Читать книгу: «Эпохи Айры»
Эпиграф
Дорогой друг!
Ты был одним из главных героев событий, послуживших основой для этой книги. Прошло много лет, но все написанное я кропотливо восстановила благодаря воспоминаниям окружающих меня наставников и друзей. Пусть же эта история будет гимном нашей нерушимой дружбы.
Сейчас ты держишь в руках свидетельство событий, напоминающих о далекой весне 1121 года.
Сегодня я ухожу и вверяю эту рукопись тебе. Я верю, что ты позаботишься о ней, как когда-то позаботился обо мне.
Из письма Цефеи к Владыке Тэлира
Пролог
В тот вечер ждали метель.
Над крышами высоких домов завывал ветер, напевая колыбельную кружащим снежинкам и льду, что сковывал мостовые толстой коркой. Снежные и холодные зимы в тех краях редкость, однако, эта зима порадовала ребятню и огорчила старшее поколение, невольно оказавшееся взаперти из-за высоких сугробов и скользких мостовых. Ночи стали темными, непроглядными. Казалось, даже звезды потускнели и теперь были едва различимы в те редкие ночи, когда небо оставалось ясным и безоблачным. Люди на улицах встречались нечасто, и оттого город казался вымершим и безжизненным.
Отважившиеся на короткую прогулку до парка или магазина спешили спрятаться от пронизывающего ветра в стенах своих домов. Все они желали скорее укрыться от протяжного воя, но тихими ночами ветер стонал, пробираясь через дымоход в гостиные и спальни. От этого воя и гула дети боялись спать одни, а чрезмерно пугливые взрослые засыпали при свете ламп.
Той ночью редкое окно горело. Все крепко спали. Одинокая фигура брела меж сугробов, едва прокладывая себе дорогу в глубоком снегу. Сложно представить причины, по которым этот человек отказался от тепла и уюта своего дома. Однако, если бы читатель знал историю этой молодой девушки, плотно укутанной в куртку и шарф, ему стало бы известно, что лечащий врач настоятельно рекомендовал ей как можно больше гулять. Конечно, цель этих прогулок была известна девушке: он желал заставить ее уснуть, забывшись в собственной усталости и изнеможении. Однако, мог ли предположить врач, что после долгих хождений девушка была окончательно обессилена и не находила в себе сил для сна? И даже когда ей удавалось уснуть, кошмары терзали ее рассудок? Ей казалось, что она бредит, и, просыпаясь от собственного крика, не разбирая границ сна и яви, бежала на кухню, где долго сидела у окна, разглядывая темные силуэты домов. Очень скоро болезнь привела ее к одиночеству. Все чаще ее можно было встретить в скудно освещенных улочках городка, бесцельно бродящей меж старых домов.
Постепенно мир вокруг девушки пустел, но в глухом одиночестве она находила свое успокоение. Подолгу разглядывая рисунок на миниатюрных плиточках камина в гостиной, девушка ощущала, как в ней медленно угасает желание жить. Казалось, что пройдет еще несколько недель и она, подобно пламени свечи, оставит после себя лишь жалкий огарок. В безрезультатной борьбе с неизвестным недугом проходили долгие дни и недели. День за днем она ощущала истощение, которое заполняло тягучее безразличие.
В тот вечер она заставила себя победить бессилие. Терзаемая бессонницей, холодом и пронизывающим ветром, скрепя зубами, она молчаливо прокладывала себе путь по заснеженной мостовой. Поскальзываясь, она едва не валилась с ног. Очень скоро, промокнув и окончательно замерзнув, она зашла в бар – единственное заведение во всей округе, которое работало в те морозные дни. Она заняла столик в дальнем углу зала и, повалившись на стул, стянула с себя шарф и скинула капюшон.
Окруженная табачным дымом, девушка некоторое время неподвижно сидела, разглядывая исцарапанную столешницу, на которой некоторые посетители умудрялись оставлять друг другу короткие шутливые послания. От этого занятия ее отвлек звякнувший дверной колокольчик. Девушка вздрогнула, моментально устремив свой взор на нового гостя бара, и тут же застыла. Ей показалось, что впервые за несколько недель она проснулась и ощутила мир вокруг: ощутила горечь аромата табачного дыма, тяжесть усталости, холод промёрзшей от ледяного снега куртки, пропитанной ледяным запахом метели.
Гость был очень приметным. Широкоплечий, невысокий мужчина, которому, на вид, едва исполнилось тридцать лет. У него было красивое лицо с широким лбом и тонкими губами, которое обрамляли длинные, растрепанные волосы. Сперва они могли показаться темно-русыми или темно-рыжими, но позже девушка увидела, что волосы мужчины имеют очень необычный [К1] цвет: красно-черный оттенок, который встречался лишь у роз невероятно дорогих сортов и благородного домашнего вина. Она поймала взгляд его живых, слегка раскосых глаз ярко-зеленого цвета и без стеснения улыбнулась. Будто прося прощение за бестактное изучение его облика, она пожала плечами и принялась искать глазами официанта, но мужчина, ничуть не смутившись, улыбнулся в ответ и решительно направился к ее столику. Его шаг был широк и необыкновенно легок. Он игнорировал свободные столики в центре зала, не обратил внимание и на приветствие бармена. В тот миг он был поглощен незнакомкой, едва нашедшей в себе силы для короткого приветствия и кивка в сторону свободного стула.
Их разговор начался незатейливо, будто бы беседа старых друзей, наметивших встречу в этом месте именно в это время. Сперва поговорили о погоде, детально обсудив и наледи, и сугробы. Принесли теплые напитки, мужчина сделал широкий глоток и, заметив замешательство девушки, проронил: «Дайте себе отдыху, согрейтесь». Девушка кивнула и неловко бросила что-то в ответ. Незнакомец улыбнулся, заметив, как ее тонкие бледные пальцы обвили кружку.
За тот короткий вечер они успели поговорить обо всем: о живописи, музыке, о театре и книгах, об увиденных ею местах. Он слушал, с интересом впитывая каждое ее слово, ловя каждую ее улыбку. Он раскованно признавался ей в своих мечтах и слабостях, так искренне и без единой капли смущения, что она и не могла допустить сомнений в том, что ранее их пути не пересекались. Он по-доброму смеялся над ее ответными откровениями и говорил, что всему свое время, все сбудется. Она верила, не находя причин для сомнений.
При этом каждый осознавал, что эта первая встреча станет для них последней, и более и более никогда они не встретятся. Но, судьба предпочитает распоряжаться людьми иначе.
Позже, уже глубокой ночью, когда двери бара были закрыты, двое стояли посреди улицы, укрытой снегом. Нехотя и осторожно они пожали друг другу руки, неуверенно проронили несколько прощальных слов, благодарили за беседу. Все это действо казалось им обманчивым и нелепым. Они готовы были уже разойтись, подчиняясь заветам приличия, но девушка, вспомнив пустую квартиру, завывание ветра в холодном дымоходе, обернулась. Ее приглашение на чай звучало неловко, но поспешные извинения, принесенные ею вслед приглашения, заставили мужчину заглянуть девушке в глаза. Без капли осуждения он уверенно кивнул и шагнул к ней.
Остаток ночи, проведенный за разговорами и чаем, пролетел незаметно. Далеко на востоке зарождалось утро. Она сидела за столом, слушала его рассказ и засыпала, охваченная миражом сновидений. Уже сквозь сон она ощутила жар пламени камина, услышала, как часы на башне пробили пять раз.
Впервые за несколько недель она крепко спала, не тревожимая лихорадкой ужасных сновидений. Ее лицо разгладилось, на губах застыла улыбка. Сон был безмятежен и прекрасен. Незнакомец глядел на девушку и думал о том, что именно таким должен быть сон хрупкого и слабого существа – человека. Вишневые леса и зеленые поля ткало для нее воображение, купая изумрудную листву сотворенных миров в брильянтовой росе. Самое верное лекарство от недугов и самая могущественная из всех известных магий мира – волшебство сознания.
В тот миг едва ли можно было различить явь от сновидений. Едва ли по прошествии многих лет она будет вспоминать все произошедшее той ночью. Все станет сном, игрой сознания, миражом, которому суждено остаться напоминанием о начале новой жизни. Все это растает в небытии с первыми лучами рассвета, которое ей суждено было встретить в родном для нее мире, имя которому – Айра.
Глава первая
Весна 1121 года началась с удивительно яркого рассвета.
Даже для Айры он был непередаваемо прекрасен. Взбитые белоснежные облака, застывшие на холодном небосводе, заливались алыми и бурыми всполохами, наполняясь ярким свечением изнутри. Мир просыпался, разворачиваясь под пылающими небесами. Цикады взволнованно стрекотали, нетерпеливо взывая к солнцу. Все шумело, предвкушая скорое цветение и благоухание.
Этот мир носил имя Айры и был сердцем всех миров. Сердце это билось, повинуясь заповедям Создателя и желаниям Перворожденных. Редкое явление этих земель можно объяснить, опираясь на знание естественных наук. Потому, позвольте, первые мгновения рассвета, пока Айра стряхивает с себя последние капли сна, посвятим короткой повести о том, как Айра создавалась, и какой путь прошли ее герои.
Для Перворожденных – богов, что были сотворены Создателем, этот край служил домом. Даже бессмертных он поражал красотой безграничных лугов и голубых озер, на поверхности которых покоились нежные нимфеи. Глубокое небо бескрайним полотном раскинулось над залитыми солнечным светом полями, в наполненных пестрыми соцветиями диких цветов. Все до последней капли из самого недоступного озера Аркарии сотворено Создателем. Он, не жалея своей души, рвал ее на лоскуты и придавал каждой своей мысли форму, цвет, вселяя в это жизнь. Создатель даровал каждому предмету Айры смысл, вырывая его из своей души. Лишь только благодаря ему, Айра обрела моря и материки, свет и тьму. Само имя миру было подарено Создателем в начале времен – в тот час он растворился в своем детище без остатка, крикнув имя Айры. Тогда его дыхание родило ветры и голоса – незримые потоки силы, пронизывающие весь мир от звезд в вышине до недр в глубинах.
Как бы прекрасна не была Айра, Перворожденные покинули ее, испугавшись жестокости людей, пожелавших уничтожить богов и захватить власть. Боги были вынуждены скрыться в Горнем мире, путь к которому навечно скрыт от всех, кто живет в Айре. В наказание за жестокость людей, Создатель сотворил Судьбу, выбрав для этой роли одного из Перворожденных. Избранника заточили вдали ото всех в Горнем мире. Там, находясь в заточении, Судьба вышивает путь множества жизней жителей Айры: переплетая нити их бытия между собой, скрепляя на века, разводя по разные края полотна, обрывая в час, известный лишь ей. Тогда Айра познала и смерть – еще один дар Создателя. Во власти Судьбы была возможность оборвать нить, но вместе с тем каждая жизнь приобретала особую ценность. С тех пор Айра разделилась на Горний мир – царство бессмертных, и мир под Горой – Айра, чьи просторы были отведены для тех, чья жизнь могла прерваться, и тех, чьи потомки были наказаны за жестокость и алчность прародителей.
В ночь, предшествующей необычайно яркому рассвету, на полотне Судьбы появилась новая, пестрая нить, вплетенная в общие линии узора так изящно и умело, что, казалось, она была там с начала времен. Пока никто не ведал, кто обладатель этой жизни, даже та, что являлась ее хозяином, но мудрецам из Академии было известно о появлении на ночном небе Айры новой звезды, сияние которой смогло затмить только солнце. В иных мирах тому не предали бы значения, но в мире Айры это являлось вестником избрания Перворожденным нового Хранящего.
Тем временем девушка открыла глаза. Некоторое время она время лежала неподвижно, силясь вспомнить события минувшей ночи. Собравшись с силами, она приподнялась, села и оглядела комнату. Ее взгляд задержался на красноволосом мужчине, который сидел в кресле у кровати. Его лицо показалось ей знакомым. Он молчал, терпеливо выжидая результаты ее попытки вспомнить при каких обстоятельствах она встречала его зеленые глаза прежде.
– Рубин. – Подсказал мужчина.
Она кивнула, уже готова была произнести свое имя, однако осеклась. Редкий читатель способен осознать ужас, который испытывает человек, потерявший память. Позабывший свое имя человек утрачивает частички прежней жизни, теряет священную связь со своим прошлым, вместе с тем – теряет самого себя. Девушка робко попыталась встать, но слабость, охватившая тело, сбила ее с ног. Рубин вовремя подхватил ее и помог ей присесть на кровать.
– Признаюсь, я сам в замешательстве… но сейчас нам с вами нужно хорошенько подумать. – Произнес он. – Выпейте воды. Задачка у нас с вами непростая. Расскажите мне все, что в силах вспомнить. А я уже подумаю, как нам лучше поступить.
Девушка растерянно кивнула, глотнула воды, но запоздало осознала, что совершенно не способна рассказать о доме, о крае, где росла и жила. Как можно рассказать об этом, когда память уничтожала каждый миг ее прошлого, ревностно вычистив даже самые далекие уголки с таящимися там воспоминаниями? Но Рубин был непоколебим. Он терпеливо расспрашивал ее, неоднократно возвращался к одним и тем же вопросом, но раз от раза слышал от незнакомки один и тот же ответ: «Я не помню». С каждым мгновением голос девушки, будто сдавливался под натиском беспомощности и страха, становился тише и робче. Она ощущала нарастающую тревогу Рубина и не могла до конца понять причины его смятения. В конце концов тело ее охватила крупная дрожь, бокал с водой выпал из ее рук и разлетелся на осколки. Девушка закрыла лицо руками.
Рубин замолчал. Присев рядом с девушкой, он тихо заговорил. Сложно сказать, как именно звучали его слова утешения, однако, страх немного отступил.
Утро первого дня весны было началом ее новой жизни, которую ей предстояло рисовать на полотне, выбеленным беспамятством. Было лишь великое и непреодолимое желание жить, затмевающее все страхи и сомнения.
– Стоит признать, что это редкий шанс, – грустно улыбнулся Рубин, – начать жизнь с чистого листа. К тому же начать ее в мире, где о твоем прошлом ничего неизвестно.
– Я не совсем понимаю, о чем вы… – проронила она.
–До сегодняшнего дня вы жили далеко отсюда. Так далеко, что ни один корабль не способен доставить вас до родных мест.
– Но… как…
– Если бы я знал причины, по которым вы пришли в этот мир, –все так же спокойно говорил Рубин, – я не был бы так удивлен вашему появлению. Однако, я не в силах ответить почему вы здесь… Простите, что говорю вам это.
Несомненно, она осознавала тяжесть происходящего и оттого ей было страшно. Но в особо тяжелые минуты жизни, даже много лет спустя, она не уставала повторять: «Это редкий шанс – начать все сначала. Мне нельзя его упускать».
Через окно были видны белоснежные стены, высокие башни и величественные постройки внутреннего двора Алморрского замка. Он был так огромен и нерушим, что могло показаться, будто ее белоснежные башни, увенчанные острыми конусными крышами со шпилями, поддерживают голубые небеса необъятного, дикого, но прекрасного мира – Айры. Зеленые газоны, пестрящие островками ярких клумб, перемежались с аллеями цветущего жасмина, яблонь, вишен, слив, меж ветвей которых мелькали пестрые птички. Со всех сторон доносился запах садов и цветников. Где-то неподалеку косили траву и свист лезвия косы, легко срезающий нежную зелень, вливался в общую симфонию звуков – примешиваясь к пению птиц, далеким голосам людей, журчанию воды, шелесту листвы. Дальше – за пределами высокой стеной замка, раскинулся шумный город, манящий запахами свежего хлеба и многочисленных яств. Сколько же людей брело по улицам Алморры, сколько же горожан спешило укрыться от жары под навесами уличных кофеен! Как же хотелось ей – позабывшей прошлое и открытой для будущего – шагнуть в неизведанный, но прекрасный, полный ароматов и звуков мир, погруженный в очаровательную рутину весенних деньков, которые тянуться удивительно медленно и скучно, но от которых остаются самые теплые, нежные воспоминания, согревающие впоследствии не одну зиму.
Известно ли читателю, как потерявший память человек жаждет вкусить жизнь? Как он распахивает душу новым мирам? Как он – не обладая привычками и предпочтениями, очищенный от прошлых ошибок – восторгается и влюбляется в мир, неизведанный, опасный и, в то же время, завораживающий и огромный?
Должно быть, именно благодаря открытости и желанию познавать Айру, рассказ Рубина о мире, о населяющих его людях и существах – стал основой крепких уз, а вместе с тем – началом новых воспоминаний. Бесценность которых крепла с каждым новым днем, проведенных в объятьях Айры.
Он провел девушку в гостиную и усадил ее на мягкий диван перед распахнутым дверным проемом, ведущей на террасу. В этой просторной комнате, в каждом ее предмете отражалась любовь, с которой Рубин относился к миру, в котором был рожден. Среди пестрых ковров, позолоченных фигурок ротбы1, разложенных на столе карт и фарфоровых вазах, пылящихся на полках невысоких стеллажей, ощущалось трепетная любовь Рубина к Айре. Залитая солнечным светом комната, овеянная звуками и ароматами весны, среди сокровищ, собранных Рубином со всех известных миров – тотемов, картин, оружия, книг, инструментов, моделей, схем, глобусов – была местом знакомства незваной гостьи с Айрой. Сегодня остается лишь жалеть, что никто кроме растерянной девушки не слышал его вкрадчивый, глубокий голос и то, с каким наслаждением он вдавался в подробности описания просторов необъятного мира, войн и подвигов героев древности. Исследования, путешествия и, иногда даже непредсказуемые авантюры, сопровождали его жизнь. И он без колебаний делился своими воспоминаниями с девушкой. Его влюбленность в Айру, заполнившая все его сердце – была самой Айрой. Сомневаться в этом было бы кощунством.
Очередной легендой казалась повесть о судьбе Империи Сенторий, которая пробивала свой путь в будущее через войны, бунты и перевороты. Правители упрямо вели Империю к процветанию и благополучию, не оглядываясь на страдания порабощенных народов и разрушения, оставленными сенторийскими войсками. Это было самое большое государство мира, стремительно расширяющее свои границы, лишь недавно остановившее захват земель соседних государств . К его победам Сенторий вели правители – Императоры в том числе и ныне правящий Ио. До смерти любимой супруги Ио был решительным, бесстрашным и нередко неоправданно дерзким мужчиной, но одиночество и боль охладили его сознание. Когда его супруга умерла, Ио остепенился, войны прекратились, он начал вести размеренную жизнь, подготавливая свою дочь – красавицу Фетиду – к вступлению на престол.
С первыми победами в Сентории родилась традиция украшать корону Императора жемчужиной, которая стала символом очередного покоренного государства, сдавшегося под натиском Империи. Таких жемчужин еще двадцать лет насчитывалось восемь, но, после смерти супруги, Ио снял одну из них, отпустив покоренную Арху. То был жест его личной скорби, приведшее к появлению пустого лона на короне Империи.
Сенторий веками творил облик современного мира. Захватив все земли материка Илтан еще в девятисотом году, прадед прежнего Императора обратил свой взор на земли ближайших соседей. Одним из них оказался заснеженный остров Сафир, чьи города уже лежали в руинах благодаря стараниям деда ныне правящего Императора. Сегодня о культуре народа, некогда населявшего стены ныне захваченных городов, перестали петь менестрели. Великие короли Сафира были забыты. В редких легендах отыщется упоминание о былом богатстве и могуществе кланов Сафира.
Под лазурным знаменем, украшенным золотым соцветием тысячелистника, имперские войска преодолели тысячу миль перед тем, как встретить на своем пути бушующие воды Татериса. Тогда они и приняли решение пересечь океан и напасть на Арху – удивительный остров с воздушным золотым храмом. Захватив его и окончательно утвердившись в своей силе, Император Ио внезапно остановил войну, поглощенный тяжелой болезнью своей супруги. Он возвратил войско в Алморру – столицу Империи, что была названа в честь одноименной крепости, расположенной в центре города. Этот город был домом для десятков тысяч людей, временным пристанищем для сотен исследователей и путешественников. Белоснежные стены Алморры, сложенные из отполированных блоков эртарита2, стали нерушимым символом Сентория.
Но какой бы не была битва, особое место в ней отводилось Хранящим – избранникам Перворожденных, которые были наделены божественным даром. Они не были магами, но им была подвластна более могущественная сила. Они обладали даром управления голосами, теми, что были сохранены в недрах Айры еще со времен жизни Создателя. С помощью голосов Хранящие подчиняли стихии, сражались с врагами и несли знание жителям Айры. Во все времена Хранящие славились своим могуществом, но истинное назначение Хранящих заключалось в поддержании справедливости и порядка. Избранникам Перворожденных отводилась роль мудрецов, сохраняющих знание для следующих поколений. Над Хранящими не было воли иных господ, была лишь воля Перворожденного и Создателя.
Но кроме прочего, в Айре можно было встретить путешественников, прибывших издалека. Значительно дальше самых отдаленных островов Айры, неизведанных горных дорог Хильмарии или глубин Татериса. Путешественники, о которых пойдет речь, обладали редким даром. Они рождались только в сердце миров и только среди Хранящих. Они исследовали иные миры, познавали вселенную, сотворенную Создателем и Перворожденными. Эти люди были известны как Странники, и они пользовались всеобщим уважением и почетом.
Одним из Странников оказался Рубин. Он, развернув на столе эскиз из запутанных линий и узелков, пояснил:
– Это карта миров, которые окружают Айру. Мой личный эскиз. Пока такой, но скоро, надеюсь, я восполню пробелы здесь и, думаю, что вот здесь. – Он указал на пустые области. – Айра находится в центре, потому ее называют «Сердце миров». Вокруг Айры разбросаны остальные миры – их великое множество. Я уверен, что еще многие из них остались нам неизвестны. Я Странник и мною были открыты некоторые из миров, нанесенных на эту карту. К примеру, вот эти миры… и этот…
Рубин был одарен живым умом и необузданной любознательностью. Он был общителен, образован и интересен. Его жизнь сложилась непросто – первую ее половину он провел в горах Хильмарии, где был период, когда его воспитывали кочевники. Они позже нашли для него семью – одинокую вдову, у которой он прожил до двенадцати лет. Вдова, едва лишь обнаружив, что мальчик является Хранящим и Странником, приложила все возможные усилия и отправила Рубина в Сенторий, где он мог обучаться мастерству Хранящего у иных избранников Перворожденных. В стенах Имперской Академии он изучал искусство сражений и владения голосами десять лет, по прошествии которых к нему был приставлен наставник – один из мудрецов и советников Императора, которых в Айре принято называть «Отцами» или «Матерью».
– Моим наставником была Атара – Хранящая Наиры. – продолжал Рубин. – Возможно, что она бывает резка и упряма, но она мудрая женщина, к которой я по сей день обращаюсь за советом.
Перворожденный избирал лишь одного Хранящего. До тех пор, пока Хранящий был жив, избрать иного человека для служения было невозможно. Рубин был избран Файро – Перворожденным Огненным Змеем. Благодаря ему, драконы были наделены способностью дышать огнем. Файро называли «пламенем сердца», а значит, Рубин также мог называть себя жаром их тела и души. Он играл с огнем, ловко переливая его между пальцев, собирая в плотный сгусток или же рассеивая по ладоням. Сомневаться в его могуществе и причастности к роду древних драконов не приходилось.
Рассказ Рубина об Айре мог бы продолжаться до глубокой ночи, но в этот миг в двери покоев Рубина постучали. Девушка вздрогнула, но Рубин поспешил ее успокоить, бросив несколько слов перед тем, как распахнуть дверь:
– Прошу, не бойся. Это мой друг.
В гостиную шагнул высокий, темноволосый мужчина, необычайно бледный, но изящный. Он бесспорно был необычайно красив, но, казалось, что излишнее внимание к его внешности раздражало гостя. Незнакомец был гибок, статен и очень спокоен. В каждом его движении ощущалась скрытая мощь, сдерживаемая лишь ледяным сознанием и расчетливым умом. В его тихом, ровном дыхании, широких шагах, чувствовалась грация и сила дикого зверя, скорость стройной лани и мудрость, обычно недоступная для людей его возраста. Упрямым и твердым взглядом он внимательно оглядел девушку, тут же ощутившую, как по ее телу пробежал неприятный холодок. Не смотря на то, что на вид ему было не более тридцати лет, а глубина его мраморно-серых ледяных глаз зачаровывала, девушка невольно подумала о том, что гость был старше своих лет. Никогда более девушке не встретятся собеседники с подобным взглядом. Серебристо-серые сверкающие зрачки, с пляшущими в глубинах разрядами белых молний, магическим образом приковывали и гипнотизировали, но в то же время пугали и отталкивали своей безжизненностью. Остановившись у дивана, он задумчиво провел рукой по угольно-черным волосам, обнажая кончики застроенных ушей. Мужчина улыбнулся, поймав взгляд девушки и осознав, что от нее не укрылась особенность его тела.
– Мое имя Эниф. Я Хранящий Хроноса3.
Гость представился очень коротко, поспешив как можно скорее замолчать. Дар, которым Перворожденный наделил друга Рубина, был поистине уникален. Голоса, подчиненные воле Энифа, рассеивали жизнь в его врагах. Позже девушке предстоит узнать о нелюбви гостя к долгим разговорам и его постоянному стремлению молчаливо размышлять, а также о его привычке принимать решения без обсуждений и отсутствию у него всякого желания отвлекаться на внешние раздражители. Он был единственным ребенком в княжеском роде Долатэрель, единственным наследником земель, которые испокон веков переходят детям этой семьи. Подчиняясь установленным веками законам, он должен был принять титул князя, но нежелание Энифа быть заключённым на материке Лормаль послужило началом его долгого противостояния старшему поколению Долатэрели. Он неоднократно сбегал из дома, искал приют в Империи и даже однажды нашел его, укрывшись от гнета семьи в стенах Академии. Тогда он и открыл в себе дар Хранящего. Вскоре он прошел испытание Хранящего, но среди почтенных советников не нашлось тех, что желали взять его в ученики, ведь все были напуганы возможным конфликтом с княжеским родом Тэлира4, который имел значительный вес на политической арене Айры. Эниф рисковал остаться без наставника, и тогда его путь Хранящего мог оборваться. Эниф решился на отчаянный шаг – он вызвал одного из наставников на дуэль и победил его, едва не убив Хранящего Отца во время сражения. Именно тогда он и стал известен Сенторию как Эниф – Хранящий Отец знания Хроноса. Хранящий, не имевший наставников, но сильнейший среди иных избранников Перворожденных. Порой казалось, что он искал смерть, бездумно бросаясь в битвы, но каждый раз он выходил победителем. Будто сама Судьба отводила от него гибель, приготовив для него иную судьбу. Однако, Хранящий не желал доверять предрешенному пути и упорно продолжал вести борьбу со своим княжеским предназначением, самостоятельно творя свою судьбу.
– Мой старинный друг… – Рубин передал Энифу фарфоровый расписной стаканчик с нектаром. – Я знаком с ним еще со времен обучения в Академии. Уверен, он поможет нам разобраться в причинах, по которым ты оказалась в Айре.
Эниф занял свободное кресло. Некоторое время он не разговаривал и лишь пристально следил за девушкой, неторопливо попивая нектар. Взгляд его серых глаз прожигал насквозь, ничто не могло укрыться от его внимания. Рубин коротко рассказал другу об обстоятельствах появления гостьи в его покоях, но Эниф, будто слушая друга вполуха, без всякого стыда изучал незнакомку.
Рассказ Рубина закончился. Эниф, поставив чашку на стол, очень тихо спросил, впервые проронив слова за несколько часов молчания.
– Вы человек?
Она не знала правильного ответа, но неуверенно кивнула. Как она может сказать о том, кто она, если даже собственное имя остается для нее тайной? Со стыдом она представила, как глупо выглядит в глазах сильного, уверенного в себе собеседника, упрямо продолжавшего разглядывать растерянную девушку.
– Я ничего не чувствую. – признался он. – Как же тогда вы проходите путь бессмертного? Вы не эльф, в отличие от меня. Однако, я ощущаю вашу плотную связь с Айрой. Вы с ней неразрывны. Разрушить этот союз невозможно… Удивительно… – Эниф глубоко вздохнул, будто сдерживая в себе неожиданный порыв. – Никто кроме Странников не может перемещаться между мирами. Вы не Странник. Однако, вы здесь.
В его голосе зазвучали нотки азарта. Совсем легко, едва уловимо, их можно было расслышать в обволакивающем тембре мягкого, но сильного тона. Эмоции Энифа были под ежесекундным контролем, но в эти мгновения он был крайне возбужден. Даже от девушки не укрылся восторг, с которым он размышлял вслух, словно старался навести ее и Рубина на очевидную мысль.
– Тогда скажите мне, как я попала в этот мир. – требовательно произнесла девушка и с удивлением обнаружила, что на лице Энифа появилось подобие торжествующей улыбки.
Рубин сидел в глубоком кресле и в какой-то миг взглянул на своего товарища, затем на девушку и застыл, пораженный или напуганный внезапно пришедшей мыслью.
– Что тебе известно? – поинтересовался красноволосый Хранящий, и Эниф улыбнулся. – …Как бы там ни было, я не думаю, что ты прав – беспамятство уже овладевает ее разумом. Это лишний раз доказывает…
– Безумие ей не грозит. – резко перебил друга эльф. Немного помолчав, он заговорил. – Жаль, что в минувшую ночь вы спали столь крепко, что не увидели на небе звезду. Единственную, явившуюся сегодня над просторами Айры. В самый темный час ночи она возникла над горизонтом. Я склонен думать, что передо мной сидит Хранящая по имени Цефея.
Цефея! Как можно было не помнить свое имя, как можно было забыть о нем, не знать его? Едва Эниф произнес его, как лицо девушки озарилось улыбкой. Утром она была безымянным человеком, но уже несколько часов спустя ей даровали имя, желанное имя. Могла ли она представить, что это имя – начало ее долгого, но тяжелого пути в мире Айры? Нет, она еще не знала об этом, и потому без страха, но с легким смятением, взглянула на Рубина, неподвижно сидевшего рядом. Если Хранящий был удивлен, то не подал вида, оставаясь внешне абсолютно спокойным.
– Тогда ты должен знать имя ее Перворожденного. – невозмутимо заметил он.
– Увы, друг, – Небрежно пожал плечами Эниф, – пока что его имя неизвестно. Эта звезда появляется над Айрой впервые.
Рубин неуверенно предположил, что новость должна обрадовать советников Императора и сообщество Хранящих, однако Эниф покачал головой.
