Читать книгу: «Зов. Оглядываясь назад»

© Александр Гусев, 2018

ISBN 978-5-4493-3380-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

О книге

Я пишу истории, события, воспоминания, к которым оказался причастен сам или рассказанных мне непосредственным участником. Это скорее записки памяти в дневнике моей жизни. У меня нет выдуманных историй, все события и лица реальные, имена изменены.

Зов

Удивительное свойство у донской степи, не принимает она посторонние предметы, даже кусочки металла отторгает из себя, приподнимая их иглами травинок, не поглощает их. Такое открытие сделал я в 10 лет, гуляя по скошенному лугу, в то время, как ровные ряды высохшего, душистого сена, дед укладывал в телегу.

Собрав пригоршню, причудливых форм, в зазубринах, как бы надкусанных, железных осколков, протянул их старику.

– Тут полно этого «добра», смотри ноги не порань, – равнодушно ответил он.

– С войны еще лежат, это от авиабомб, а вот эти белые и легкие, от самого самолета.

– А мне говорили фрицы до нас не дошли 50 километров. Откуда тогда?

Все оказалось не так уж и таинственно, где-то рядом была эскадрилья ночных бомбардировщиков, новички и оттачивали тут свое мастерство в бомбометании. На земле были начерчены макеты дорог, строений по ним и работали.

– А вон там, видишь ямку в траве, так это один из них упал, разбился. Да. Колеса шасси помнится, долетели до села, хоть оно и в 5 км. Из них потом мы галоши на валенки вытачивали, сносу не был той резине.

Трудно различимое место в траве я запомнил, оно манило и будоражило детскую фантазию, а вдруг там пистолет летчика, а может и автомат?…

Спустя год, привязав к велосипеду лопату, приехал на то место, с трудом найдя в однообразном зелёном ковре небольшую воронку, вонзил лопату, но не тут то было, пробить толщу степного газона, 11 летнему ребенку увы оказалось не под силу и как я не кряхтел и не тужился, только чуть поцарапал дёрн. Понял, что один я не справлюсь и тут нужен человек постарше.

На следующей день, на удивление, легко поверив, что нас ждут военные сокровища, меня вез на рамке велосипеда старшеклассник из 8го класса. А через 10—15 минут раскопок, скрежет металла известил о первой находке, со спичечный коробок фрагмент самолета, что привело нас к азарту, восторгу.

И уже через час рядом с нами выросла горка из всевозможных предметов, деталей самолета, двигателя, каких то трубок, кусков толстенного пуленепробиваемого стекла, обрывок пулеметной ленты, где еще были целыми позеленевшие патроны. Фрагменты обмундирования, пуговицы, ремни и… кости, изрубленные, из молотые. Мы пытались их к себе прикладывать, хотели понять из какой они части тела, но познания в анатомии увы были слабы, а осознание, что мы держим в руках чью-то бывшую жизнь и настоящую смерть, еще не пугало ум.

Устал мой приятель-землекоп, вижу, что интерес его угас, завалился на траву, тяжело дышит, мокрый, да и жара стояла беспощадная, степные оводы атакуют, грызут без устали. Решил я сам попробовать углубить яму, с размаха вонзил лопату, но та со звоном отпрыгивала обратно. Я еще и еще долбил лопатой по этому месту, пытаясь понять, что за ерунда, пока не сообразил, что это какой-то предмет мешает. Полукруглая труба уходила вглубь. «Наконец-то фюзеляж самолета,» – решил я, но когда предмет обрёл знакомый силуэт виденный на картинке бомбы, я выскочил из ямы, упал, прижавшись к земле, закрыл руками голову и уши, ждал взрыва… но был только взрыв хохота Валерки, который катался со смеху от увиденного.

Я просил его не трогать эту «дуру», даже в 11 лет понимая всю серьезность находки, но в 15 лет ум работает более практично. Приятель обругал меня ссыклом и потребовал помочь ему выкатить её из ямы.

Сейчас точно и не помню, каких размеров она была, ведь у страха глаза велики, мне казалась – гигантской. Поднять мы ее действительно не могли, только перекатыванием оттащили на «безопасное» место, чтоб случайно на неё ничего не упало при дальнейшем копании (мы были осторожны!!!).

Стоящих внимания находок, больше не было. Изучили бомбу, задняя часть с крыльями – стабилизаторами, с торца надпись, кажется «СССР – 1942». Стали решать, что с ней делать, ведь бросить ее тут, значит утром оставить деревню без стада коров, которое тут пасут, как эта железяка поведет себя после удара копытом животного, неизвестно. Ну и решили… подорвать её!!! Ох, детство! Натаскали веток, в степи их достать трудно найти, костер получился жиденьким и прогорел быстро, в общем хворостом бомбу не взорвать, нужны дрова, для накала и воспламенения взрывчатки. Снова набрали уже более увесистых чурок, а подойти к дымящему костру боимся, спорили, тянули жребий и… пошли вдвоем, дабы не было обидно, огня уже не было и последние спички не запалили его. Засыпали костер вместе с бомбой землей и поехали к моему отцу, рассказать о событии.

Батя чинил машину, торчали только ноги, разговаривать с нами не хотел, но когда, до него дошло о чем мы болтаем, кажется шарахнулся головой о днище.

Итог, был для меня ожидаем, неделя карантина, из дома не выпускали.

Ну а «саперы», что прибыли из местного РВК, её там же и подорвали обложив динамитом. Прошлись миноискателем и ничего больше не нашли или не захотели. Какой – то майор разыскивал меня, хотел видимо узнать, не утаил ли чего из находок, и нет ли таких еще мест. Узнав об этом и думая что меня еще больше накажут, сбежал из дома и до поздней ночи скрывался в степях пока голод не вернул домой, военный меня так и не дождался, уехал.

Шли годы, не одно поколение мальчишек уже побывало на том месте, в небезуспешных поисках «сувениров» которые до сих пор лежат там. А меня не покидало все это время чувство, что я сделал, что-то «не так, не то, неправильно», тяготение только усиливалось, стоило только вспомнить «подвиг детства»… и не бомба тому виной, нет, ну нашли и нашли, слава богу, не добавили своих костей к тем, что там покоились.

Лишь спустя 25 лет, в 2007 году понял, что меня беспокоило эти годы.

Приехав в родные места, я, как сумел «сварил» железный крест и установил его среди грустно кивающих седин ковыля, заполонившего воронку в степи.

Экипаж бомбардировщиков состоял из нескольких человек, а значит, те многочисленные останки принадлежали не одному человеку, чей вечный покой, я и нарушил.

Крест и сейчас там стоит, вдали от деревни, в глухой степи, с тех пор никто больше там не копает, ну а я, словно снял с себя тяготившую ношу. Надо будет этим летом приехать покрасить его заново, да еще посадить по краям белых плакучих берез, пусть нежный шёпот листвы, будет молитвой их матерей так и не дождавшихся своих детей.

Простите пацаны, вечная вам память и пусть земля будет пухом!

Хлеб Насущный

– Вань, ты куды? – видя, что муж рано с утра скоблит бритвой пену на лице, встревожилась Настасья.

– Отстань, не тваво бабского ума дело, – надув пенные щеки, рубанул Иван.

Что-то недоброе почуяв, Настасья не унималась и раскраснелась от волнения. Но зная сухой нрав супруга, не могла подобрать слова, чтоб выпытать у него, деревенского тракториста, зачем он в такую рань, приготовил шляпу, свадебный пиджак и подаренный старшим сыном из города, бордово-красный галстук.

– Ванькя, ну ты чаво удумал то, а? – не выдержала она, – взаправду, что ль на развод хош подать, а? – и слезы заблестели в глазах жены.

– Вот дура…! – промычал супруг, пытаясь приладить непокорный узел галстука под воротник желтой рубахи.

Но я помогу открыть вам причину, так как дождаться объяснения от немногословного Ивана, сельского механизатора, ни вы, ни жена не сможете.

Всё произошло вчера вечером, когда поужинав, Иван стал перелистывать еженедельную районную газету «ЗАРЯ» и наткнулся на фотографии своих коллег, под жирным заголовком «Наши передовики», с ключами и молотком в руках, те стояли у тракторного плуга и глядели строго вдаль. В статье говорилось, что механизатор колхоза «Родина», коммунист Лапухов, вспахал за сутки 20 гектаров земли, а его коллега, коммунист Матвеев, 19. Оба они награждены почетными грамотами и ценными подарками за регулярное перевыполнение плана, первому достался радиоприемник, а второму электрический самовар.

Вот тут-то, и побагровел Иван, ударил, кулаком по газете. Нет, он не позавидовал им, хотя возможно было и это, жгучая обида вскипела за неправду и откровенную ложь, регулярно, вот уже все лето печатающуюся в местной газетенке.

Его, непьющего уже полгода с весны, и выдающего «на – гора» большие результаты на своем ДТ-75, упорно не замечали, ни правление, ни председатель, ни журналисты.

Только лишь учетчик, землемер, тезка Ивана, меряя своим деревянным циркулем его пахоту, цокал языком и хвалил тракториста, чей результат значительно отличался от коллег и глубиной и площадью.

А те два героя, местные выпивохи, и не стремились никогда лидировать, подолгу стояли в ремонте, за техникой не следили, часто отсыпались в лесополосе, в то время, как Иван, до боли и ряби в глазах глубоко царапал чернозем блестящими сошниками плуга, в азарте работы.

И последний его результат был значительно выше липовых «передовиков». Вот это-то и не мог больше терпеть, Иван, он давно понял, что как бы не рвал жилы, коллеги коммунисты будут все равно впереди его – беспартийного.

И ехал он сегодня утром в город, действительно писать заявление, но не на развод, которым зачастую попугивал сварливую жену, а на вступление в партию КПСС.

Как в воду глядел, не прошло и недели, его труд «заметили», газета и не только районная, а областная не раз упоминая его печатала портреты. А вскоре и телевидение заинтересовалось, смущенно и конфузливо с экрана, он отвечал на вопросы журналиста, с неестественной интонацией в голосе.

«Кандидат в члены КПСС, Иван Морозов, при норме выработки «такой-то» перевыполнил план на «столько-то» такие статьи стали обыденностью в газете, посыпались и награды, медаль «За трудовое отличие», бессчётные вымпелы, почетные ленты, памятные подарки, Иван Иванович, все это и сейчас бережно хранит в своей сельской избе. Его фотопортрет помнят в области на городской площади передовиков, на ВДНХ в Москве, даже в бывшей Чехословакии успел поделиться опытом…

Вот такую роль в СССР играла партия… плохо это или хорошо? Ответ для многих не очевиден… лично я не был коммунистом, и, сравнивая времена, однозначного ответа сейчас дать не могу.

Ивану Ивановичу, скоро 80, это мой отец, я желаю ему доброго здоровья и преклоняю голову за его честный труд, в котором и сам мальчишкой, не раз принимал участие, помогая убирать хлеб на комбайне, распахивая черноземную степь на тракторе, я знаю истинную цену хлебу, спасибо тебе за это – мой отец!

Характер

За что не любили друг друга, теща (моя бабушка Вера) и зять (дядя Вася), узнать уже нельзя, давно померли оба в преклонном возрасте.

Но народ догадывался, властная и волевая теща, закаленная судьбой была авторитарна, осталась одна с четырьмя детьми в войну, получив похоронку на мужа, осенью 1941. Не смотря на голод в селе, смогла поднять семью, а младшему было только год, замуж больше не выходила и двум своим дочерям желала мужа такого, чтоб, как за каменной стеной.

Старшая Клавдия, миниатюрная девушка, в 18 лет влюбилась в парня из семьи, с которой мать не хотела знаться.

Получив отказ в благословении матери, тоже проявила характер, сказав, что выйдет тогда замуж за урода Ваську, одноглазого парня с изуродованным взрывом мины лицом и без правой, по локоть руки. Он один выжил из тех 5-ти мальчишек, нашедших противопехотную мину в поле и попытавшихся ее рассмотреть или вынуть сразу после войны.

И действительно, так и сделала. Мать её не ходила в дом непокорной дочери, и не хотела знаться несколько лет, даже когда та родила ребенка не пришла взглянуть на внука.

Но все же сердце не камень, узнав, что молодая семья похоронила девочку, умершую в 2 года от дифтерита, пришла на поминки. Стала помогать дочери, но с зятем, ни в какую не хотела общаться и даже не глядела в его сторону, прозвав его «пистолет», за вечный прищур вытекшего глаза и полусогнутую культяпку руки, направленную на собеседника.

Вскоре родились еще две девочки с интервалом в 5 лет, и тогда теща нет, нет, но стала с зятем разговаривать, чаше не оборачиваясь спиной.

Василий, простой безобидный мужик, любил хорошенько выпить, но и работал одной рукой за двоих, в буквальном смысле.

И косил и вилами орудовал и дрова и скотина, со всем легко справлялся, упирался как – то обрубком руки и все у него получалось.

Без дела не сидел и, не смотря на инвалидность, трудился конюхом на ферме, все дивились его однорукой сноровке. От постоянного физического труда пальцы левой руки были похожи на губы железных кузнечных тисков.

Я помню рукопожатие этого человека, когда твоя ладонь, была зажата словно десятком струбцин.

Сухой треск дерева слышался, когда он сжимал единственный кулачище, огрубевшими пальцами он мог брать угли из костра.

И ростом, и в плечах его бог не обидел, крепкий мужик был.

Но, чтобы теща ему не говорила, он, молча игнорировал, не ругался, нет, а просто усмехался и не обращал внимания, тоже… с характером.

Придя однажды под хорошим хмельком, утром домой, услышал голос тещи, которая ругала и кляла его на, чем свет стоит, из погреба в подполье дома. Крышка-дверцы была открыта, видимо она набирала картошку, и думала, что никто ее не слышит.

– Писталет триклятый! Все яшшыки кривые, сколочены уродливо, как и он сам, ну не могешь ты красиво сделать, попроси людёв справных, с руками и глазами, чаво портить доски – то! Чертяка безрукий…, – и так несмолкаемо неслось из ямы в полу.

Василий, видя, что никого нет дома, дети в школе, жена до вечера на ферме, а тещин борщ, который та собиралась приготовить на обед, ему все равно поперек горла, крышку захлопнул и огромными гвоздями заколотил доски намертво. Слушать крики и вопли не стал, а ушел на работу и до позднего вечера не возвратился домой.

А когда пришел, шум и ругань в избе, слышимая с улицы сразу стихла, жена заплаканная беспомощно пыталась топором оторвать гвозди, но разве для того их Василий прибивал, не тут-то было. Ругать его не стала, а ласково попросила:

– Вась! Выпусти маму! Ведь чай с утра, как там сидит!

Знал бы Василий, получше тещу, не стал бы так гвозди крепко прибивать.

Не прошло и полгода, как он просил у нее прощения и обещал даже бросить пить и слушаться ее как мать родную.

И вот как было дело: пересох у него во дворе колодец, просить помочь никого не стал, спустился сам и давай черпать ил и грязь, пока до ледяных ключей не добрался. Землю на веревке жене подавал, та вытягивала. Уже и вылезать бы пора, вода бодро прибывать стала, как вдруг услышал голос тещи:

– Писталет, эй, ты тама ишшо живой? – Ну, чаво?!

– Лови вяревку, она табе боле не понадобится, – кинула обратный конец ему, лишив тем самым возможности выбраться.

– А таперча смотри черт одноглазый, сюды!

– Ну чаво вы тама?! Озвярели что ля, у меня сердце от холода чичас встаня!

В проеме неба, закрывая его чуть ли не на половину, возникла черная зловещая тень.

– А енто ешо, чаво и к чаму?

– А енто каминь Вася, мельничный, от жернавов и ща он на тебе падлюку полятить, давно я от тебя змея избавиться хачу…

Надо ли дальше унижать рассказом взрослого мужика, который зная тещу и её нрав, клялся и божился до тех пор, пока рыдать не стал в голос…

Синего, трясущегося от ледяной, колодезной воды его даже не сразу смогли и вытянуть, настолько он там, в колодце, ослаб от холода…

Растирали и вливали в него самогон, не одну бутылку извели…

Семья и правду у них была образцовая, многие их ставили в пример, а кое-кто даже и завидовал.

И жили они, что называется долго и счастливо! Моя бабушка (его теща) умерла в 88 году, д. Василий пережил её ровно на десять лет, а спустя два года и жена Клавдия ушла из жизни. Моим двоюродным сестрам, их дочерям, давно минуло за 60. Вот такая вот Донская история разыгралась в моей деревне много лет назад…

Простите за слова родной речи, хотел передать истинный звук, наречий, который до сих пор слышно в моем степном краю, между Доном и Волгой.

Сёма! Вернись!

Я впервые за много лет, летел на отдых, на один из Карибских островов. Это был февраль, и выбор мой был исключительно из самых доступных на тот момент, т.к. ни один тур оператор дешевле этого места с купанием в теплом море и едой не давал.

Вариант всеми любимого Таиланда, был не для меня, только завтраки, а я ленив слоняться по местным харчевням.

И вот, в умиротворенном релаксе, утонул я в кресле огромного Боинга. Но единение с «отпускным счастьем» было не долгим. Беспрестанно толкая всеми частями тела, что-то воинственно вскрикивая, непоседливый малец лет 6-ти, не дает мне спокойно сидеть вот уже не первый час полета, а впереди их еще 12. Я терплю, пробую сосредоточиться на чтении, но т.к. сижу на крайнем к проходу кресле, вынужден регулярно вставать, чтоб пропустить всю семейку. Вскоре, через меня начинает лазить его брат постарше, он сидит с бабушкой, на креслах спереди. И они явно вдвоем затеяли войнушку, т.к. над головой стали летать «гранаты» и свистеть «пули». «Яжмать» отречено сидя у окна, без всякого интереса читает эл. книгу. Полет очередной» гранаты» завершается на голове пожилого лысоватого пассажира, он, как и я, терпеливая жертва оккупации маленьких экстремистов. Во время завтрака на меня проливают чай и пачкают пирожным. Вы, наверное, заметили, что я терпелив и сдержан и только мимикой выразил своё недовольство Яжматери, поймав её взгляд, но она лениво окрикнув Сёму и ругнув Лёву, не прониклась к чаяниям соседей.

На мое предложение поменяться местами, для их же удобства, дабы они были все вместе, получил отказ. В очередном бою «ранили» пожилую соседку, та не выдержав «мук, страданий», высказала под всеобщее одобрение, свое негодование сопровождающим взрослым. Но получив в ответ, порцию отборной словесной «картечи», от бабушки и яжматери, решила погрузиться в просмотр ТВ на спинке впереди стоящего кресла.

Лампочка вызова бортпроводников у меня над головой горела неугасимым огнем и стюардессы сновали к нашим креслам с усталой дежурной улыбкой, выслушивая бесконечные просьбы-требования и жалобы мамаши. Сначала она была возмущена отсутствием возможности зарядить планшет. Потом требовала наушники к нему, ей не нравились предлагаемые напитки, она требовала заменить начатую еду, т.к. там не был указан состав веществ или калорий… и так 12 часов.

Наконец-то самолёт под хлопки аплодисментов коснулся земли, завершив трансатлантические муки перелета. Яжмать тут же принялась названивать кому-то и, старалась говорить шепотом, но видимо уши были у нее заложены перепадом давления в салоне, и диалог получился громким, слышимым не мне одному:

– Айзик! Да! Мы приземлились!

– Как, ты еще в Нью-Йорке, в аэропорту? Задержали!? – она явно была недовольна.

– Дети! Папа встретит нас как обычно, но через два часа!

– Не спрашивай, Айзик! Это ужасно! Я так никогда еще не летала, ну ты можешь себе представить, меня и в чартере, да еще в эконом классе… но это все потому, что я у тебя экономная и хозяюшка!

– Ты забронировал ту же виллу? Тогда скажи им чтоб вода была в бассейне теплая и чистая!

– Ну как же?! А в позапрошлом месяце там плавали листья и у мальчиков был понос… это только от воды в бассейне …нахлебались.

– Ужасный перелет, я никогда больше не полечу в этом быдлосалоне! Встречаемся там же у выхода, дьюти-фри.

Ровно через две недели, я, загорелый, просоленный и пропитанный насквозь местным ромом, сидел в кресле самолёта и ждал обратного вылета… суетились стюардессы, хлопали крышками багажных полок. Я в этот раз был у окна и надеялся, что 12 часов со мной рядом «поселят» загорелую красотку… девушек и вправду было много, но садились они все мимо…

Поток пассажиров прекратился и я уж решил, что лечу один, как вновь хлынули и среди людского говора, я услышал знакомый писклявый голосок:

– Сема! Лёва! Нам дальше, вон с той стороны!

Я похолодел! Только не это!… и точно, это были они… я закрыл глаза… хмель выветрился в ожидании ударов колен и толчков локтями…

Господи! Только не они!

И меня он услышал…. голоса на мое удивление прошмыгнули мимо, в хвост самолёта, ВИП – семейка в этот раз досталась другим несчастным.

Услышал он и про мою просьбу о молодой девушке – не прошло и пяти минут, как полтора центнера чрезмерно роскошного, загорелого шоколада, расплылось по всем свободным местам кресла, рядом со мною…

Мой сдавленный мозг кричал: – «Сёма! Ты где, милый мальчик! Вернись!»

Будьте конкретнее в своих мольбах и желаниях…