Цитаты из книги «Курехин. Шкипер о Капитане»
Помню, какой шок на всех произвело выступление на конференции [на фестивале Berlin Independent days] Гаккеля, который посреди спокойного деловитого обсуждения способов привлечения к себе внимания мейнстрим-медиа вдруг взорвался: "Я не понимаю, что происходит? Где мы находимся? Это Дни независимой музыки или что? Почему мы тогда обсуждаем пути проникновения в мейнстрим? Мы что, не хотим быть больше независимыми?"
Были, разумеется, и курехинские придумки. Выглядевший стопроцентно по-еврейски Марк Эйдлин обряжался в лапсердак и кипу, оставлял за кулисами свою любимую лютню и по команде ("Евреи пошли!" - орал со сцены Курехин, ни на секунду не прекращая дирижирования) выводил на сцену группу таких же колоритных, как и он , псевдоклезмеров. Засунув пальцы за проймы жилеток, под грохот поп-механического оркестра они выплясывали "семь сорок"
Можно, наверное, продолжать эксплуатировать ту идею, которая существует. Она развивается - не так чтобы очень, но развивается, и какое-то время на ней еще можно существовать. Но в России сейчас идет тотальное разобщение, особенно в свете культуры. Когда все были зажаты, спрессованы вместе, то вместе делали и общее дело. Все знали, кто свой и кто чужой. Сейчас все это радикально изменилось, появилась возможность делать карьеру индивидуальную, чем каждый и занимается. Нет целостности, нет общего ощущения, которое объединяло бы людей и заставляло их делать совместную культуру. Раньше "Поп-механика" строилась по принципу дружбы, собирала всех друзей и поэтому несла в себе определенный духовный заряд. Сейчас она может нести уже только чисто формальный заряд, и только такой заряд она и несет. Можно расширять композиционно, можно делать массу новых находок... Но она обрела уже некоторую механистичность, тем более, что, путешествуя по многим странам, я научился совершенно спокойно делать "Поп-механику" из людей, которых я никогда ранее не встречал, хотя это и противоречит общему духу. Поэтому я и не думаю, что "Поп-механика" может развиваться духовно - только чисто формально.
А под статьёй Оливии Лихтенстайн Фаллоуз красным шрифтом напечатал высказывание Эля Лисицкого: "Пусть свержение старого мира будет запечатлено на ладонях ваших рук"
Что происходило внутри каждого из этих вставных номеров, Курехина не так уж и сильно волновало. Свою поп-механическую картину он писал крупными, грубыми, но невероятно мощными и яркими мазками. Каждый элемент нес не только (а зачастую и столько) музыкальную или даже визуальную нагрузку. Каждый сановился кирпичиком в гигантском калейдоскопе общекультурных, эстетических, а то и политических идей, символов, артефактов и ассоциаций. Все вместе они выстраивались в причудливый, иногда диковатый, часто шокирующий, но всегда невероятно увлекательный, а нередко и просто завораживающий мир Сергея Курехина.
Кстати о крушении гитары. Я хорошо помню, как тщательно БГ готовился к этому ритуальному жесту. разумеется, при жесточайшем дефиците и запредельной цене хороших инструментов речи о том, чтобы "импульсивно" разгромить о сцену полноценную играющую электрогитару, и быть не могло. Была специально припасена какая-то плохонькая, древняя, и уже практически не играющая электрогитара. В нужный момент она была извлечена из-за колонки и с грохотом, в несколько мощных, наотмашь ударов размозжена об пол несчастной ленсоветовской сцены.
Нафиг такой клуб, в котором нельзя делать музыку?
Был намечен сольный фортепианный концерт. На сцене рояль с открытой крышкой, перед роялем стул. Все камерно, чинно, в зале, в ожидании музыки, собралась заинтересованная публика. Курехин вышел на сцену и начал говорить. Он рассказывал что-то о своей психике, о том, что он насекомое, о мутациях в организме, о врожденном идиотизме и прочих захватывающих вещах, а затем перешел к изложению "либретто" того музыкального произведения, которое он намеревался исполнить. Увлеченно и без тени улыбки он разглагольствовал о турецких янычарах, которые на своих подводных лодках проникли а Петроград 17-го и вторглись там в военно-революционную интригу с английскими шпионами, Лениным, Троцким и прочими сюрреалистическими персонажами. Обычно такая вступительная речь - наполовину подготовленная, наполовину импровизированная - продолжалась минут пять, после чего начинался ее не менее абсурдный музыкально-перфомансный эквивалент. Тут же Курехин говорит свои пять минут, говорит десять, пятнадцать, двадцать... Проговорив так с полчаса и подведя и подведя рассказ к некой завершающей точке, Сергей раскланялся и ушел со сцены, так и не прикоснувшись к роялю. Публика сидит как завороженная. Чисто вербальная "Поп-механика" - без единого музыкального звука, без единого костюма, декорации и в полном одиночестве.
«Long Awaited Letter» («Долгожданное письмо»)
Однажды, помню, мне пришлось во время редкого налета милиции прятать какого-то западного дипломата на чердаке.
