Читать книгу: «Тайга у дома»

Шрифт:

ISBN 978-5-4496-5674-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Андреев угол

Власти ввели продовольственные талоны. В Ленинграде начались перебои с хлебом. Реально потянуло голодом. А это очень серьезно.

Барсуков знал, что такое голод, поэтому, засев в деревне, он первым делом засадил огород с упором на картошку, морковь и лук. А вторым делом стал интенсивно заготавливать все съедобное, что произросло в полях и лесах, от крапивы и зеленого горошка до ягод и грибов. Все это добро солилось, сушилось, мариновалось.

Когда он стал собирать плоды черёмухи, что густо росла по берегам Черной речки, то народ удивился: что с ней делать? Барсуков знал, что с ней делать.

В предуральской степной деревне Климихе, куда он с мамой был эвакуирован во время войны, сушеная черемуха котировалась очень высоко.

А как же её не ценить если ни черники, ни голубики, ни брусники, ни малины в округе близко не росло. Правда была земляника и клубника. Но эта же ягода так, полакомиться, в прок-то её не задействуешь. И плодовые деревья не росли: зимой морозы зверствовали. А черемухи было много. Её сушили, толкли и делали из черничной муки начинку для сладких пирогов, варили кисель, смешивали с мукой и пекли вкусные лепёшки.

Барсуков насушил около трёх литров черёмуховых ягод, наполнил ими полотняный мешочек и повесил его над печью.

Рыбаки принесли весть о том, что в Андреевом углу вызрела брусника. Самарцы тут же возбудились и уже следующим утром пол деревни двинулось по бруснику. Жители Самар за соляняками в дальние ельники, за клюквой на Юферовское болото, за брусникой в глухой Андреев угол всегда ходили большим коллективом: и весело, и зверь не подойдет. А зверья в лесах было полно. И рыси, и росомахи, и волки, ну и медведи, конечно. Уж этих медведей егеря отстреливают по две, три штуки в год, а их популяция все не уменьшается.

Вернулись ягодники часам к четырем. Усталые, но довольные: отоварились брусникой по полной. Теперь-то будет чем зимой полакомиться. Камарцы варенья из брусники не варили: сахара не было. Для сохранности на зиму они ягоду топили в русской печи. Брусника, помещённая в глиняные муравки, за ночь выпаривалась в печи почти наполовину, превращаясь в мармеладообразную субстанцию, которая не портилась до весны.

Новоселы, соседи Барсукова, Юленька и Виктор, очень городские человеки, увидев такое брусничное изобилие, несказанно возбудились и обратились к нему с жаркой просьбой:

– Алексей Георгиевич! Расскажите нам как добраться до этого брусничного места. Мы решили завтра по утрянке махнуть туда.

– Ребята, это ж не близко. Километра четвре. Лесами да болотами.

– Ерунда. Преодолеем. Вы только маршрут нам нарисуйте.

– Хорошо.

Барсуков взял лист бумаги и карандашом стал вычерчивать маршрут, давая при этом пространные пояснения:

– Бродом пересечете Черную речку и по тропинке подниметесь на взгорок. Дальше тропинка поведет вас через красивый лес, где на белых мхах произрастают симпатяги-боровички, ближе к осени – розовые волнушки.

– Не забыть взять фотоаппарат, – обратился Виктор к жене.

– Метров через восемьсот тропинка упрется в заброшенную дорогу, пробитую в свое время мелиораторами. Здесь нужно повернуть направо и двинуться по дороге на север.

– А, что в лесу делали мелиораторы?

– Копали большие канавы, чтобы осушить «Медведя».

– А, что такое «Медведь»?

– Так местные называют большое болото за Черной речкой… В оплывших колеях вы обязательно увидите оранжевые шляпки подосиновиков. Пока будете идти по дороге наберете грибов на хорошую жарёшку.

– По дороге долго нужно идти?

– До тех пор пока не упретесь в громадные корни поваленного бурей дерева. В этом месте от дороги отходит влево тропа. Она идет через хмурый лес, в котором кроме серушек ничего не растет. Тропа выведет вас как раз к «Медведю». Через болото натоптана хорошая дорожка. Кстати, у вас есть резиновые сапоги?

– А как же. Чать не на курорт ехали.

– Обязательно в них обуйтесь. В болотах полно воды, ну и змей в лесах больше, чем достаточно.

– А, что за змеи здесь водятся?

– Черные и серые гадюки… Старики ещё гундосят про каких-то летучих гадах, но по-моему – это сказки. Форсировав «Медведя», вы выйдете к широкой канаве идущей на север. По кромке этой канавы вы будете идти до тех пор пока не достигнете межевого столба. Здесь перпендикулярно канаве отходит просека. Вот в пространстве между канавой и просекой и расположен Андреев угол. Маршрут понятен? Есть вопросы?

– Маршрут понятен, вопросов нет. Пройдем как по Невскому.

– У вас есть компас?

– Нет.

– В тайгу без компаса ни на шаг. Вмиг заблудитесь.

Барсуков снял с гвоздя свой компас и повесил его на шею Виктору.

– Если собьетесь с пути, заблудитесь, то идите по компасу точно на юг. Обязательно выйдете на шоссе Шугозеро – Пашозеро. Да, вот еще что. Возьмите с собой спички или зажигалку. Когда придете на место, обязательно разведите костер. Положите в него пару валежин. Пусть дымят.

– Зачем?

– Чтобы зверь не подошел. Там место глухое.

С утра Барсуков занялся огородом. Когда он пропалывал свеклу, то увидел, что вдоль ограды в сторону Черной речки прошли Юля и Виктор с пластмассовыми, цветными ведерками в руках.

За делами и заботами незаметно прошел день, и только вечером, когда стало садиться солнце, народ обеспокоило отсутствие молодой пары: Обеспокоился и обратился к Бкрсукову:

– Алексей Георгиевич, куда это вы отправили наших новоселов?

– В Андреев угол.

– Что-то их долго нет. Не случилось ли что-нибудь?

Быстро наступили сумерки. Решили, что на ночь глядя в лес нет смысла переться, а начать поиски следует с рассветом. Тем не менее группка из трёх мужчин, вооружившись мощным фонарям, перешла Чёрную речку и. перемещаясь по ночной просеке, стала подавать звуковые сигналы. Но тщетно. Тут же позвонили в милицию. Сообщили о пропаже двух человек.

Рано утром почти вся деревня скорым шагом устремились в Андреев угол. Дошли быстро и быстро обнаружили красное и синее пластмассовые ведерки с небольшим количеством брусники в них и два брошенных рюкзака. У канавы чуть дымил почти потухший костёр.

Покричали, поаукали, а затем, забрав брошенные вещи, поспешили в обратный путь, чтобы, прибыв в деревню, инициировать планомерные поиски пропавших силами милиции, лесников, егерей, волонтёров.

Однако, поисковая операция была не нужна. Из Шугозера сообщили, что потерявшиеся ягодники находятся в поселковой больнице.

Юлю в руку ужалила змея, и Виктор на себе вынес жену к шоссе. Юля получила дозу антидота и находится под наблюдением врача, а над Виктором хлопочет кардиолог. После психических и физических перегрузок у него забарахлило сердце. Состояние обоих пациентов удовлетворительное, оба идут на поправку.

Барсуков переживал. В некоторых кочках, на которых росла брусника (да и черника тоже) водились змеи. Местные жители всегда, прежде чем оббирать подозрительную кочку, стучали по ней палкой, спугивая тем самым возможную рептилию, а Барсуков, когда инструктировал ленинградцев, забыл сказать им об этом.

Но больше всего он корил себя за то, что не отговорил не адаптированных к местным условиям соседей от посещения тайги без проводника. Ведь в лесу может случиться все, что угодно: от банального перелома ноги, попадания в трясину или в охотничий капкан, до встречи нос к носу с хищником. а то и с Хозяйкой.

Багульный морок

Все десять лет, что прожил Барсуков в Камарах, ходил он в лес, чаще всего, один и без оружия. Даже нож не брал из-за его бесполезности: если медведь навалится – никакой нож не спасёт. Хотя бабки баяли байки, что дед Харитон, медведя в малиньяге шапкой прибил. Брал дед малину, и вдруг перед ним медведь. Харитон по-автомату сорвал с себя шапку и шлёпнул косолапого по голове. У того от внезапности и от испуга случился сердечный приступ. Короче протянул мишка лапы. Ну это так, байка.

Лес – это мир. Имеются в виду не пригородные рощи, не искусственно созданные дубравы, а кондовая на сотни километров необитаемая тайга. Именно такой тайгой и был Вепсский лес. Водилась в нём разная живность. В том числе опасные для человека медведи, волки, рыси, росомахи, ну и змеи, конечно.

По первости Барсуков боялся в одиночку далеко заходить в лес. И зверья полно, и заблудиться – раз плюнуть. А заблудишься, то и не выйдешь: до самой Ояти ни дорог, ни поселений. Однако, очень скоро, страхи утихли. После беседы с заядлым лесовиком Юрой Перепрыговым, который всегда ходил в лес в одиночку, осмелел Барсуков.

Что ж такое убедительное сказал ему лесовик? А сказал он совершенные языческие глупости о том. что лес – это живой организм, что к нему нужно относится уважительно, и он не выдаст.

– Когда я вхожу в лес, то всегда наклоняю голову и говорю: «Здравствуй лесик. Это я. Как твоё здоровье?» И всё. И мы друзья. Вот и ты говори что-нибудь уважительное. Лесу это нравится.

– Брось, Юра. Это какое-то шаманство.

– Шаманство не шаманство, а срабатывает.

– А как же лесорубы. Уж как они лес обижают и ничего.

– Почему ничего? А сколько их гибнет а лесу, сколько спивается, сколько в катастрофы попадает. Ты думаешь это просто так?

Поверил Барсуков бывалому Юре и стал при посещение леса произносить разные ласковые слова. И тьфу-тьфу, не сглазить, ничего неприятного с ним в лесу не происходило. Мелочи-то, конечно, случались. То ногу подвернёт, то в речку ухнется, то клещ вопьётся. Ну так лес – не Невский же.

В то утро засобирался Барсуков на Дальние болота за голубикой. Ягода там вызревала крупная да обильная. Вроде всё было нормально, но какое-то волнение ощущалось в душе, какое-то беспокойство, вроде предчувствия чего-то нехорошего.

«Может не ходить в лес? – подумал Барсуков. – Что-то сегодня нет особого желания переться в такую даль, да ещё по солнцу».

Но красивое утро, ласковый ветерок и желание отоварится ягодой притушили тревогу и ягодник, закинув рюкзак за плечи. борзо зашагал через покосы к дельнему лесу, с большим ведром в руке.

По лесной дорожке, а затем по тропам дошёл Барсуков через час до кромки Дальних болот. Стояла обычная болотная тишина. Даль была затянута легкой дымкой.

Он переходил с одного болота на другое, но ягода была мелкая и брать её не хотелось. Шастал он не зря. Попалась всё-токи болотина с полноценной ягодой. Ведро стало быстро наполняться.

Солнце палило нещадно. А как от него укроешься на болоте. Кое-где жидкие сосёнки. И всё. Духота стояла неподвижная. И дурман багульника.

У Барсукова стала кружится голова. Он присел на сухую кочку, чтобы отдохнуть. И то ли он задремал, то ли морок напал, но сизая даль болота стала сужаться. Она сужалась медленно, неуклонно пока не превратилась в овал, окружённый какой-то серостью. В овале как из тумана стали проступать очертания женщины.

«Никак Болотная хозяйка пожаловала?» – вяло прореагировал мозг на болотное виденье. Барсуковым овладело полное безразличие к происходящему. Он спокойно наблюдал как виденье обрастало объёмами, превратившись наконец в полуобнажённую женщину.

Женщина улыбнулась и поманили ягодника. Тот встал с кочки и медленно поплёлся вперёд. Но сколько бы он не шёл, женщина не становилась ближе.

Вскоре Барсуков почувствовал, что мох под его ногами колеблется, а впереди появились «глазки» маленьких озерков.

«Так это ж трясина, – промелькнуло в его голове. – Я ж погибну!»

Сознание мгновенно вернулось к нему. Тяжёлой, как чугунной, рукой он перекрестил виденье, и оно стало исчезать. Затем распался овал и перед Барсуковым открылась болотная даль с блёстками «глазков». Он торопливо повернулся и пошел обратно.

Солнце уже стояло низко над горизонтом. Нужно было торопится, чтобы до темноты добраться до дома. Барсуков огляделся, чтобы определить, где же он находится. Болото было совершенно незнакомое. И ведро нигде не просматривалось.

«Куда же меня занесло?, – подумал Барсуков. – И как отсюда выбираться?»

Определив по закатному солнцу стороны света (компаса -то он не захватил), Барсуков пошел на юг, где располагалась его деревня. Солнце зашло. Стало медленно темнеть.

Пора белых ночей уже закончилась, но света было ещё достаточно, чтобы не натыкаться на деревья. Пробиваясь через чащобы и завалы он вскоре вышел к речке.

«Это же Чёрная речка, – с радостью определил Барсуков, – Теперь до дома тридцать минут ходьбы!»

Он шёл ночным лесом и, детализируя происшествие, корил себя за то, что при заходе на болото забыл вежливо поздороваться с лесом. Вот и результат. Хотя здоровайся-не здоровайся дурманность багульника останется неизменной.

Голубичная вылазка окончилась для Барсукова благополучно. Ему повезло. А сколько бедолаг бесследно сгинуло в вепсских дебрях?!

После этого случая Барсуков в одиночку в лес больше не ходил. Тем более, что в сторону Капши стали обнаруживать мёртвых мужчин. Они были раздеты, одежда – сложена в корзинку. На теле никаких повреждений. В крови алкоголь, наркотики отсутствовали. Милиция запротоколировала уже девятнадцать случаев. Медики разводят руками: «Причина смерти неизвестна».

Так и хочется продекламировать: «Красив и страшен Вепсский лес…»

Болотная хозяйка

Как он оказался у кромки болота, Барсуков не представлял. Нет, конечно. выпили много, но не настолько же. чтобы растерять друг друга. Это всё пиво виновато. Обманный напиток. Наберёшься как следует, а затем «освежишься» бутылочкой пива и всё и пошел колобродить.

Хотя в этот раз всё было наоборот. Водки употребили умеренно, но пива выпили наверное с ведро. Ну как не выпить: баня же. Причем сначала накачались пивом, а уж потом «полирнули» холодной водочкой.

Баня в деревне – это что-то языческое, берендеево. В банный день уже с утра особое настроение. Заботы: наносить воды, наколоть берёзовых полешек, натыкать в парилке по углам сосновых лап, сбегать в ельник и наломать можжевеловых веток на веник (березовые -то веники с вечера заготовлены), наполнить водой расположенный перед баней резиновый бассейнчик, сгонять в лавку за пивом (водка уже с вечера в холодильнике мается) и как последний штрих – букетик полевых цветов на столике в светлом и обширном предбаннике.

Барсуков жил в деревне один. Жена уехала на месяц к сыну в Молдавию. Тяготясь одиночеством, он пригласил двух приятелей- ленинградцев к себе в Камары, чтобы попариться в деревенской баньке. Те с радостью согласились.

Натопили баню знатно. Когда поддавали, каменка не шипела, а яро взрывалась жарким, сухим паром. Исхлестались всласть и дубовым, и березовым, и можжевеловым веником. Казалось бы всё, хватит, но нет: страсть к процессу не увядала.

Каждый раз, побултыхавшись в холодной воде мини-бассейна, троица подсаживались к столу в предбаннике и налегала на пиво. Через открытую дверь залетали в предбанник бабочки, шмели. Очевидно их притягивал пивной дух. Немного отдохнув, бордово-красные мужики вновь ныряли в парилку. К концу третьего часа публика наконец насытилась и, завернувшись в простыни, переместилась в избу, где уселась за стол, заставленный городскими яствами и деревенской огородной продукцией.

Задрапированные белыми тканями пирующие мужчины напоминали то ли римлян, то ли греков. Правда, в отличии от античных героев употребляли они не благородное вино, а перестроечную водку, которая заметно пахла ацетоном.

Барсуков весь продрог. Утро только начиналось. Восток вовсю розовел, обещая солнечный день. Жидкий низовой туман стлался по болоту. Вспомнив последние моменты застолья, Барсуков оглядел себя: неужели он всё еще закутан в эти дурацкие простыни. Но нет. На нем были штаны, в которых он топил баню и наброшенная на голое тело теплая куртка.

Лицо горело и зудило. Он провёл ладонью по щеке. Ладонь стала влажной от крови напившегося гнуса. Барсуков наклонился к болоту и обмыл лицо болотной водой. Стало полегче. «Ну, что ж, – подумал Барсуков, – надо идти домой», Он повернулся, чтобы пошагать обратно в деревню, но перед ним никакой деревни не было. Перед ним стояли густые ольховые кусты. А за ними высилась сплошная стена елового леса

На сердце опустилась тоска: куда это я забрёл? В тумане закричала какая-то болотная птица, ухнул филин. В округе стала настаиваться тихая жуть. И тут из-за кустов вышла девушка.

Барсуков замер от ужаса: «Болотная хозяйка!» Но ужас вскоре угас. Не походила она на таинственную владычицу болот. Во-первых, она была не голой, как положено, а одетой в джинсы и спортивную куртку. Во-вторых, лицо у неё было не задорно-игривое, а усталое и испуганное. Увидев Барсукова, она с радостным криком бросилась к нему.

Девушка оказалась дачницей из Бурмакина. Её звали Ирой. Она с подругой пошла по грибы. В лесу девушки потеряли друг друга. А затем Ира заблудилась. К вечеру, усталая, она набрела на сарай с сеном, где и заночевала. После того как Ира закончила рассказ о своих блужданиях, Барсуков отреагировал:

– Ну, Ира, я удивляюсь. И чего здесь блудить-то? Бери курс на юг. Обязательно выйдешь на шоссе Тихвин-Пашозеро, что пересекает весь Вепсский лес с запада на восток.

– Вчера было пасмурно, а компас я не взяла с собой. Где юг, где север – поди разберись.

– Тогда, конечно.

– А вы как здесь оказались?+

Барсуков махнул рукой:

– Это особый случай.

Взошло солнышко. Лес стал радостным и приветливым. Защебетали птицы.

Радость от того, что теперь они не одиноки в этом тревожном лесу, восторг от свежей утренней природы, удовольствие от лучей разгорающегося солнца – все это провоцировало на сближение. Барсуков осторожно обнял Иру, она приникла к нему. Начался процесс расстёгивания джинсов.

Примерно через час после начала перемещения на юг Ира и Барсуков вышли к шоссе. Барсуков проводил Иру до Бурмакина. Там она сказала, что сегодня уезжает в Питер и дала ему номер своего телефона: « Лёша, как только приедешь в город – звони. Я буду ждать».

Только к обеду Барсуков добрался до своей избы. Его приятели уже грузили в багажник зеленый лук, салат, петрушку, сельдерей, щавель, берёзовые веники. Увидев Барсукова, они радостно завопили:

– Ура! Нашелся бродяга! Где ты шастал? Мы уже тебя искать собирались.

– Да так. Прогулялся немного. Ребята, я с вами поеду.

– А как же картошка? Ты ж её окучивать собирался

– Окучу позже. Куда она денется?

А про себя подумал: «Какая там картошка, когда в Питере ждет меня «болотная хозяйка»?

Весна священная

Тачка разваливалась на глазах. Вчера двигун отказал. А ехать в Самары необходимо. Весна же, посевная. Придется ехать на перекладных.

Поздно вечером Барсуков с рюкзаком, набитым разной снедью, и с двумя сумками. из которых торчали ростки помидорной рассады, погрузился в вагон №5 пассажирского поезда Петербург – Архангельск.

В полутемном вагоне народу было много. И дачники вроде Барсукова, и рыбаки со своими коробами, и демобилизованные солдаты, ну, конечно же, и архангелогородцы, возвращавшиеся домой.

Барсуков свою нижнюю полку уступил милой девушке, поскольку ехать ему до Тихвина всего около четырех часов, так что особенно не разоспишься, ну, а главное – девушка уж очень милая: такой уступить – одно удовольствие.

Милую девушку провожал парень с большими растерянными глазами, похожий на поэта. Они стояли, обнявшись в проходе, а народ тактично обходил их стороной.

Парень изредка касался своими губами губ девушки, та мягко отвечала ему. Он оторвался от возлюбленной лишь тогда, когда вагон дернулся и поезд тронулся. Парень выскочил из вагона и бежал рядом с ним, махая рукой, пока не кончился перрон.

Барсуков забрался на свою вторую полку, предварительно попросив проводницу разбудить его перед Тихвином. Девушка. приготовив постель, не стала ложится спать. Она отправилась в вагон-ресторан, чтобы немного перекусить.

Было раннее утро. Барсуков и без проводницы почувствовал, что пора вставать. Он свесил ноги и стал осторожно спускаться, чтоб не зацепить девушку. Однако напрасно от осторожничал. Девушки внизу не было.

Барсуков заволновался: « Где же она? Может что-нибудь случилось. И спросить не у кого. Все спят. Что делать?».

Поезд подходил к Тихвину. И тут появился краснорожий тип в белой курточке. Он назвался официантом вагона-ресторана и сказал, что Валя едет с ними, и она попросила его забрать вещи. Он снял с вешалки плащ девушки, извлек из под полки её чемодан и удалился.

Замелькали пригородные огни Тихвина. Барсуков растолкал спавшего на соседней нижней полке бородатого мужчину. Объяснив ему ситуацию с Валей, он попросил мужчину проконтролировать дальнейшее течение событий.

Мужчина согласился, отметив: «Здесь особо нечего контролировать. Просто девушка решила проехаться до Архангельска с комфортом. Ресторанные ребята её и накормят, и напоют, и спать уложат».

На городском автобусе добрался Барсуков до Автовокзала, который представлял собой одноэтажное здание в центре города на Советской улице.

До отправления автобуса на Шугозеро оставалось еще полтора часа. Он решил прогуляться, тем более, что приспичило по малой, а туалет на Автовокзале был закрыт на ремонт.

Оставив рассаду под присмотр какой-то бабушки, он вышел на Советскую. Утро уже разгорелось. Появились прохожие. Он свернул на ещё безлюдную улицу Коммунаров и нырнул в недра строящегося дома. Нырнул и сразу же наткнулся на пару. Парень активно стаскивал с девушки трусы. Увидев Барсукова, девушка смущенно улыбнулась: «Извините». Искатель туалетов молча ретировался.

Нагулявшись, Барсуков вернулся в зал ожидания. Он уселся на скамейку и стал рассуждать:

«Молодцы тихвинцы. Не поменяли исторически сложившиеся названия улиц: Советская, Карла Маркса, Пролетарской диктатуры, Коммунаров и т. д. В Питере никого не помиловали. Даже Герцена с Гоголем. Теперь это безличные Большая морская и Малая морская. С какой стати морские. когда там морем и близко не пахнет.

И город переименовали. Казлы! Теперь вместо мажорного, оптимистичного Ленинграда имеем неуклюжий, мрачноватый Санкт-Петербург».

Ожидать автобус было нудно. Барсуков поднялся со скамейки и стал прогуливаться по залу, читая объявления, еще раз просматривая расписание автобусов. Но умственны процесс не прекращался.

«Конечно, любовью Петра Великого была Европа, а дорогим детищем – город на Неве, – продолжал мудрствовать наш путешественник. – Ну, разве мог он, помешанный на амстердамах, страсбургах, копенгагенах, назвать свое творение Новопетровском или Усть-Невой, или Прибалтийском. Конечно же нет! Только на европейский лад! Только Питербурх! А еще лучше – Санкт-Петербург!»

С этой кличкой город жил долго. И все же за двести лет своего существования словосочетание «Санкт-Петербург» для русских так и не стало естественным, родным. Взамен него повсеместно употреблялось жаргонное «Питер».

Изменить название города и не просто и дорого. Но Петербург нужно было переименовывать. В начале двадцатого столетия монарх поднапрягся и перекрестил город, дав ему достойное имя Петроград. Общество одобрительно отнеслось к такому событию, Вот отрывок из газеты «Слово»: «Наконец-то с немецким духом, более двух веков витавшим над нашей столицей, покончено! Ура, господа!»

Прошли десятилетия, и новые господа в преддверии трехсотлетнего юбилея града Петрова зачем-то взяли и вернули ему старую кликуху.

По этому поводу Барсуков безмерно сокрушался:

«Это сколько же потребуется времени, чтобы искусственно прилепленная к великому городу нерусская заскорузлость отпала вновь? А она обязательно отпадет».

Подали автобус на Шугозеро. И поехал Барсуков под матерок уже принявших с утра лесорубов на свою фазенду, хотя до фазенды нужно было еще от Шугозере пилить десять километров.

Прибыв в Шугозеро, Барсуков снова погрузился в ожидания. На эьтот раз нужно было ждать рейсовый автобус Шугозеро-Харагеничи. Барсуков зашел в магазин и, купив йогурт и белый батон, поднялся на стадион, расположенный между двух холмов, заросших соснами, чтобы перекусить.

Усевшись на теплую скамью северной трибуны, он услышал под трибуной какую-то возню. Заглянув в зазаор между скамьями он увидел мужика активно трахавшего женщину. Выругавшись, Барсуков поднялся со скамьи и потащился на автобусную остановку.

Рейсовый автобус подбросил Барсукова до поворота на Самары и покатил дальше. Теперь путешественнику оставалось сделать пешком последний бросок длиной в два километра.

«Да, – подумал Барсуков, – верно сказано, что автомобиль не роскошь, а средство передвижения. Хотя из автомобиля совершенно невозможно прочувствовать всю прелесть весеннего леса».

Действительно, лес был обворожителен. Стоял звон от чириканья, щелканья, свиста неисчислимых пичуг. Куковала кукушка. В лужах плавали тритоны. Бледные ветреницы покрывали кочки и пни. И воздух!

Только Барсуков добрался до своей избы, только разобрался с поклажей. как у ограды тормознул трактор с тележкой. В тележке был навоз.

В избу ввалился Вася, знакомый механизтор:

– Георгич, навоз нужен?

– Ещё как!

– Гони бутылку.

– Нет вопросов.

Вася опорожнил тележку на огороде, после чего взял у Барсукова вилы и поехал на луга, чтобы набросать из стога сена в тележку. Вскоре мимо барсуковской избы просеменила на луга Нюрка. Она жила с тремя внуками. А муж её работал в Тихвине, наезжая в Самары по выходным.

Барсуков растопил плиту и поставил на неё кастрюлю с начищенной картошкой. После чего подумал: «Куда это пошла Нюшка?

Барсуков взглянул в окно, выходившее на луга. Нюрки не было видно. Растаяла в лугах. Тогда он взял монокуляр с десятикратным увеличением и провел им по горизонту. Провел и сразу же наткнулся на форменную порнографию. Вася и Нюрка, полагая, что за два километра никто их из деревни не видит, открыто занимались на сене любовью.

Барсуков убрал оптику от глаза: « Что за день? Кругом лежачие женщины. Весна, что ли. Священная».

– Алексей Георгиевич, – услышал он голос соседки, моложавой дачницы. – У меня к вам просьба.

– Внимательно слушаю.

– Помогите мне шкаф подвинуть, а то одной никак.

– С удовольствием!

А про себя подумал: «Если женщина просит…»