Читать книгу: «Сны»
«…мысл жизни зак…ючае… самой жизни.
В ритме …аждого дня и часа!..»
Случайная надпись под старыми обоями.
Наташка, привет! У меня всё хорошо! Погода не так чтобы очень, но для нашего города терпимо. Иногда когда достаёт эта хмурь, особенно по осени или зимой, думаю, как было бы хорошо жить где-нибудь в Кисловодске (это, если у нас) или, на худой конец, на Гавайях (это, если уж совсем некуда податься). А потом за хмурью следует солнечный денёк, и я уже оставляю грёзы о других краях. Так, наверное, тут и проживу.
А впрочем, не исключаю (и даже планирую) выбраться к тебе, на ваши бескрайние пляжи, под пальмы. Побегать, вспомнить детство золотое:)
У нас, как всегда, происходит много всякого, но мало из этого заслуживает внимания. Наша загадочная стройка в центре парка продолжается и таинственности всё больше. Во-первых, на высоком заборе так и не повесили традиционный щит информации. Во-вторых, то, что мне удаётся разглядеть из окна моего девятого этажа, озадачивает. Судя по закладываемому фундаменту, это какой-то цирк – огромные полукружья. Правда, они не замыкаются друг с другом, но ведь и цирк не точно круглое здание. А ещё мне это напоминает древние военные башни. В смысле, основания башен. Где-то в Прибалтике, по-моему, я такие видел. В общем, ничего не понятно. Вот хочу всё подойти поближе и подождать когда подъедет очередной грузовик – ворота же ему кто-нибудь открывает – и попробовать спросить у него (у вратаря:)), чего строят.
Наши местные ушлые старушки уже пустили слух, что это какой-то военный объект…засекреченный:) Смех да и только! В центре парка военный объект, да ещё и засекреченный… Замаскируют ракетную пусковую площадку под детский городок. Мой простой сосед Василий, например, не выказывает решительно никакого интереса к происходящему в парке, и мне бросил что-то вроде того, что построят какой-нибудь торговый центр, ну и …..с ним!
Я сейчас подумал, ты решишь, что мне тоже нечем заняться, как и старушкам… Да, пожалуй. Работы сейчас у меня убавилось. Состояние не самое бодрое и поболеть классическим способом – с книжкой в руках, на диване – не удаётся. Ну да ладно, а то начну жаловаться:)
Самое главное. С моими всё в порядке. Все живы и здоровы. Хотя один из наших “собратьев по разуму” где-то подхватил фурункулёз и перезаражал нас. Отчего мы имеем такие дополнительные увеселительные мероприятия, как перевязки и санации. Надеюсь, у тебя со здоровьем, как всегда, без сюрпризов. Пиши, а лучше позвони, если будет возможность. Пока-пока…
***
– …пытается накопить…тринадцать-пятнадцать миллионов рублей. Что сейчас…эээ…имеется? Есть некий резервный фонд – двести тысяч рублей, и есть недвижимость, которая сдаётся в аренду. Интересно было бы поговорить про альтернативу, что могло бы быть альтернативно вот данному способу сохранения капитала, потому что предполагается, что данная квартира может быть использована…
– …вот такой красивый, серый оттенок тоже является универсальным и нескучным монохромом. Ну и завершит палитру, наверное, у нас с вами настоящая классика – это просто жилет в чёрном оттенке.
– Чёрный базовый оттенок. Размеры представлены от сорок восьмого до се-е-емьдесят второ-о-ого!..
…снова и снова. Глобус именно такое место. Место, где главный принцип – качество. Гипермаркеты Глобус это собственное производство колбас и мясных деликатесов, рыбной продукции, хлебобулочных и кондитерских изделий и кулинарной продукции. Это низкие цены и европейский сервис. Стабильная компания, где вас ждут и ценят. Глобус – где мир ещё в порядке! Офис-мэгэзин – журнал о жизни в офисе…
***
– Точно, глупости! – отрезал Мишка, зажёвывая бутерброд с вареньем. – Выдумки попов!
– Что…выдумки? – робко спросил Андрей. Его всегда несколько шокировала Мишкина манера выражаться излишне прямо и резко.
– Да вся эта фигня про смерть души!
– Почему?
– Потому, Андрюша, – наставительно произнёс Мишка. – Потому что ты не знаешь предмета разговора.
– Ты о душе?
– О ней. Это то, чего ни ты ни кто другой не видел, не щупал, не измерил. О чём вы все говорите?
Андрей растерялся.
– Ну…по умолчанию считается, что есть бессмертная составляющая, называемая душой.
– Мгм. Дальше…
– Бог наделил всех людей этой составляющей…
– Вот тут уже фигня и начинается, – перебил Мишка.
– Да почему фигня-то?
– Потому, что уже отсюда не понятно о чём или ком речь.
– Ну и что?
– Так дорогой мой, не ты ли мне твердишь, что неверная…чего-то там… рождает неверные выводы?
– Предпосылка. Ну?
– Баранки гну! – Мишка неспеша налил себе ещё чаю. Андрей ждал.
– Ты меня знаешь, – продолжил Мишка. – Я – практик, разглагольствования не люблю. Всё, что я могу увидеть и повторить – принимаю. Остальное – фигня…как я уже только что сказал.
– Но это ты говорил про…э-э…практические, бытовые дела. Вроде электропроводки или чего-то похожего. А тут…
– Что тут?
– Тут же другое совсем.
– Поверь, брат – то же самое.
– В таком случае изволь объяснить.
– Изволю, – иронически повторил Мишка и принялся намазывать себе новый бутерброд. Он взял самый большой кусок булки и, большой же, столовой, ложкой зачерпнул из банки варенье, так же, как укладчики кирпича на стройке зачерпывают мастерком раствор. Мишка профессионально стряс в банку лишнее и ловко шлёпнул отобранное на мелкопористую плоскость булки. Затем сноровисто, но с достоинством мастера, распределил всё ровно по поверхности и, удовлетворённо оглядев сделанное, продолжил:
– Когда ты, Андрюша, говоришь о душе, я могу понять и принять только то, что я чувствую какие-то эмоции…например. Но я точно знаю, что эти эмоции пройдут, и я о них забуду. Получается, что это не может быть вечным. Я могу чувствовать и что-то более серьёзное. Но оно тоже уходит. Иногда я помню какую-нибудь сильную обиду, но и она со временем забывается. Чувства, таким образом, тоже не вечны. А что же тогда относится к душе, о которой я постоянно слышу?
– Так ведь… – попытался вставить Андрей. Мишка поднял вверх указательный палец:
– Погоди!.. Бывают проявления интуиции, чутья. Но это уж совсем тонкости и никто в мире мне не докажет, что если я что-то там почувствовал, то это был именно голос интуиции, а не моего желудка. Мои глаза мне показывают, что всё на свете забывается и всё на свете проходит. То есть – вечного не существует. И где тогда вечная душа?
– Так ведь речь о субъекте! О наблюдателе! – взволнованно проговорил Андрей.
– Чего? – не понял Мишка.
– Ты правильно говоришь, что всё забывается, исчезает. Но среди этого всего есть ты.
– Я?!
– Да, ты! Тот, кто чувствует, оценивает, переживает какой-то опыт. Вечно не то, что, если так можно выразиться, производит субъект по отношению к объекту, а…
– Ой! – поморщился Мишка. – Слушай! Давай попроще! Что это за «субъект-объект»? По-русски давай!
– Х-хорошо, – Андрей почувствовал, что сбился с мысли, но продолжил. – М-м-м…короче важно не то, что ты наблюдаешь, оцениваешь, даже делаешь. Важно не то, какие чувства ты воспроизводишь. Всё это действительно не вечно. А вечен ты сам, как…как…наблюдающее и творящее существо.
– Это ты снова усложнять начал, – спокойно заметил Мишка, прихлёбывая чай.
– Ничего подобного! – горячо возразил Андрей. – Ничего подобного! Вот, если бы ты работал, допустим, на конвейере. Изо дня в день по восемь часов делал бы одни и те же операции. Без смысла, чисто механически выполняя определённую задачу. И всё. Со временем ты стал бы частью этого конвейера, абсолютно механическим существом, потому что осознанность здесь не нужна, даже вредна для результата работы. А вот если ты, например, скульптор. Ты не можешь, ни при каких обстоятельствах, работать без осознания того, ЧТО ты делаешь. Ты бы себя в отличие от работника конвейера осознавал бы. Как наблюдателя, как критика своей работы. Ты и никто другой решал бы что нужно, что нет, как сделать лучше и так далее. И потом именно ты оценивал бы красоту сделанного. Как ты можешь оценить ту же красоту заката или восхода неосознанно? Именно ты это делаешь – некто, который в зависимости от настроения, чувств, эмоций на данный момент наблюдения, считает, что этот закат восхитителен, или бесцветен, или, если тебе плохо, ужасен, потому что напоминает тебе о чём-то дурном и страшном и так далее. И этот некто…вот он как раз и вечен. Я уверен, что именно об этом и говорят…
– Шикарно! Молодец, складно звонишь! Но твой пламенный монолог ничего не меняет. Давай у тебя отнимем всё то, что ты видел, чувствовал, воспринимал с детства. Сотрём все твои переживания, страхи, эмоции за весь период от рождения до этой минуты. И что останется?
– Что?
– Пустота. Вакуум. Ты, умник, перестанешь существовать как личность. – Мишка хохотнул. – Может, в ромашку превратишься!.. Поэтому, повторяю – поповские выдумки. Для того, чтобы управлять людьми. Сперва внушить чуваку, что у него есть душа…вечная. А ещё лучше, что он сам вечный. Чувак от такой заявы воодушевляется, ему становится хорошо. Потом сказать, что если он будет вести себя плохо, то попадёт в ад. Картинку нарисовать пострашнее, чтобы конкретно напугался. Но успокоить его тем, что если будет паинькой, то поместят его в сладкий сироп и будет бесконечный кайф. А для этого он должен очень сильно постараться, вести себя хорошо, слушаться вышестоящих или проповедующих, делать, что ему говорят и не выступать. Тут я понимаю – у людей свой бизнес и они под него подстраивают платформу. Лично мне это не очень близко. Мне больше нравится когда ты рассказываешь про каких-нибудь йогов… Да, это круче. Веселее, во всяком случае. Но, с другой стороны, я этого не видел, не знаю, не ощущаю. Почему я должен верить им на слово? Да ещё и в твоём пересказе? Ты только не обижайся!..
– Да нет, всё нормально, – погрустнев, ответил Андрей. Он не обижался. Как всегда Мишка говорил так уверенно, что, как и всегда, Андрей быстро сникал не зная, что ответить.
Мишка, закончив речь, с аппетитом принялся за свой бутерброд.
– Ты знаешь, моя философия проста, – с едой во рту сказал Мишка. – Живи и радуйся. И дай, по-возможности, жить другим. Если они тебя не трогают. А всё остальное – лирика. Сказать тебе, что в твоей истории с монахом было настоящим?
– Скажи, – оживился Андрей.
– Зависть, – весомо произнёс Мишка. – Это просто была твоя зависть к богатым людям. И душа здесь ни при чём. Вот и вся мудрость!..
– И всё?
– И всё.
Андрей задумался, припоминая свои ощущения.
– Не может быть…
– Точно, дядька, точно! – рубанул Мишка, отхлебнув чаю.
– А ты завидуешь когда-нибудь? – спросил Андрей. Он понял, что сегодня Мишка был особенно непробиваем, а он, Андрей, не готов.
– Я? – Мишка казалось безразлично жевал, но взгляд его остановился в одной точке, что означало поиск приемлемого ответа.
Андрей терпеливо ждал.
– Ну, бывало, – видно что-то вспомнив, согласился Мишка. – А что?..
– И что ты чувствовал?
– Ничего.
– Как, ничего?
– Вот так.
– Совсем?
– Совсем.
– Как же ты понял, что это зависть?
Мишкин взгляд остановился было на другой точке, но в следующую секунду обратился на Андрея:
– Да не помню я, Андрюша!..
– Нет, погоди, – решил не отставать Андрей. – Мне интересно.
– Слушай, – Мишка посмотрел на Андрея, как смотрят на сильно доставшего, но которого бить нельзя, а как объяснить неизвестно. – Ты что, всерьёз об этом размышляешь?
– Да, конечно.
– Конечно, – насмешливо повторил Мишка. – Я тебе так скажу – всерьёз думать об этом – напрасная трата времени и сил. Я лично никогда об этом не думал и думать не собираюсь. И тебе не советую. Голову вывихнешь.
– Нет, ну как же? – не сдавался Андрей. – Как же не думать-то?
– Никак! Просто живи… Живи и радуйся! Это я вроде уже говорил.
– А недостатки?
– Что недостатки?
– Они же у всех есть.
– Есть. И что?
– С ними надо бороться.
– Нет.
– Как?
– Нет, – улыбнулся Мишка. – Зачем? Недостатки – это часть тебя.
– И…
– А человек – это… Ты мне чёт такое говорил…про то, что человек должен вернуть себе… Мишка помахал руками, изображая шар.
– Целостность, – подсказал Андрей.
– Во-во, целостность – ткнул пальцем в сторону Андрея Мишка.
– Разъясни.
– Фу, блин… Ладно. Человек, как ты говоришь, единое целое, то есть существо цельное.
– Ну, я не так говорил.
– А как ты говорил?
– Я говорил, что цельность современным человеком утрачена и её надо восстанавливать.
– Ага, долго и мучительно. Чушь собачья!
– Да почему чушь? Они что все неправы?
– Кто?
– Учителя…духовные, гуру. Я имею ввиду настоящих.
– Да может и правы, – махнул рукой Мишка. – Но я-то говорю о другом. Если человек изначально существо целое. То есть, вот у него чего-то было от рождения, чего-то он набрал пока живёт и так далее. Вот в таком случае, то, что ты называешь недостатками – такое же свойство, как и всё остальное, чего у него есть…
– Но ведь…
– Я знаю, что ты хочешь сказать. Отвечаю – то, что ты, ну или люди вообще, называют недостатком это такая…черта, которой придаётся отрицательное значение. Убери это значение, поменяй минус на плюс, и оно станет другим. Недостаток превратится вдруг в достоинство. Плохое станет хорошим и так далее. Так вот, всё, что человек в себя вмещает является его частями, частями ЦЕ-ЛО-ГО, понял? Поэтому бороться с частью себя – это глупость и чушь несусветная.
– Ну, хорошо, а если тебе эта часть мешает?
– Что значит, мешает?
– Портит жизнь.
– Портит жизнь? Сделай её достоинством, плюсом.
– Так, а как сделать плюсом ту же зависть, например?
– Как сделать, как сделать – Мишка ненадолго задумался. – Подумай о ней хорошо, для начала.
– Как я о зависти подумаю хорошо?
– Я не знаю. Возьми её просто, как предмет, как вещь, которую ты видишь в первый раз. И…я не знаю…восхитись ею. Похвали её. Скажи спасибо, мол, дорогая, ты такая красивая, или хорошая…
– А дальше?
– А дальше уже сам соображай – нужна тебе эта красотка? Может кому-то она нужнее?
– Кому может быть нужнее зависть?
– Не знаю, может для кого-нибудь она спасение.
– Бред. Как зависть может стать спасением? От чего?
– Откуда мне знать? Может для кого-то сейчас настал момент выбора – оставаться на месте, или двигать дальше…
– И зависть поможет?
– А почему нет? Вот он увидит, что у кого-то получается, а у него нет, увидит, что у кого-то это есть, а у него до сих пор нет, хотя он об этом давно мечтал. И он скажет себе – ёп…тра-та-та, что тут думать, надо двигаться дальше, что-то делать! И пошёл делать!
– Понятно. То есть ты считаешь, что зависть может стать движущей силой?
– Вот именно, дядька! Ты же мне сам читал книжку, где там…ну этот писал…забыл…в общем, что в природе всё организовано по принципу безотходности – всё должно идти в дело, там…круговорот веществ. Так вот человеческие тонкости – вроде твоей зависти и прочего – это тоже вещества, которые должны быть как-то использованы – как топливо, как удобрение, как угодно. А если ты будешь заниматься фигнёй, то есть бороться с ними, то ты, дружище, вступаешь в противостояние с самим собой. Согласись, это неинтересное занятие – ты будешь в проигрыше гарантированно. Вот так! Ну, ладненько, – Мишка хлопнул себя по коленям. – Хватит надуваться чаем и у меня уже голова заболела от твоей философии! Пошли, я лучше тебе покажу кое-что!
– Опять что-то смастерил? – усмехнулся Андрей.
– О! – загадочно улыбнулся Мишка, вставая. – Это такая вещица…тебе понравится!
– Новый шкаф, что ли? – спросил Андрей, допивая свой чай.
– Сам ты шкаф! – Мишка отнял у него чашку. – Вставай!
– Стеллаж? – Андрей, увлекаемый другом за локоть, успел на ходу выхватить из вазы конфету.
– Не-а! – довольно хохотнул Мишка. – Пошли, пошли…студент! Сейчас ахнешь!..
***
– Недавно я прочитала «Гарри Поттера».
– Я вчера читал…эээ…книгу «Кавказский пленник».
– Я читал «Два капитана» последней…
– Совершенно верно!
– Вот видите, у нас всё-таки читающая страна!..
…о правильном выборе для вашей семьи. Потому что высококачественные ингредиенты и искусство выпечки, рождают восхитительные вкусы мини-круассанов…
…при попытке к бегству. Его мать – императрица Анна – была арестована при перевороте, организованном будущей царицей Елизаветой Петровной. В заточении она проводила годы, у неё родился ещё один сын, тут же пропавший, вероятно убитый. Следующий за Елизаветой, царь Пётр третий правил российским государством всего сто восемьдесят шесть дней…
***
Все рассветы нынче ранние. Только заснёшь как следует, и тут же просыпаешься от яркого света, трущего твои глаза до тех пор пока они не откроются. И ты не в состоянии этому сопротивляться. Тело может ещё заявить, что хочет продолжить отдых и расслабление, а глаза открываются сами и хоть ты что делай, уже не закрываются. Наверное, идиотский вид со стороны – лежит человек с открытыми глазами в нелепой позе (потому что от слабости не пошевелиться) и выражение лица, наверное, как минимум туповатое. Может камеру поставить на автосъёмку, потом посмотреть? Любопытно было бы… Самое противное, что не встать, ну вот просто совсем никак. Рефлекс не срабатывает. Или это не рефлекс? В общем импульс, тот который нервный, даже не доходит по адресу. Теряется где-то на полпути. Или может назад возвращается – типа, адресат выбыл, ребята, чего вы меня посылали?.. Мозг снова пробует. Потом ещё. А потом забивает на это дело, и ты продолжаешь лежать с идиотской (ну, точно!) физиономией. И встать заставляет что-нибудь совсем уж крайнее. Например, угроза прямо сейчас надуть, как малолетка, в кровать – вот прямо сейчас, через полторы секунды. Тогда мозг, матерясь, посылает снова гонца и тот, с посылом всё-таки прибывает на место. С таким-то ускорением любые препятствия преодолеваются, доказано русским человеком. Ну а раз прибыл, прорвался, тут уж не отвертеться – ноги сами…нет, сперва тело-зомби поднимается в сидяче-вертикальное положение, а вслед за ним и ноги ставятся на пол. Мозг обрадованно и воодушевлённо посылает ещё парочку гонцов. Это уже для того, чтобы подстегнуть движение. Клиент подскакивает, и с одной мыслью – “блин, сейчас описаюсь” бежит до ветру… Кто-то хорошо назвал уборную “комнатой смеха”. Позитивное прозвище. Запомнилось…
После “комнаты смеха” уже гораздо легче. Мозг, с облегчением выдыхая, убеждается, что вновь управляет этой ленивой тушей и принимается за приведение её, туши, в порядок. Надо ведь растормошить ещё отдельные места, которые под шумок пытаются урвать минуту другую или часок другой оцепенения. Лишь бы ничего не делать…
Андрей посмотрел на себя в зеркало. Его визави был бледноват, худоват, страшноват и имел шикарные серого цвета “синяки” под глазами.
«А глазки-то запали».
«Да уж…запали».
«И чего это они?»
«Действительно, чего это они?»
«Вроде болезни никакой нет».
«А может всё же есть?»
«Да нет, Лина сказала, что нет».
«Не путай. Лина сказала, что ничего не видит, а это разные вещи».
«Я не хочу чтобы что-то было».
«Мало ли что ты не хочешь. Смешной ты человек, если не сказать обиднее».
«Почему смешной?»
«А кто хочет, ты мне скажи? Сам подумай, что говоришь?»
«А что такого?»
«Да ничего, просто глупость очередная».
«И ничего не глупость. Некоторые хотят болеть».
«Да-да, слыхали. Болезнь выгодна, вторичные выгоды…бла-бла-бла…»
«Ничего подобного».
«Пустобрёшество наплодившихся психологов».
«Какой ты злой, однако».
«Я не злой. Не забывай, что ты это я».
«Да помню. Как забыть можно?.. Ф-фу, блин, устал я от этого!»
«От чего?»
«От усталости своей постоянной».
«Так сделай что-нибудь».
«Что, например?»
«Я не знаю. Сходи к врачу, например».
«Было».
«Что было? Дурачки с самопальными приборчиками были, а я тебе о специалистах говорю!»
«К специалисту – это деньги надо платить. А ты очень хорошо знаешь, что их-то как раз сейчас и нет».
«Так у тебя всегда нет».
«Не всегда».
«Когда бывали, чего не ходил?»
«Забывал».
«Врёшь, не забывал, а откладывал на потом. Самое паршивое дело – откладывать на потом, которого не существует».
«Ну вот, опять в философию потянул…»
«Да никуда не потянул. Это не философия, а самая что ни на есть реальность, друг мой».
«Твоя реальность – это заявить о том, что всё плохо и ни фига не делать. Только лясы точить».
«Ну да, а то ты много делаешь. Просто большой предприниматель действий тут у нас».
«Можешь поиздеваться. Над кем смеётесь, над собой смеётесь… Помнишь, классику?»
«Ты зубы-то не заговаривай. Делать что будем?»
«Я не знаю».
«А я тебе уже сказал».
«Ты про врачей?.. Так и что врачи? Ну, приду…кстати, ещё не понятно к кому идти-то. А дальше что? Ну, какие-нибудь анализы проведут. Ну, скажут, что у меня какой-нибудь прогрессирующий хреновит, дальше что? Таблетки пропишут. Которые, тоже денег немалых стоят. А потом я буду лечиться от той химии что в рот брал. А ты, между прочим, знаешь, что человеческий организм не приспособлен самой Природой к переработке и усвоению искусственных веществ, неорганических?»
«Ой, это всё болтовня! Словесное недержание у тебя. Вот от чего тебя лечить надо».
«Знаешь что? Меня вообще не надо лечить. Отстань. Мне надо что-то другое…»
«И что же?»
«Если бы я знал».
«Иди в храм. Ты же сам говорил, что помогает».
«Говорил».
«Не понял… Ты чего это разочаровываться надумал?»
«Ничего я не надумал. Просто…забуксовало там что-то».
«Что там может забуксовать?»
«Я не знаю как объяснить. Пока. Надо разобраться. Но одно могу сказать, чего-то мне не хватает, не достаёт».
«Не понимаю, объясняй давай».
«Сейчас, дай сосредоточиться… Вроде я не против того, что мне предлагается. Всё правильно. Да и как я могу сомневаться в правильности того, что уже тыщу лет существует. Дело в чём-то другом. Поначалу мне было хорошо, как будто семимильными шагами шёл. А потом…посмотрел однажды на людей, что рядом на службе стоят и вдруг подумал – а ведь так можно и до конца жизни простоять и ничего происходить не будет. Понимаешь?»
«Нет, не понимаю. Что тебе люди? Ты сам за себя ответчик».
«Да я про себя и говорю! Ну, вот я пришёл. Покаялся. Постоял службу…несколько часов. Помолился от души. Вышел. Успокоенный и благостный. Может в трапезную сходил или просто с кем-то на улице поговорил. Пошёл домой. А там через час-другой всё куда-то улетучивается, вся эта благость. Я снова такой же, как всегда. Получается, что я как бы отвлёкся на некоторое время, и потом всё пошло по-прежнему. Это учти, что я ещё не самый верный из верных. Есть люди, которые на храм тратят гораздо больше времени. Приходят туда каждый день, или почти каждый день. Выполняют там какие-нибудь послушания. Работают. Но это-то ладно. Я тоже могу полы помыть, если надо. Но вот мне хочется спросить этих самых самых верных – а что меняется в вашей жизни, ребята? Вы стали лучше, или чище, вера ваша стала сильней, или…хотя бы…освободились вы, спаслись от, например, осуждения, неприятия? Вспомни Костю-алтарника. Слыхал как он выражается в адрес тех, кто ему не нравится? Помнишь какой он непримиримый к инакомыслию, вообще к другому образу жизни? А ведь речь идёт не о наркоманах или алкашах. Те, о ком он говорит, по сути, такие же люди, как он сам. Просто живут иначе. Идут другим путём. И никто из нас, таких же, не может осудить этот путь, объявить его ложным, еретическим. Ведь земля не разверзается у них под ногами, глас с неба не говорит им, что они идут не той дорогой. И зачем, для чего тогда его, Кости, служение и трата времени, если он не меняется вовсе? Даже наоборот, он всё больше утверждается в своей «правоте».
«Это не наше дело».
«Верно. Не будем обсуждать Костю. Но я-то чувствую, что во мне ничего не меняется. Я просто хожу в кружок по интересам. Серьёзный, но кружок…секцию. Вот пришёл, что-то честно поделал, вышел…и я опять точно такой же, какой входил. Понимаешь?»
«Нет. В том-то и дело, что надо работать над собой. Избавляться от своих мелких и крупных гадостей».
«О-о! Ты мне открыл глаза. Как я раньше не догадался!»
«Так чего ты хочешь в итоге?»
«Я не хочу топтаться на одном месте, из года в год выполняя одни и те же ритуалы, как выясняется не приводящие к каким бы то ни было серьёзным изменениям. К слову говоря, здоровье-то опять «поплыло»… А самое главное – что бы я ни делал, я всегда…заметь ВСЕГДА, то есть до конца дней своих останусь ГРЕШНИКОМ. Я грешник до смерти. Потому что об этом говорит настоятель в проповедях, об этом говорят святые, точнее, так их цитируют. Это написано в Библии, хотя я не видел сам. Столько авторитетов зарывают мою душу в землю, а лучше сказать, предлагают мне, чтобы я всю оставшуюся жизнь собственноручно закапывал себя, говоря, что я ничтожество, затем каялся в этом, и откапывал себя только для того, чтобы вновь признав себя ничтожеством, снова закопать… И так до конца дней. Что хочешь говори, но я хоть убей не вижу в этом ни малейшего смысла. Как моя душа, а я ведь и есть эта самая душа, так вот как душа очистится, как она будет возрастать в благодати, если я – носитель неизбываемого греха… Может это нужно для неандертальца какого-нибудь? Чтобы он, бесчувственный и железобетонный, убеждался что жив. А вот я не считаю себя неандертальцем бесчувственным. Но получается, что правила жёсткие и не учитывают индивидуальные особенности объекта своего применения. И ещё получается, что я должен с этим смириться и жить заранее зная, что моя работа над собой в рамках этой жизни практически бессмысленна. Что бы я ни делал, я – плох. А, кстати, вот интересная вещь – потом, когда я умру, меня будет судить Иисус, чего-то там взвешивать и решать куда меня направить, будто советский суд, «самый гуманный суд в мире», куда меня – на курорт отдыхать или на рудники до конца всех времён?.. Ладно, хватит, я уже сказал, что устал…»
«Да ты, оказывается, безбожник!»
«Может быть. Просто у меня опять болит живот, и я хочу кушать. Пошли, чаю попьём…»
«Давай! Телек вруби…отвлечёшься хотя бы, а то тебя понесло куда-то не туда»
«Это уж точно…»
***
– …помещено в коробку. Волонтёры рассказали, что ранее неоднократно прочёсывали это место и никаких пакетов там не было.
– Здесь проходили мы и другие добровольческие отряды. Здесь была рота солдат. И Росгвардия здесь тоже ходила. Здесь мы ничего не находили. Если бы что-то было бы, мы бы это сто процентов бы обнаружили…
…и убивает грибок! Важно продолжать лечение, пока не отрастёт здоровый ноготь! Экзодерил! Глубоко в ноготь проникает – грибок убивает!..
– …я думаю, этот переход прежде всего это медийность, это реклама, это экономика. Что касается футбола французского и испанского, конечно, конкуренция в Испании гораздо выше нежели во Франции сейчас, потому что Парисенжермен на порядок выше остальных клубов…
– …надеть точно не возникнет. Теперь давайте поговорим о самой подвеске. Обратите внимание, классическая овальная форма, а в центре кристалл-восьмигранник. Цвет этого кристалла – оттенок чайной розы, декорирован он вставками из прозрачных кристаллов. Снизу и сверху. Они расположены полумесяцем. Всего их – четырнадцать. Размер центрального кристалла…
***
«И что было дальше?»
«Дальше? Руины, дым, слёзы, крики, драки… Угрожали кому-то какие-то бабушки, трясли кулаками. Перед ними извинялись (не понимаю за что), обещали помочь. Те не верили, ругались и плакали, вновь потрясали кулаками и палками. Всё в таком духе».
«А ты что?»
«А что я? Я успокаивал себя тем, что живой и относительно здоровый. Вот и всё что я мог себе сказать ценного».
«Успокоил?»
«Не очень».
«А потом?»
«Потом я просто проснулся и понял, что ничего этого не было».
«Взрыва?»
«Да».
«А что было?..»
Андрей почувствовал щекой холод, как будто лежал на льду, и открыл глаза. Это подоконник так и не нагрелся от его щеки, вынудив прервать остатки недопрожитого утреннего сна, который Андрей попытался вернуть себе по праву собственности. Подняв голову, Андрей посмотрел в окно. Дом был виден, но не весь – как раз две эвакуированные парадные отсюда не просматривались. А жаль. Хотелось убедиться, что всё хорошо, что те кому полагается, делают всё возможное чтобы не долбануло, и у всех “изганных” осталась крыша над головой. А если всё же долбанёт?.. Тут Андрей не мог себе представить ничего толкового или мало-мальски достоверного что бы соответствовало реалиям жизни. Но он догадывался, что в таком случае всех куда-нибудь определят на временное жительство. Не будут же их оставлять в детском саду. Где тут жить нескольким десяткам человек? Некоторых, в особенности малоподвижных старичков, в течение дня забирали родственники. Но были и те (и довольно много), кому деваться было некуда. «С другой стороны, – размышлял Андрей, – конечно, будут, какие-нибудь плюсы. Например, можно надеяться, что дадут новые квартиры. Это даже очень хорошо. А может и не дадут… Но в любом случае без жилья не оставят. Бомжом не сделаешься. Это утешает…»
– Ну, что, проснулся? – это была Люся с пятого этажа. У Люси голос весёлый. Она вообще с лёгкостью носила на себе свои семьдесят пять и за тонированными стёклами её очков хитро блестели неожиданно молодые глаза.
– Ага, – отозвался Андрей. Говорить ни с кем не хотелось, но весёлой Люсе нельзя было отказать. – Что-нибудь слышно?
– Не-а, – улыбнулась Люся. – Приходил тут очередной зам главы администрации.
– И чего?
– Сказал, что надо подождать, они делают всё возможное, чтобы мы поскорее вернулись по домам.
– Ну да, – рассеянно кивнул Андрей. – Значит, можно надеяться на то, что уже не грохнет?
– Да всё будет хорошо, Андрейка! – весело ответила Люся. – Вот и Маркизик наш успокаиваться начал.
Она приоткрыла лоскут с одеяла, лежавшего горой у неё на коленях. Из тёмных недр засветились зелёно-голубые огромные глаза, и затем вытянулась круглая физиономия «египетского сфинкса» с огромными ушами. Андрей раньше никогда не видел этих кошек вблизи, только на фото, и они всегда вызывали у него лёгкое отвращение, которое как он думал, при более близком контакте, усилится и вызовет приступ тошноты. Однако, как ни странно, когда они устраивались на постой в актовом зале детского садика и Люся впервые предъявила нервно дрожащего Маркиза, никаких ужасных ощущений у Андрея не возникло, и он рискнул даже погладить «египтянина» по голове. Это было приятно.
Теперь же Маркиз был действительно гораздо спокойнее, чем при знакомстве. Он уже не дрожал, актовый зал был оценён им как относительно безопасная территория, и в целом «египтянин» согласился на присутствие такого большого количества чужих людей. Поскольку Андрей был милостиво допущен во временный ближний круг, Маркиз счёл возможным, при соблюдении известных приличий и осторожности, скромно показаться на белый свет. Позволив засвидетельствовать себе почтение (путём поглаживания головы), «египтянин» засвидетельствовал своё (путём дружелюбного урчания) и деликатно удалился обратно в походный кабинет из одеяла.
