать хочется. Как он, Николай Егорович, пришел в милицию?

Но вот старшина смолк, прищурился, будто пытаясь заглянуть в далекое, минувшее, первые послевоенные годы, разобраться в воспоминаниях.

– Я расскажу вам об одном эпизоде. По-моему, он решил судьбу мою. Еще в полку МВД служил я тогда. Возвращался я как-то из увольнения. На платформе электрички вижу стоит девчонка лет 16-17 и плачет. Тихо так плачет; есть такие скромные люди, что даже в беде не любят докучать другим. Оказывается, хулиганы сняли у нее часы. А часики – чужие, у подруги взяла перед тем, как на танцы отправиться. Подруга как раз в ночной смене работала. Сама она – ученица на заводе, на токаря учится. Получает она мало, да еще мать больная на руках у нее. И вот девчонка теперь слезы льет, ломает себе голову, как из беды выпутаться: где и сколько занять, чтобы купить подруге другие часы. Сознаться, что хулиганы сняли их у нее, или не вернуть их подруге – это и в мыслях у нее такого нет. Честная натура. «Я взяла, я вернуть должна. Подруга не должна пострадать!».

Очень мне жалко девушку, злость у меня на этих хулиганов. Какая низость, какая жестокость!

Расстроенный пришел в казарму. Рассказал о беде этой девушки старшине. И прошу его отпустить меня и в следующее воскресенье. Девушка сказала, что видела этих хулиганов на танцплощадке. А я с ней договорился, чтоб и она в воскресенье обязательно пришла…

Три воскресенья подряд давал мне старшина увольнительные. Пришлось изображать заядлого танцора. Пока девушка не указала мне на одного верзилу. А там уже и остальных двух грабителей не долго было разыскать. Не мог я успокоиться, пока не вернул часы девушке. К счастью, они их еще не успели продать. Это, пожалуй, первая моя милицейская операция была, хотя носил я тогда не синюю, а общеармейскую, серую шинель. На всю жизнь запомнил счастливые и благодарные глаза девушки этой. И на всю жизнь невзлюбил всякую нечисть, мешающую жить людям.

…Мы идем по широкой улице поселка. Мороз крепчает к вечеру, снег явственней поскрипывает под ногами. Николай Егорович по пути домой хочет заглянуть в библиотеку, взять третий том «Войны и мира» Толстого. Встречные, завидев нас, приязненно улыбаются, приветствуют общим поклоном: «Здравствуйте!». А потом уже отдельно:

– Здравствуйте, Николай Егорович!