Читать книгу: «КВЕСТ@6К»

Шрифт:

ISBN 978-5-4490-6435-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

СОЦИАЛЬНАЯ СЕТЬ

«Что делать?» – знают все, «что сделать?» – не знает никто
(так писал КВЕСТ@6К)

Если кому-то Квест@6К и показался бы циником, то, по-моему, это – дело вкуса. Так думал я, когда началась эта история, о событиях которой я пишу после того, как это стало для меня важным.

По интернет-форумам я иногда бродил с определённым интересом, чтобы позабавить дух свой излияниями чужой энергетики и лишний раз утвердиться в собственном невысоком мнении о человеческой натуре. Это влияло на тонус моего общего восприятия жизни и некоторым образом спасало от хандры. Предметом моей сетевой охоты были, однако, не милые пошлости толпы, желающей «хлеба и зрелищ», но редкие, всякий раз чьи-то по-своему интересные отклонения от сложившихся представлений об окружающей нас действительности.

Сначала мне показалось, что и Квест@6К был озабочен тем же. Но, как потом оказалось, я сильно ошибался по поводу его интересов.

Квест, например, на фоне какой-нибудь жестокой политической полемики мог живо рассуждать на тему о том, что на самом деле устремления граждан в большинстве своём почти не связаны с желанием добиться справедливого устройства мира.

По его словам, политические волнения тех оппозиционеров, кто помоложе, мало чем отличались от дискотеки.

К примеру, молодым девицам на уровне животного инстинкта необходимо добиваться внимания самцов, приближённых к вершине социальной иерархии. И поскольку самых крутых самцов на всех не хватает, то по отношению, например, к президенту может разгораться чувство глубокой неприязни и даже ненависти только по этой единственной причине. Однако женская натура способна соглашаться на меньшее, где выбор пошире. Такая «оппозиция» уездных девиц, как правило, перемежалась с картинными «селфи» на собственных страничках, где обязателен томный загадочный взгляд и театральность окружающей обстановки.

В свою очередь молодым пацанам, измученным половыми гормонами, необходимо ответно демонстрировать себя и свой потенциал в стремлении атаковать общего врага.

Итог таких политических танцев оппозиции, утверждал Квест, – не более, чем предлог для физического сближения. То есть, понятно, что после встречи на митинге или на демонстрации молодые самки отдаются уже не просто Ваньке-штукатуру, а борцу и почти лидеру великого народного движения за всеобщую справедливость. Пусть хотя бы так.

Другая часть активной молодёжи добивалась тех же результатов с точностью до наоборот на противоположной политической платформе, утверждая непогрешимость нынешнего вождя и приближение себя к нему в политическом порыве. Даже если ничего не получалось, то удовольствие всё равно приходило ко всем участникам «политического процесса» на уровне некоторого сублимированного удовлетворения.

По мнению Квеста, радикально-политические порывы не имели возрастных ограничений.

У массы более возрастных самок политическая активность возникала иногда просто от скуки, иногда это было неразделённое сексуальное одиночество, не исключено, при наличии равнодушного мужа, частенько – просто ужас надвигающейся старости. «Селфи» здесь практикуется пореже, как правило, в более информативно насыщенной обстановке, в кругу верных друзей, например.

Политический радикализм возрастных самцов «селфи» вовсе не предусматривал. В массе своей он имел всего лишь две причины.

Крайне правые старички критиковали «нынешние порядки» лишь только за то, что не стоит то, что раньше стояло. Тут статуя Ленина с рукой, указующей в сторону коммунизма, в крайностях подобного мировоззрения приобрело почти фаллическое значение.

Противоположные левацкие же «загибы» обнаруживались у многих седеющих «знатоков» внешней и внутренней политики, которые мучаются ощущениями своего бытия в качестве лузера. Здесь всё то же вездесущее и выгорающее со временем либидо агонизировало в пламени подсознательно низкой оценки собственной социальной успешности.

Как пиявки ко всему этому мыкающему стаду цеплялись мастера политической конъюнктуры и шарлатаны, умеющие делать деньги на «говорении».

Квест утверждал, а я в том с ним соглашался, что всем здесь управляли не только принципы, открытые Фрейдом, которого мы, впрочем, тоже посчитали не избежавшим корыстных устремлений в своих «публичных откровениях» и породившим соответствующую шарлатанскую традицию в психологии. Конечно, всё это было пересыпано простой человеческой любознательностью и желанием погреться у общего виртуального костра среди тебе подобных в процессе сладкого обмена социальными ролями.

Несомненно одно, подводил своим рассуждениям Квест, – никакого голоса разума в этих «политических песнях» и бесконечных перепостах по «Фейсбуку» и «Контакту», конечно, и быть не могло.

В этом своеобразном реализме Квест@6К как раз показался мне достаточно забавным. Я-то поначалу наивно полагал, что это удовольствие демонстрации циничного стёба было единственной его целью. Однако, как оказалось, я весьма ошибался. Не представляю даже теперь, как я тогда мог в принципе не ошибиться. Нет, не было у меня тогда такой возможности. Впрочем, – всё по порядку.

Здесь для примера надо привести одно из его интересных откровений. Однажды на каком-то форуме некий доморощенный политик в раскалившейся полемике обвинил другого в том, что тот явно произошёл от обезьяны. На что Квест аккуратно заметил, что на самом деле этот эволюционный процесс до сих пор не завершился. «Человек, – писал Квест, – это до сих пор всё та же обезьяна, которая научилась говорить. В ком-то обезьяны побольше, в ком-то поменьше, но живёт она до сих пор в каждом из нас настолько, что во многих гуманоидах человека вообще почти не видно».

Всё это чрезвычайно забавляло меня и очень соответствовало моим тогдашним представлениям об устройстве окружающего мира. Поэтому не покажется странным, что меня сильно потянуло на более тесное знакомство с ним. Я написал ему что-то пространное, он ответил, и мы стали переписываться.

Я привожу здесь эти послания Квеста, чтобы, во-первых, точнее обрисовать этого «героя нашего времени» и виртуального пространства, а во-вторых, для другой цели, о которой пока говорить преждевременно. Больше я ничего о нём знать не мог, поскольку, хотя мы и «сдружились» в сети, но не настолько, чтобы нас потянуло встретиться в реале.

ЭЗОТЕРИЧЕСКОЕ

Вы, конечно, можете спросить, почему политическая болтовня в соцсетях была так интересна мне.

Сейчас объясню. Дело в том, что я по натуре тогда полагал себя убеждённым предателем.

Что это вы это так встрепенулись? Нет, я никого не убил, никого не зарезал. Я окончил философский факультет МГУ, свободно говорю на английском, исправно хожу на работу в энергетическую компанию, зарабатываю хорошие деньги, не ворую, предпочитаю семью не иметь, но тёлки на меня – тридцатилетнего самца, особенно наглядевшись всякой медиадряни, вешаются гроздьями. Бывал почти во всех развитых странах Европы, имею представление о том, как там люди живут. Так вот, – я сам за себя и сам по себе, и никакие социальные связи, тем более – обязательства меня совершенно не обременяют.

Чтобы понятнее было, поясню на отвлечённом примере. Вот, скажем, если бы поймали меня фашисты, привели на допрос и спросили, где находится партизанский отряд, то я бы пыток ждать не стал, рассказал бы сразу всё, что знаю, перешёл бы на сторону врага и никаких бы моральных переживаний на эту тему не имел бы. Почему? А нахрена мне эти прокуренные и заидеалогизированные кретины в партизанском отряде, на словах готовые идти на смерть за Родину и товарища Сталина, доблесть которых вырастает в них из-за их же маргинальной боязни репрессий и заградотрядов?

Я, как и Квест тогда, думал, что человек в глубинной сущности своей просто устроен. Где безопаснее и сытнее, там и Родина, а все эти деления на своих и чужих – бред один в воспалённых умах элементарных лузеров. Если, не дай бог, такие соберутся в кучку, так они от зависти к преуспевающей части населения готовы всю планету в прах разнести во имя какой-то там идеальной «свободы», в которую недоумки верят, но никто никогда не видел. В политике, как метко выразился Квест, всегда дело – в деньгах, но вся сила – в дураке, которого проходимцы всё время убеждают в какой-то ереси.

Предвижу ваши возмущения: а как же наше русское единство, как же великая литература Толстого, Пушкина, Гоголя?! Зачем вы, мнящие себя интеллигентами, так любите орать на эту «патриотическую» тему?

Вы сами-то этих классиков когда-нибудь читали? В школе проходили? Что ж, давайте разберёмся, что вы «проходили». Давайте возьмём что-нибудь самое патриотическое из восьмого, скажем, класса.

Большинство наших национальных патриотов с трудом вспомнят сюжет гоголевского, например, «Тараса Бульбы», да и то не по оригиналу, а по последнему кинофильму с Богданом Ступкой. Про доблесть и преданность Тараса Бульбы школьники поколениями переписывают сочинения друг у друга, но перечитать само произведение не удосуживаются даже учителя по литературе, а признанные интеллектуалы от литературы, похоже, лукаво делают вид, что всё в порядке.

Так вникните же, наконец, хоть кто-нибудь внимательно в это бессмертное произведение. Про то, как доблестный патриот своей родины Тарас Бульба, напившись, похоже, до озверения, издевался над собственной женой, как вместо радости от встречи с сыном устроил с ним грубый мордобой в качестве милого русскому сердцу образца этнических особенностей семейных отношений. Почитайте, как Гоголь описывает подонство великой «Запорожской сечи» – тогдашней национальной гвардии, как мило живописует жуткие казни провинившихся членов этой мафии и, как, презрев все международные договоры, эта мафия, не просыхающая от бухла, напала и начала морить голодом мирный польский город на чужой, кстати, территории, мечтая завладеть, прежде всего, богатой казной. Для этого доблестные воины начали сдирать кожу с простых окрестных жителей. Они же, наверное, в качестве хрестоматийных примеров для этнического подражания вырезали груди у женщин в окрестных селениях, убивали младенцев, ради забавы топили ни в чём не повинных жидов. Где это всё записано? Кто не верит, – тот пусть всё-таки выберет время, чтобы прочитать этот бессмертный гоголевский подлинник. Да! Там это все есть.

Но, как только сын главаря мафии, доблестного Тараса Бульбы, предпочёл вечно прекрасную любовь служению опустившимся донельзя подонкам, так тут же жестоко получил пулю от «пахана». Получил от кровного, между прочим, пахана-родителя.

И вот, чтобы получить пятёрку по литературе, школа из поколения в поколение заставляет прилежных и послушных недорослей писать сочинение на тему «Тарас Бульба – народный герой». Опомнитесь, педагоги! Ведь не героя рисовал великий Гоголь в этом эпохальном произведении, а отвратительного главаря кровавой мафии. Кто же тогда здесь из нас больший предатель и сволочь? Я или Министерство образования? Теперь я точно – предатель, и предателем стал как раз тогда, когда, прочитав в школе эту вещь, подметил сказанное в школьном сочинении. За что классная дама с пышным задом, измученная безденежьем, вкатила мне трояк с мотивировкой «уход от темы».

Случилось так, что я и Квест стали интересны друг другу изначально, основываясь на общем стремлении воспринимать мир совершенно без присущих ему масок. При этом ни он, ни я, в принципе, не отрицали мораль. Совсем – нет! Просто мы воспринимали её, понимая всю глубочайшую сложность проблемы. Понимая, что общие принципы не сводимы к сиюминутным рецептам для жизни в каждом конкретном случае. Мне тогда даже казалось доблестью, что я способен к преодолению догматических барьеров, которые навязывает, например, религия и вообще – любой социум в стремлении к порабощению каждой личности. Прав ли был я в этом? В ту пору никаких сомнений я не испытывал по этому поводу. Но я сейчас пишу эти строки потому, что, признаюсь откровенно, пережив все эти события, стал осторожнее и многое теперь воспринимаю с точностью до наоборот.

Наверное, больше для себя пишу, поскольку для меня совершенно не важно, кто и когда хоть раз это прочитает. Получается, пишу я это самому себе, и, оказывается, есть в том особое удовольствие. Я это пишу и одновременно это читаю, с удивлением обнаруживая, что интересное и занимательное, понимаете ли, получается чтиво. Оно, оказывается, содержит некоторые истины, которые мне иным способом никогда бы не открылись.

Однако вернёмся к нашей истории.

Несколько настораживало меня только то, что Квест, подружившись со мной, старательно избегал разглашать какую-либо информацию о себе. Обо мне он как-то умудрялся выпытывать что-то, а о себе ни разу не сказал ничего. Как я ни пытался вывести его на откровения по этой теме, он откручивался, отшучивался и отключался от сети с намёком на неуместность этого моего интереса к его личности.

Ещё в жизненной позиции Квеста меня тогда смущало оригинальное понимание исторического детерминизма. Я попытался с ним спорить на эту тему. Однако на этом он меня и «сделал».

Он утверждал, что жизнь меняется по воле событий мелких и абсолютно случайных. Я полез в полемику. На это Квест тогда и предложил мне сделать эксперимент, что-нибудь «из ряда вон выходящее».

– Ты иди, – написал он однажды, – к ближайшей станции метро вечерком, часикам к шести, и сделай что-нибудь неординарное. Скажем, подойди к самой заметной мусорной урне и брось в неё скомканный листок от какого-нибудь журнала. Подожди секунд пятнадцать и брось другой, а потом и третий. Утверждаю, что, возможно, вот даже такая ерунда иногда способна в корне повлиять на то, что ты называешь «историей».

– Что за глупая мистика? – возмутился я на это.

Но было уже поздно, и Квест отключился от сети.

ЧЕМОДАНЧИК

Странно, но всю ночь я промучился какими-то сомнениями, то ли предчувствиями. То мне казалась очевидной глупость такого предположения, то не давала покоя странность этой фатальной убеждённости Квеста. Скорее всего, дело состояло в том, что я тогда из-за его меткой и порой неожиданной экзистенции, которая выплёскивалась из него подобно воде родниковой, уже начал подспудно воспринимать его в качестве своеобразного наркотического средства. Общаться с ним, имеющим если не убедительные, то хотя бы оригинальные ответы на все вопросы, было интересно, чем дальше – тем больше.

Я тогда окончательно решил, что он так пошутил, проверяя меня на вшивость, и успокоился на том. Но, когда, вечером возвращаясь после работы домой, я вышел из метро, странный интерес вновь овладел моей натурой. Я подумал, почему бы и не пошутить, если есть желание. Мои ноги сами прошагали в ближайший киоск, а руки купили какую-то жёлтую прессу.

Теперь-то я могу предполагать, что Квест мог предвидеть всё это брожение сомнений в моей голове. Было ли это с его стороны железным расчётом? Не могу сказать. Однако сейчас, когда я пишу эти строки, осмыслив всё впоследствии происшедшее, меня, по некоторым причинам, оторопь берёт от этих его талантов, но не буду забегать вперёд, – всё по порядку.

Я подошёл к самой заметной урне, от которой распространялось кислое амбре сложного букета никотина и всякой другой человеческой пакости, оторвал от журнала страницу и бросил в её в зловонное жерло. Боже мой, – подумал я тогда, – какой я идиот, хорошо, что никто не знает, зачем я это делаю. Тем не менее я ещё и ещё раз проделал ту же процедуру. Мир, конечно, от этого не перевернулся. Усмехнувшись, я кинул туда же весь журнал. Мимо меня скользила толпа с серыми озабоченными лицами, и никто в мою сторону даже головы не повернул. Подождав чуток, я, оглядевшись и усмехнувшись, собрался топать домой длинной дорогой через парк, чтобы прогуляться по теплеющей вечерней майской погоде.

– Молодой человек! – вдруг услышал я неуверенный мужской голос позади себя.

Я обернулся. Передо мной стоял начинающий стареть и полнеть мужчина, судя по одёжке, – не очень бедный представитель какого-нибудь офисного планктона. Глядел он куда-то в сторону, а в руках спереди держал средних размеров коричневатый чемоданчик.

– Это – вам, – сказал он, протягивая мне этот самый чемоданчик.

– Вы меня с кем-то путаете, – мне показалось, что некто изнутри меня крепко схватил меня же за глотку.

– Нет, – ответил он, – не путаю.

– Я ничего у вас не возьму! – запротестовал я, попытавшись освободить рукав.

– Да, меня об этом предупреждали, – кисло усмехнулся он.

Он с просительной тоской снова посмотрел на меня и поставил чемоданчик у подножия киоска с мороженым, возле которого стояла та самая урна с вырванными и брошенными мною листами из журнала.

– Мне велели оставить это тут, а вам лучше забрать это отсюда. Вы, конечно, можете и отказаться, но они сказали, что это не в ваших интересах.

– Кто это «они»?

Он в ответ вздохнул, опять тоскливо посмотрел на меня, молча повернулся и смешался с общей толпой, спешащей к входным дверям в метро.

Что же мне тогда было делать: повернуться и уйти? Тогда я сразу подумал, что это – подарок от Квеста. Но всё-таки многие сомнения пугали меня даже при этом обстоятельстве. Я отошёл от киоска метров на пятнадцать. Не понимаю, что меня так удерживало от того, чтобы немедленно сбежать оттуда. И это было бы правильно со всех сторон. Но я так не сделал. Я прислонился спиной к серой стене здания метрополитена, чтобы через толпу наблюдать за чемоданчиком. Взять его я не решался, но и уйти преспокойно тоже не получалось. К киоску подходили люди, покупали мороженое. На чемоданчик никто внимания не обращал. Видимо, работал простой «багажный» рефлекс: если есть багаж, то рядом где-то есть хозяин. Я простоял так минут семь, не зная на что решиться. Но, видимо, с некоторых пор за чемоданчиком наблюдал не один только я. Какой-то малорослый кавказец подошёл к киоску, секунд пятнадцать косым взглядом пялился на чемоданчик. Потом начал покупать мороженое и вроде бы случайно пнул чемоданчик ногой. Чемоданчик опрокинулся на бок. Никакого взрыва не последовало. Значит, скорее всего, не бомба, – решил я тогда, и ноги сами поспешили направить меня к киоску с мороженым. Я подошёл со спины этого кавказца и уверенно поднял чемоданчик за ручку. Кавказец, конечно, предпочёл сделать вид, что меня даже не замечает. Ладно, попробуем разобраться, в чём тут дело. Бомба, наркотики или деньги – три версии начали метаться в моём воспалившемся воображении, но всё перекрывало периодически накатывающееся убеждение, что – это Квест мне что-то приготовил. В этих противоречивых сомнениях мне пришлось дотопать до своей холостяцкой квартиры.

Не разувшись, я проследовал на кухню и водрузил чемоданчик на стол. Вскрывать или не вскрывать? Или обратиться к полицаям по поводу странного приобретения? Стоп, – подумал я, – к полицаям было бы правильно обратиться прямо там, – у метро, вызвав их по сотовому телефону. А сейчас что может получиться? Заметут вдруг в цугундер, если тут наркотики, например. Что этим законникам понадобится, может, просто – виновного назначить, чтобы медаль получить.

Я тогда решил пока не вскрывать. Резоннее, – подумал я, – сначала у Квеста справиться, в чём тут дело. Во что такое он меня втянул?

Улыбающаяся рожица квестовского аватара в скайпе светилась зелёным светом.

– Квест, ау!

– Что? – сразу ответил он.

– Я кинул в урну листы журнала, как ты сказал…

– Ну?

– Теперь гадаю, что в этом чемоданчике?

– В каком чемоданчике? – заявил он, помолчав секунд пять.

– В коричневом, – уточнил я.

– Ничего про то не знаю, – ответил он.

– Как это? – простодушно удивился я.

– Правда ничего не знаю, – ответил он.

– Ты же мне вчера это предложил сделать…

– Пошутил, конечно, а ты что – всерьёз купился?

– Ну и шутки у тебя, – начал ещё больше волноваться я и расписал ему в подробностях всё, что со мной приключилось у киоска с мороженым.

– Всё это, конечно, весьма подозрительно, однако, честно, я совсем не имею к этому отношения, – ответил Квест, – видимо, что-то случайно с чем-то совпало. А я ведь тебя предупреждал…

На вопрос «что мне теперь делать с этим чемоданчиком?» он ответил, что ничем помочь не может. Хотя и любопытно, что там может быть внутри.

– Хорошо тебе давать дурацкие советы!

– Тогда на тебе умный совет: не смотри, а сразу выкинь на помойку, – сказал Квест и прислал мне смеющуюся рожицу с разводящимися в стороны руками.

Я решил для себя две вещи: во-первых, Квест, скорее всего, – врёт, а во-вторых, ничем он мне помочь не хочет, и я предпочёл закрыть ноутбук.

Вернувшись на кухню, я, преодолев сомнения и страхи, решил, что лучше глянуть-таки на содержимое портфеля. Я понюхал его для порядка и, как доблестный «агент 007», послушал, не тикает ли что внутри. Портфель пахнул химией синтетической кожи и молчал, как брянский партизан. Эх, была не была, – решился я с отчаянием хрестоматийной Пандоры. Два боковых замка чемоданчика звонко щёлкнули, и чемоданчик раскрыл свою широкую желтовато-зелёную пасть.

Это были не бомба, не наркотики и не деньги. В нём ровными рядами лежали раскрашенные в пастель пластиковые карточки. Их блоки были перехвачены конторскими резинками для денежных купюр. Рядом лежал какой-то прибор, похожий на игровую приставку для компьютера. Интрига, похоже, набирала обороты. Я вытащил одну карточку. На ней была приклеена маленькая бумажка с двумя цифрами. Похоже на логин и пароль, – решил я, – пока ещё не успев испугаться. Это ж что такое? Вряд ли стоит подробно описывать, какую бессонную ночь я отмучил и в этот раз. Морфей накатил на меня, вконец изнурённого, только с началом рассвета.

Поэтому утром я сначала почувствовал, что почему-то неохота просыпаться, а потом, вспомнив обстоятельства, подумал, что сейчас войду на кухню, а там нет никакого коричневого чемоданчика. Может, «рассосался» как-нибудь за ночь.

Однако – нет. Чемоданчик всё так же лежал, зараза, посреди стола и был полуоткрыт, обнаруживая всё то же загадочное содержимое. Была суббота, работа меня не ждала. И посоветоваться, кроме Квеста, мне было не с кем. Я уселся за монитор и начал грузить Квеста подробностями в скайпе. Он в ответ долго рисовал мне рожицы, то смешливые, то удивлённые, но – ничего по сути.

– Ты меня втянул в это дело, чёрт знает, что это такое! Хватит тебе издеваться! – обиделся я.

Он некоторое время, кажется, раздумывал, а потом сжалился и предложил мне взять чемоданчик и попробовать вернуться к тому месту, где я его подобрал. Скорее всего, – рассуждал он, – эта посылка попала к тебе случайно, а значит, кто-то должен искать эту посылку. Если уже обнаружили ошибку, то, вероятно, должны как-то караулить то место, где они это потеряли. Понимая твою логику человека непричастного, они поймут, что ты захочешь вернуть чемоданчик туда, откуда ты его получил.

Мне это показалось достаточно убедительным, поскольку ничего иного я выдумать не мог.