Перейти к аудиокниге
Эта и ещё 2 книги за 399 ₽
не забудь у меня свои двенадцать рублей забрать, когда в следующий раз придешь. – Да мне не горит. – От моих щек в тот момент можно было прикуривать. – Пап, тебя. За время папиного разговора я стремительно почистил зубы, разделся, лег спать и, понимая, что не засну, стал учиться изображать спящего. Папа так и не заглянул. Я вошел в роль и вырубился.
не забудь у меня свои двенадцать рублей забрать, когда в следующий раз придешь. – Да мне не горит. – От моих щек в тот момент можно было прикуривать. – Пап, тебя. За время папиного разговора я стремительно почистил зубы, разделся, лег спать и, понимая, что не засну, стал учиться изображать спящего. Папа так и не заглянул. Я вошел в роль и вырубился.
сокровища. Я даже начал взвешивать копилку на безмене, чем немало озадачил родителей, которые не понимали, как можно перевести силу тяжести в суммы. Незадолго до окончательного заполнения фарфоровый сейф переехал ко мне в кровать. Я засыпал и просыпался с ним в обнимку, так как боялся, что чудовища, вроде бы переставшие жить под моей кроватью уже пару лет как, вернутся и украдут накопленное. Приближался Новый год. Я ожидал различных зимних подарков и собирался либо купить коньки к подаренной клюшке, либо наоборот. Чуть ли не второго января я торжественно расколотил ларец, растекся между монетами, облобызал каждую, посчитал несколько раз, разложил по номиналу и увидел нирвану
сокровища. Я даже начал взвешивать копилку на безмене, чем немало озадачил родителей, которые не понимали, как можно перевести силу тяжести в суммы. Незадолго до окончательного заполнения фарфоровый сейф переехал ко мне в кровать. Я засыпал и просыпался с ним в обнимку, так как боялся, что чудовища, вроде бы переставшие жить под моей кроватью уже пару лет как, вернутся и украдут накопленное. Приближался Новый год. Я ожидал различных зимних подарков и собирался либо купить коньки к подаренной клюшке, либо наоборот. Чуть ли не второго января я торжественно расколотил ларец, растекся между монетами, облобызал каждую, посчитал несколько раз, разложил по номиналу и увидел нирвану
Я как раз в тот момент читал «Колодец и маятник» Эдгара По. В рассказе инквизиция создала комнату, стены которой сжимаются, загоняя жертву в бездонный колодец. – В долг дал, – выполз ответ. «Господи, если он не спросит „кому“, я обещаю тебе… ну, в общем, все обещаю, что хочешь!!!» – Кому? – Папа отвлекся от книги и посмотрел на меня с неподдельным любопытством. Бога нет. Ох. Я опустил глаза, обмяк, усох и начал сознаваться: – Баб… И вдруг зазвонил телефон. Я рванул к нему, как раб с плантации: – Але! – Саня, это бабушка, папа дома? И, кстати,
Я как раз в тот момент читал «Колодец и маятник» Эдгара По. В рассказе инквизиция создала комнату, стены которой сжимаются, загоняя жертву в бездонный колодец. – В долг дал, – выполз ответ. «Господи, если он не спросит „кому“, я обещаю тебе… ну, в общем, все обещаю, что хочешь!!!» – Кому? – Папа отвлекся от книги и посмотрел на меня с неподдельным любопытством. Бога нет. Ох. Я опустил глаза, обмяк, усох и начал сознаваться: – Баб… И вдруг зазвонил телефон. Я рванул к нему, как раб с плантации: – Але! – Саня, это бабушка, папа дома? И, кстати,
первом месте, а рассказать отцу о судьбе накоплений в нынешних обстоятельствах означало бы катастрофу. Редко когда так ясно осознаешь полную безвыходность своего положения. Похолодевшими губами я пролепетал: – Я ее уже разбил, так что мелочь больше не нужна, спасибо. – О как, и сколько насобирал? – не отвлекаясь от книжки, поинтересовался отец. Его равнодушие так диссонировало с бурей, бушевавшей внутри меня, что мне казалось, этот контраст осязаем и виден невооруженным взглядом, как парашют Штирлица в известном анекдоте. – Двенадцать рублей. – Обреченность чувствовалась в каждом слове. – Куда дел?
первом месте, а рассказать отцу о судьбе накоплений в нынешних обстоятельствах означало бы катастрофу. Редко когда так ясно осознаешь полную безвыходность своего положения. Похолодевшими губами я пролепетал: – Я ее уже разбил, так что мелочь больше не нужна, спасибо. – О как, и сколько насобирал? – не отвлекаясь от книжки, поинтересовался отец. Его равнодушие так диссонировало с бурей, бушевавшей внутри меня, что мне казалось, этот контраст осязаем и виден невооруженным взглядом, как парашют Штирлица в известном анекдоте. – Двенадцать рублей. – Обреченность чувствовалась в каждом слове. – Куда дел?
успокоить меня бабушка. На этой фразе даже демон внутри меня начал смеяться. Я же просто был готов взорваться на месте. «Повезло?!» – Я пошел в туалет, – прикрывая свой отход, произнес я дрожащим голосом, полным обиды и разочарования. «Деньги – зло. Я тону во вранье. Я больше никогда, никогда…» – и далее целый список, заканчивающийся клятвой не давать в долг более, чем готов потерять. Вот такие мысли крутились в моей голове все дорогу из больницы домой. Вечером папа сдал мне мелочь, как это периодически происходило весь последний месяц, и спросил: – Когда копилку-то разбиваешь? Мне стало совсем нехорошо. В списке «никогда более» ложь находилась на
успокоить меня бабушка. На этой фразе даже демон внутри меня начал смеяться. Я же просто был готов взорваться на месте. «Повезло?!» – Я пошел в туалет, – прикрывая свой отход, произнес я дрожащим голосом, полным обиды и разочарования. «Деньги – зло. Я тону во вранье. Я больше никогда, никогда…» – и далее целый список, заканчивающийся клятвой не давать в долг более, чем готов потерять. Вот такие мысли крутились в моей голове все дорогу из больницы домой. Вечером папа сдал мне мелочь, как это периодически происходило весь последний месяц, и спросил: – Когда копилку-то разбиваешь? Мне стало совсем нехорошо. В списке «никогда более» ложь находилась на
противоположно истине. – Слушай, а может, у меня и правда с памятью проблемы? Саня, напомни, что я должна забыть? Я не буду ругать, просто я и правда грехов за тобой не помню последнее время. Если бы я тогда знал, что такое сюрреализм, то точно бы охарактеризовал ситуацию этим словом. – Ты ничего не должна забыть! Я правда просто так спросил, когда услышал про болезнь! Я же все изучаю! – Я уже почти рыдал, но это была правда, я практически жил внутри Большой советской энциклопедии, если вдруг узнавал о чем-то новом. – Да ладно, успокойся ты, ну забыла – значит, забыла, считай, что тебе повезло, – с улыбкой на лице попыталась
противоположно истине. – Слушай, а может, у меня и правда с памятью проблемы? Саня, напомни, что я должна забыть? Я не буду ругать, просто я и правда грехов за тобой не помню последнее время. Если бы я тогда знал, что такое сюрреализм, то точно бы охарактеризовал ситуацию этим словом. – Ты ничего не должна забыть! Я правда просто так спросил, когда услышал про болезнь! Я же все изучаю! – Я уже почти рыдал, но это была правда, я практически жил внутри Большой советской энциклопедии, если вдруг узнавал о чем-то новом. – Да ладно, успокойся ты, ну забыла – значит, забыла, считай, что тебе повезло, – с улыбкой на лице попыталась
Вновь на меня напали стыд и самобичевание. «Спроси, спроси ее про дни перед больницей», – шептал в ухо внутренний демон, державший в руках коньки, на которые я собирал деньги. – Хорошо, – выдавил я из себя. – Очень твоей памятью интересовался, – огрел дубиной меня и демона смеющийся отец. Я мгновенно вспыхнул. – Моей памятью? – удивилась бабушка. Я ненавидел себя, весь мир, деньги, коньки, копилки и особенно папу. – Ага, вероятно, рассчитывает, что ты о чем-нибудь забудешь, уж слишком тревожный голос у него был, когда спрашивал. – Отец упивался моментом, не подозревая, что его предположение диаметрально
Вновь на меня напали стыд и самобичевание. «Спроси, спроси ее про дни перед больницей», – шептал в ухо внутренний демон, державший в руках коньки, на которые я собирал деньги. – Хорошо, – выдавил я из себя. – Очень твоей памятью интересовался, – огрел дубиной меня и демона смеющийся отец. Я мгновенно вспыхнул. – Моей памятью? – удивилась бабушка. Я ненавидел себя, весь мир, деньги, коньки, копилки и особенно папу. – Ага, вероятно, рассчитывает, что ты о чем-нибудь забудешь, уж слишком тревожный голос у него был, когда спрашивал. – Отец упивался моментом, не подозревая, что его предположение диаметрально
хорошего врача. – А что ты натворил? – без тени сомнения в причинах моей сентиментальности отреагировал хороший отец, знавший, с кем имеет дело. – Я ничего, просто так спросил. – Изобразить научный интерес мне, очевидно, не удалось. – Ты не волнуйся, я, если что, про тебя напомню. После этих слов я замолчал до самой палаты. – Ну вот вы зачем ребенка в больницу притащили? – Бабушка была достаточно бодра. – Сам вызвался, – порадовал папа. – Спасибо, Сашуль, мне очень приятно, как дела? А вот мне не было очень приятно.
хорошего врача. – А что ты натворил? – без тени сомнения в причинах моей сентиментальности отреагировал хороший отец, знавший, с кем имеет дело. – Я ничего, просто так спросил. – Изобразить научный интерес мне, очевидно, не удалось. – Ты не волнуйся, я, если что, про тебя напомню. После этих слов я замолчал до самой палаты. – Ну вот вы зачем ребенка в больницу притащили? – Бабушка была достаточно бодра. – Сам вызвался, – порадовал папа. – Спасибо, Сашуль, мне очень приятно, как дела? А вот мне не было очень приятно.
она бы что-то другое забыла, например про тройки в четверти или про разбитую вазу, но ведь не вспомнит именно про деньги, уж я-то чувствую». Пару дней я провел детально изучая амнезию по имевшейся в доме медицинской литературе. Обретенные таким образом знания меня не порадовали. Настроение ухудшилось до предела. Ждать исхода не представлялось возможным, и я напросился на визит в больницу. Разумеется, признаваться в своих страхах у меня в планах не было, но как-то прояснить ситуацию с бабушкиной памятью хотелось. По дороге я провел разведку. – Папа, а что, бабушка может про меня совсем забыть? – полным трагического сочувствия голосом поинтересовался я у
она бы что-то другое забыла, например про тройки в четверти или про разбитую вазу, но ведь не вспомнит именно про деньги, уж я-то чувствую». Пару дней я провел детально изучая амнезию по имевшейся в доме медицинской литературе. Обретенные таким образом знания меня не порадовали. Настроение ухудшилось до предела. Ждать исхода не представлялось возможным, и я напросился на визит в больницу. Разумеется, признаваться в своих страхах у меня в планах не было, но как-то прояснить ситуацию с бабушкиной памятью хотелось. По дороге я провел разведку. – Папа, а что, бабушка может про меня совсем забыть? – полным трагического сочувствия голосом поинтересовался я у
что жизни бабушки ничего не угрожает, и я вновь начал ощущать себя достойным сыном своих родителей, пока опять же не подслушал разговор о потенциальных проблемах с бабушкиной памятью после случившегося. Пока речь шла о жизни и смерти, свет во мне, разумеется, побеждал тьму, и я, конечно, не думал о деньгах, если не считать самого первого мгновения. Но вот теперь дьявол занялся мною всерьез, и он был в мелочах, точнее, в мелочи. Я живо представил себе, как здоровая и невредимая бабушка возвращается домой, все счастливы, она все помнит, кроме своего долга. Воспаленное воображение нарисовало мне именно такую картину частичной потери памяти. «Лучше
что жизни бабушки ничего не угрожает, и я вновь начал ощущать себя достойным сыном своих родителей, пока опять же не подслушал разговор о потенциальных проблемах с бабушкиной памятью после случившегося. Пока речь шла о жизни и смерти, свет во мне, разумеется, побеждал тьму, и я, конечно, не думал о деньгах, если не считать самого первого мгновения. Но вот теперь дьявол занялся мною всерьез, и он был в мелочах, точнее, в мелочи. Я живо представил себе, как здоровая и невредимая бабушка возвращается домой, все счастливы, она все помнит, кроме своего долга. Воспаленное воображение нарисовало мне именно такую картину частичной потери памяти. «Лучше
Удобные форматы для скачивания
Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке: