Читать книгу: «В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле», страница 3

Н. И. Коронкевич
В отделе гидрологии в 1960–1970 гг.

В годы студенчества мечтал работать в Институте географии. Но это казалось мало реальным. В год окончания геофака МГУ (1961 г.) у меня было распределение совсем в другое место. Совершенно неожиданно в день распределения приехал зам. директора ИГ АН СССР Г. Д. Кулагин и предложил мне и Л. Я. Джоган, моей сокурснице, должности ст. лаборантов. От такого предложения мы, конечно, не могли отказаться. До сих пор не знаю истинной причины такого поворота в моей судьбе. Скорей всего, это было связано с запросом М. И. Львовича (см. посвященный ему отдельный очерк), который еще не став зав. отделом гидрологии (это произошло в 1962 г.), но будучи фактическим руководителем (формально во главе отдела был еще М. Ф. Срибный), формировал его кадровый состав. Отдел в эту пору быстро набирал силы. М. И. Львовичу исполнилось 55 лет, он был полон энергии и творческих замыслов после определенного «простоя», вызванного увольнением из Государственного гидрологического института (ГГИ) как космополита, и пребывания в Комплексной экспедиции полезащитного лесоразведения в качестве одного из рядовых сотрудников. Среди таких замыслов была организация экспериментальных воднобалансовых исследований в различных природных зонах, в т. ч. на Курском стационаре. «Правой рукой» М. И. Львовича в то время был А. М. Грин – человек совершенно неуемной энергии и выдающихся организаторских способностей. Грину в 1961 г. было 37 лет и он очень оперативно реализовывал все задумки М. И. Это касалось и формирования кадрового состава отдела, и организации конференций и публикаций, и очень ярко проявилось в организации экспериментальных гидрологических исследований. С 1974 г. в течение многих лет он был руководителем всего Курского стационара. Еще ранее экспериментальные гидрологические работы под руководством М. И. Львовича и А. М. Грина велись под Загорском (теперь Сергиев Посад). Говоря об экспериментальных исследованиях нельзя не сказать о Е. П. Чернышеве. Выпускник Воронежского университета, он еще студентом участвовал в гидрологических экспериментах под Загорском, а через несколько лет возглавил их на Курском стационаре, где и проживал вместе с семьей по существу круглый год вплоть до получения московской квартиры. Он взвалил на свои плечи всю непосредственную работу по строительству воднобалансовых объектов, по снегосъемкам, по наблюдению за стоком и другими элементами водного баланса, за эрозией и вещественным составом вод, став со временем одним из самых крупных специалистов в стране в области ландшафтной гидрологии, особенно в отношении изучения эрозионных процессов и вещественного состава вод. Помимо своих организаторских способностей Е.П. (а ему в 1961 г. было всего 26 лет) был душой любой компании, но в то же время мог сурово спросить с приезжающих на полевые работы сотрудников отдела гидрологии (Алексея Гумберта, Юрия Куликова, Валерия Ющака, Вячеслава Фатерина и других). Отдел тогда вообще был очень молод. Большинству сотрудников было не более 35 лет, в т. ч. Н. Н. Дрейер, Л. К. Малик.

Н. Т. Кузнецову в 1961 г. был 41 год. И даже самые старшие (В. А. Арефьева, В. Е. Иогансон) лишь немного превзошли 50-летний рубеж.

В отделе царила дружественная атмосфера, живо обсуждались самые разнообразные вопросы, как научные, так и далекие от науки. Регулярно отмечались дни рождения, различные праздники, особенно новогодние, которые с появлением позднее в отделе Г. М. Черногаевой, Г. М. Николаевой, Г. Я. Карасик, А. В. Беляева, А. Г. Георгиади стали выливаться в своеобразные театрализованные представления.

Особенно дружественная атмосфера складывалась во время выездов на полевые работы на Курский стационар – весной, для наблюдения за весенним стоком, и летом при изучении испарения с помощью лизиметров. Но этим наблюдениям предшествовал период строительства воднобалансовых объектов, который и был в самом разгаре в 1961 г., когда я после кратковременного разговора с М. И. Львовичем и А. М. Грином и посещения отдела был командирован на эти строительные работы, на которых провел значительную часть осени 1961, а также 1962 года. Затем долгие годы с Курским стационаром меня связывали экспериментальные работы в зимне-весенний период и летом. В перерывах много приходилось заниматься камеральной работой в отделе. Лишь в середине 1960-х гг. меня стали приобщать к собственно научной деятельности.

Отдел первоначально располагался в Черемушках в полуподвале одной из пятиэтажек⁶. Рядом находились гляциологи. Тогда это был край Москвы, метро еще не построили. Было много заброшенных частных домиков, пустырей, на которые мы, молодые сотрудники, во время обеденного перерыва летом, если не были в экспедиции, ходили загорать.

В рабочей неделе обычно бывало два ударных дня – вторник и четверг, когда в отдел приезжал М. И. Львович. Впрочем, иногда во вторник он отсутствовал или бывал полдня – когда в Институте назначался Ученый совет. Все сотрудники во время приезда М.И. должны были быть в наличии и готовы отчитаться за выполнение заданий. Обычно он беседовал с научными сотрудниками, а те, в свою очередь, проверяли выполнение работ у лаборантов. Это было время, когда практически у каждого научного сотрудника был, по крайней мере, один лаборант. Общий же объем работ был очень велик. На протяжении долгого времени у отдела гидрологии основными направлениями работы были два: 1) мировой водный баланс и водные ресурсы мира и 2) антропогенные изменения водного баланса и водных ресурсов. Приблизительно в этом направлении главные работы велись и в ГГИ. Конкуренция, обостренная конфликтами между М. И. Львовичем и рядом сотрудников ГГИ, была налицо. Удивительно, что соперничество между коллективами, насчитывающими немногим более 20 человек в ИГАНе и более 2000 чел. в ГГИ, шло почти на равных. В этом заслуга, прежде всего, М.И., но и всего отдела гидрологии, работавшего по четкому плану и чрезвычайно насыщенно. Приходилось (и это ложилось на плечи в основном лаборантов и младших научных сотрудников) строить бесчисленное число гидрографов (графиков изменения расходов воды в течение года) по всему земному шару, затем расчленять их, выделяя поверхностную и под земную составляющие речного стока, и по клеточкам подсчитывать их соотношение. Несколько облегчало работу, что считали не по всем рекам, а по наиболее репрезентативным, и не за все годы, а за четыре – два средних по водности, маловодный и многоводный. Успеху во многом способствовало то, что в отделе подобрался технический персонал, для которого были характерны высокая работоспособность и очень ответственное отношение к работе.

Это в полной мере было присуще Клавдии Ивановне Алексеевой, Нине Васильевне Котловой и более молодым Аде Предько, Анжелике Кисаровой, Лидии Решетник, Кларе Черноус, Нине Пискуновой, Люде Манышкиной и другим, в разное время работавшим в отделе в рассматриваемый период. Много времени и сил уходило и на экспериментальные работы на Курском стационаре и обобщение их результатов в обязательных ежегодных отчетах за зимне-весенний и летний периоды. Ну и М.И. и А.М. всячески поощряли молодых сотрудников к написанию статей, выступлению на конференциях. Учитывая весьма напряженные отношения с ГГИ, эти выступления нередко имели стрессовый характер. Такой же характер порой приобретали и защиты. В наибольшей степени это коснулось кандидатской защиты А. М. Грина по динамике водного баланса ЦЧО в середине 1960-х гг., на которой ему пришлось «отбиваться» от многочисленных нападок со стороны ГГИ. Вообще и М. И. Львович и А. М. Грин весьма положительно относились к написанию сотрудниками отдела и довольно большим числом аспирантов кандидатских диссертаций.

Так, меня командировали на месяц в Ленинград специально для завершения кандидатской диссертации. Но дальше кандидатских дело не шло. За все время «правления» М.И. (а это почти 30 лет) ни один сотрудник отдела не защитил докторской диссертации. Защищали докторские, покинув по тем или иным причинам отдел гидрологии. Возможно, сотрудники в силу разных обстоятельств просто «не дозрели» до докторского уровня, но не исключено, что это объясняется чересчур жесткими рамками, в частности методическими, в которых дозволялось творить сотрудникам, возможно, нежеланием иметь конкурента на посту зав. отделом. В пользу такого объяснения говорит крайне болезненное отношение М.И. к инакомыслию, приведшего к уходу на конфликтной основе из отдела самого А. М. Грина, С. Л. Вендрова, П. Ф. Идзона и ряда других ведущих сотрудников.

Вообще, стиль руководства отделом со стороны М.И. представлял собой весьма причудливую смесь авторитаризма и демократии. Нетерпимость к инакомыслию внешне облекалась в весьма демократичные формы ее изъявления. Хорошо помню, как М. И. Львович и П. Ф. Идзон выясняли, кто из них первый предложил шестикомпонентную систему уравнений водного баланса. Не было сказано ни одного ругательного слова, но накал страстей со стороны М.И. определялся, в частности, тем, с какой разной тональностью он неоднократно произносил, обращаясь к Идзону, «дорогой Павел Фридманович»! При жестком контроле над выполнением работ допускалось весьма терпимое отношение к дисциплине посещения отдела. Впрочем, нечто подобное приходилось наблюдать и в других отделах. Все-таки, прежде всего, было дело, а как и где оно выполнялось, было вторичным. Причем иногда ставились весьма жесткие, если не сказать жестокие, требования. Памятен рассказ М. К. Граве. Однажды его пригласил к себе И. П. Герасимов и потребовал к следующему дню выполнить весьма трудоемкую работу. А Граве накануне положил свою жену в больницу. И когда И.П. изложил ему свое задание, он сказал, что ему это трудно будет сделать, сославшись на данное обстоятельство, академик воскликнул: «Вот и хорошо. Она будет под присмотром врачей, и Вам ничто не будет мешать работать».

Группа сотрудников лаборатории, 2007 г. Слева направо: 1 ряд – Т. С. Бибикова, ЗА. Крылова, А.Г Георгиади, СВ. Долгов; 2 ряд – А. Л. Чепалыга, ИЛ. Милюкова, Е. А. Барабанова, К.С Зайцева, НИ Коронкевич, СИ. Шапоренко, Д. Я. Фащук, Зряд -С. В. Ясинский, В.Н Федоров.

Конечно, наша деятельность не замыкалась рамками отдела. Многие из нас принимали весьма деятельное участие в научно-организационной и общественной жизни Института. А. М. Грин, Е. П. Чернышев, А. В. Беляев, А. Г. Георгиади, Г. М. Николаева в разное время занимали различные должности по научно-организационной и общественной линии (зам. директора, уч. секретарь, председатель профкома, секретарь партбюро и комсомольской организации и др.). Мне в течение нескольких лет довелось быть председателем институтской организации общества «Знание». При этом приходилось контактировать с массой интересных людей, рассказ о которых выходит за рамки данного повествования. Скажу лишь несколько слов о зам. директорах. Все они, будучи людьми чрезвычайно компетентными, отличались характером и стилем работы. М. И. Нейштадт и Д. А. Лилиенберг, как правило, сразу не подписывали передаваемые им бумаги, а предварительно очень тщательно их изучали и нередко возвращали на доработку. А. М. Грин и СВ. Зонн практически сразу решали – подписать или отвергнуть. Наиболее сложно приходилось с В. С. Преображенским. Как правило, он по много раз заставлял переделывать предлагаемый ему проект текста. Помню, мы с ним пять или шесть раз меняли название моей докторской диссертации.

Но вернемся к отделу гидрологии. Уход ряда ведущих специалистов из отдела, а также отвлечение некоторых сотрудников на общественную и научно-организационную работу в Институте ослабляли отдел. Особенно болезненно сказалось отсутствие А. М. Грина, который был, если так можно сказать, основным «движителем» отдела.

Ощутимый урон отделу нанесло выделение из его состава в 1977 г. группы сотрудников (И. С. Зайцева, Н. И. Коронкевич, З. А. Крылова, Л. К. Малик и др.), вошедших в состав КЭПС (комплексной экспедиции по проблемам переброски стока). Вообще-то М.И. был против такого выделения. Когда возникла «перебросочная» тема, возглавить ее в ИГАНе предполагал С. Л. Вендров, к тому времени ушедший из отдела, давно мечтавший руководить каким-либо подразделением в Институте (в данном случае он предполагал, что такое подразделение будет создано, учитывая значимость этой темы в то время). Но М. И. удалось убедить И. П. Герасимова, что именно он, М. И. Львович, имеет больше оснований для научного руководства оценки влияния на окружающую среду частичной переброски стока северных и сибирских рек на юг – темой, порученной Институту Государственным Комитетом по науке и технике (ГКНТ), при том, что общее руководство возлагалось на Институт водных проблем РАН. М. И. Львович считал, что группе людей из отдела гидрологии, которую должен возглавлять отв. исполнитель, в качестве которого предлагался Н. И. Коронкевич, и под его (М.И.) руководством по силам справиться с заданием ГКНТ. И. П. Герасимов, согласившись с тем, что М.И. должен быть научным руководителем и оставив за собой общее руководство, все же счел, что целесообразно создать новое структурное подразделение – уже упомянутую КЭПС, сформированную как из сотрудников отдела гидрологии, так и из других подразделений ИГАН. Возглавить ее должен был Н. И. Коронкевич, а в помощь ему и М. И. Львовичу была назначена группа научных руководителей и отв. исполнителей по регионам (подробней об этом, как и других деталях жизни отдела гидрологии и КЭПС см. в книге «Институт географии и его люди» (М.: Наука, 2008)).

Теряя людей и силы (следствием чего в 1988 г. стало объединение отделов гидрологии и климатологии под руководством А. Н. Кренке), гидрологи ИГАНа под руководством М. И. Львовича выполнили в 1980-е гг. целый ряд незаурядных работ, результаты которых отражены в книге М. И. Львовича «Вода и жизнь» (М.: Мысль, 1986) и в коллективной монографии под его руководством «Современная интенсивность внутриконтинентальной эрозии суши и земного шара», 1991.

Но все-таки годами наибольшего творческого взлета отдела гидрологии следует считать 1960–1970-е, когда были разработаны «Основы метода изучения водного баланса и его преобразований» (М.: ИГ АН СССР, 1963), опубликованы книги М. И. Львовича «Человек и воды» (М.: Географгиз, 1963), «Мировые водные ресурсы и их будущее» (М.: Мысль, 1974), А. М. Грина «Динамика водного баланса Центрально-Черноземного района» (М.: Наука, 1965) и ряд других. Горжусь тем, что значительную часть этого периода (1961–1977) я проработал в отделе гидрологии и в какой-то мере причастен к его успехам. Больше того, считаю, что и моя докторская диссертация и написанная на ее основе книга «Водный баланс Русской равнины и его преобразования» (М.: Наука, 1990) стали результатом работ этого периода под руководством М. И. Львовича и А. М. Грина в тесном сотрудничестве с моими товарищами, некоторые из них (Е. П. Чернышев, Ю. Н. Куликов, Г. Я. Карасик, Г. М. Николаева) уже ушли из жизни. Вечная им память.

Н. К. Кононова
Годы в отделе климатологии

В Институте я появилась в августе 1957 года. На распределении в МГУ, на котором присутствовал Самуил Юльевич Геллер, мне было предложено сдавать экзамены в аспирантуру Института. Я пришла к Борису Львовичу Дзердзеевскому, который тогда руководил лабораторией климатологии в отделе климатологии и гидрологии (отдел возглавлял Марк Исаакович Львович).

Борис Львович познакомил меня с тремя направлениями, которые в то время развивались в лаборатории, и спросил, в какой области я бы хотела работать, если поступлю. Я выбрала циркуляцию атмосферы. В Университете последние два курса я тоже занималась циркуляцией атмосферы у Сергея Петровича Хромова и Веры Михайловны Курганской. Экзамен по специальности принимали Б. Л. Дзердзеевский, Леонид Александрович Чубуков и Ксения Васильевна Кувшинова. Беседовали со мной долго, полтора часа. Под конец я перестала соображать, и, когда Ксения Васильевна спросила, какое самое теплое место в Средней Азии зимой, я сказала, что не знаю. Ксения Васильевна удивилась: «У Вас же об этом написана статья». Действительно, по курсовой работе четвертого курса в «Метеорологию и гидрологию» была сдана статья «О холодных вхождениях в район Иссык-Кульской котловины зимой». Это и есть самое теплое место. Но я все равно ничего не вспомнила. С тем меня и отпустили. Экзамен по физической географии принимали Г. Д. Рихтер и С. Ю. Геллер. Должен был быть кто-то третий, но он не смог, тем не менее, экзамен состоялся. Что спрашивали, и как я отвечала – не помню. Осталась в памяти только атмосфера доброжелательности.

В 1957 г. в Институт пришло много моих сокурсниц: Галя Моисеева, Лида Гайдукова, Надя Корина, Галя Зорина, Галя Погодина, Катя Шацило, Клара Черноус, Рита Чернавина (потом Фаустова). Сначала мы держались вместе, но институтское сообщество быстро приняло нас в свои ряды, нагрузило работой, в том числе общественной, и мы стали реже встречаться.

Из общественных дел помню шефские концерты в каком-то колхозе, куда нас возили на грузовике. Эпопеей была избирательная кампания. Мы были агитаторами. Вдруг выясняется, что в Казачьем переулке в доме на шестом (последнем) этаже обваливается штукатурка с потолка из-за худой крыши. Вся коммунальная квартира отказывается идти на выборы, если не починят крышу и не приведут в порядок потолок. Это ЧП. Явка должна была быть стопроцентной, и мы, агитаторы, за это отвечали. Помню, как Институт через райком партии пытался повлиять на ситуацию. Ответственные лица пообещали людям, что все исправят, и люди поверили, пошли на выборы.

Отдельным мероприятием была работа в подшефном колхозе на прополке и уборке овощей. Запомнилась разница в условиях работы в 60-е и 70-е годы. В 60-е мы жили в палатках, работа начиналась рано, часов в 6, и продолжалась до позднего вечера. Наша бригада работала на уборке капусты. Собирали кочаны в большие корзины и относили их к весам. Колхозники работали вместе с нами. Для приготовления обеда выделялись дежурные по кухне в помощь повару. После работы мы сваливались замертво на спальные мешки. Но такой режим работы мне представлялся нормальным для сельского хозяйства.

В 70-е годы была тенденция уравнять в условиях работы городских и сельских работников. Мы жили в домиках недалеко от конторы. В 8 часов был завтрак, потом нас на автобусе везли на поле. Мы пропалывали свеклу. Колхозники ставили нас на грядки и уходили на свои грядки. Они работали мотыгами, быстро заканчивали работу и уходили с поля до обеда. Мы же пропалывали вручную, работа подвигалась медленно. В час начинался перерыв на обед. Обед (первое, второе и третье) привозили на полевой стан, там под навесом была оборудована столовая: длинные дощатые столы и скамейки. После обеда шли купаться. К работе приступали часа в 3 и работали до шести. В конце рабочего дня приходила та, которая ставила нас на грядки, и принимала работу. Опять купались, потом автобусы везли нас на центральную усадьбу, где в 8 часов нас кормили ужином.

Это, конечно, было легче и удобнее, чем в 60-е годы, но, наверное, требовало большего количества привлеченных горожан. Рядом с нами работали сотрудники Института вычислительной математики, и вообще все поле было занято приезжими из институтов и с заводов. Кто-то из математиков спросил колхозницу, какова дневная норма и какова оплата. Та ответила: «Прополешь грядку – пойдет рубль». «Плачу два, – сказал парень, – и еду кончать свою работу». Все посмеялись. Конечно, никто никого никуда бы не отпустил. Важны были не рубли, а прополотое поле. Наше же потерянное время ни во что не ставилось.

Замечательным мероприятием в 60-е годы был «меридиан» – поездка на юг от Москвы приблизительно по меридиану. Вернувшись, участники выпустили большой фотомонтаж, а кто-то написал такие стихи:

 
Ты наш друг, меридиан,
Проходя через ИГАН,
Превратил на время нас в автоцыган.
Раз пятнадцать ты петлял,
Возникал и исчезал,
Но никто из нас, как видишь, не страдал.
 

Между тем научная жизнь в Институте шла своим чередом. В 1958 г. гидрологи и климатологи разделились, образовались два самостоятельных отдела. Отдел климатологии возглавил Б. Л. Дзердзеевский. В отделе было 3 группы: циркуляционная во главе с Борисом Львовичем, комплексной климатологии, которой руководил Л. А. Чубуков (создана она была раньше Евграфом Евграфовичем Федоровым) и теплового баланса леса и поля. Лесом занимался Юрий Львович Раунер, а полем и влажностью почвы под посевами – Анатолий Иванович Будаговский. После его ухода в Институт водных проблем Юрий Львович объединил обе ветви. Экспедиционные работы велись сначала в Загорске, а потом на Курском стационаре. В книге «Климат и урожайность зерновых культур» он привел подробный каталог засух в зерновой зоне Северного полушария.

Наша циркуляционная группа под руководством Б. Л. Дзердзеевского занималась составлением Календаря последовательной смены элементарных циркуляционных механизмов (ЭЦМ) с 1899 г., а на основе этого Календаря – многолетними колебаниями циркуляции атмосферы. По данным метеорологического справочника World weather record мы изучали связи с этими колебаниями многолетнего хода температуры воздуха, атмосферных осадков и атмосферного давления в разных странах. Были выявлены циркуляционные эпохи и их метеорологические характеристики в Северном полушарии в целом и в разных его секторах.

Группа комплексной климатологии под руководством Л. А. Чубукова занималась характеристикой климата в погодах, т. е. выявлением соотношения различных классов погоды в течение года по средним многолетним данным. В этой группе было много аспирантов из союзных республик. Разработки широко использовались в курортологии и медицинской географии.

У Л. А. Чубукова мы каждый год праздновали масленицу. У него 19 января был день рождения, в этот день он нас и приглашал. Его группа пекла блины, а мы приносили что-нибудь к столу. Жил он тогда в покосившемся деревянном доме, мы заваливались к нему всем отделом, 30 человек. За большим столом места хватало всем. Потом пели и танцевали. Леонид Александрович был радушным хозяином, весело шутил и отлично танцевал.

1960-е годы были периодом похолодания после глобального потепления 30–40-х годов. Не все отнеслись к этому явлению как к временному, на смену которому обязательно придет потепление. Некоторые предрекали постоянное похолодание вплоть до нового ледникового периода.

Такое предположение порождало желание выдвинуть способы защиты от грозящей беды. Один такой способ придумал инженер Петр Михайлович Борисов. Он предложил построить плотину через Берингов пролив, чтобы оградить от губительного влияния Арктики наш Дальний Восток и дружественный нам Китай. На это изобретение он взял патент. Вероятно, свое предложение П. М. Борисов высказал на достаточно высоком уровне, поскольку его вместе с его идеей спустили к нам в Институт, чтобы Институт разобрался и дал свое заключение.

Я слушала его доклад Ученому совету Института. Все выступления после доклада были направлены против его идеи, но Борисов оказался человеком упрямым. Его зачислили в наш Институт, вскоре он защитил кандидатскую диссертацию и продолжал работать у нас, а его доклад на Ученом совете дал начало постоянно действующему семинару по колебаниям климата, который вел И. П. Герасимов.

Семинар был очень интересным. С докладами приезжали Олег Алексеевич Дроздов, Евгения Самойловна Рубинштейн, Михаил Иванович Будыко. Михаил Иванович уже тогда усиленно проповедовал идею антропогенного потепления от увеличения концентрации углекислого газа в атмосфере. Олег Алексеевич возражал ему, что в прошлом были периоды, когда потепление проходило на фоне пониженного содержания СО₂ в атмосфере. Это сейчас по ледяным кернам Антарктиды показано, что сначала шло глобальное потепление, а потом увеличение концентрации углекислого газа, что логично: в теплом океане содержится меньше газов, они выделяются в воздух. Но сейчас, несмотря ни на какие научные данные, многие настроены на борьбу с бесконечным антропогенным потеплением. Это зеркальное отражение того, что происходило в 60-е годы.

Группа сотрудников лаборатории, 2010 г. Слева направо: М. М. Чернавская, В. В. Попова, А. Б. Шмакин, АЛ. Золотокрылин, В. В. Виноградова, Т. Е. Титкова, А. Ю. Михайлов, Н. К. Кононова, Д. В. Турков, Е. А. Черепкова.

В Институте ежегодно проводились конференции молодых ученых и издавались доклады под названием «Географические сообщения». Нас тогда было много, так что в сборнике докладов VII конференции, изданном в 1961 г., оказалось 32 доклада общим объемом 114 с. Участвовали сотрудники и аспиранты всех отделов. Ответственным редактором сборника был Г. Д. Рихтер.

У Бориса Львовича было много всевозможных нагрузок: он был членом нескольких Ученых советов и членом ВАКа. В ВАКе он вел записную книжку, в которую записывал интересные высказывания, а потом читал их нам. Однажды он прочитал такое: «У них другая точка зрения, отсюда и фактические данные». Тогда это казалось очень смешным, а теперь я понимаю, что в море данных всегда можно найти такие, которые подтвердят определенную точку зрения.

С кончиной Бориса Львовича жизнь циркуляционной группы стала трудной. Руководителем группы был назначен Георгий Николаевич Витвицкий. Трудно представить себе более неудачный выбор. Группа занималась колебаниями климата, а Георгий Николаевич был убежден, что климат не меняется. Он признавал только межгодовую изменчивость: год холодный – год теплый; год влажный – год сухой, а в среднем ничего не меняется. Наши статьи по циркуляционным и климатическим эпохам его раздражали, он не разрешал нам их печатать. Мы искали обходные пути.

В 1974 г. издали сборник статей «Исследования генезиса климата», который начали собирать еще при Борисе Львовиче. Он даже успел написать в него большую статью. Ответственным редактором сборника мы попросили быть К. В. Кувшинову.

Некоторые работы, в которых был помещен большой фактический материал, мы публиковали через Междуведомственный геофизический комитет. В 1978 г. вдруг выясняется, что в Междуведомственном геофизическом комитете за нами по КАПГ числится сборник «Колебания климата в ХХ столетии», который надо сдавать немедленно. Так мы его собрали мгновенно: вынули из ящиков столов работы, которые годами не могли провести через Георгия Николаевича, получили рецензии от Ноны Алексеевны Мячковой и Александра Христофоровича Хргиана из МГУ и сдали в редакцию. Георгий Николаевич согласился стать его ответственным редактором. В 1979 г. сборник был издан Междуведомственным геофизическим комитетом при Президиуме АН. Последняя крупная совместная работа сотрудников циркуляционной группы, работавших под руководством Б. Л. Дзердзеевского, – коллективная монография «Циркуляционные механизмы современных колебаний климата», ответственный редактор К. В. Кувшинова. Книга вышла в издательстве «Наука» в 1987 г.

С кончиной Л. А. Чубукова перестала существовать группа комплексной климатологии. Какое-то время его ученики продолжали исследования в этом направлении в Институте курортологии и в регионах, но с уходом старшего поколения и там эти работы прекратились.

Из забавных моментов в нашей тогдашней жизни можно вспомнить занятия по гражданской обороне. Сокращенно она писалась «гр. об»., а произносилась «гроб». Руководил этими занятиями Виктор Филькин. Отличившимся на занятиях выдавалась грамота за его подписью. Эти грамоты тут же получили прозвище «филькиных». Помимо лекций, которые мы слушали в зале, полагались еще и практические занятия. На одном из них надо было потушить пожар огнетушителями, которые висели у нас в Институте. Кто-то предложил поехать в лес, развести там костер, посидеть у него, попеть песни, а потом потушить. Идея понравилась. Сорвалась она из-за того, что не смогли заказать автобусы, которые отвезли бы нас в лес и привезли обратно. Пришлось разводить костер во дворе Института. Костер получился огромный. Пришло время тушить. Тут-то и выяснилось, что ни один из наших огнетушителей не работает. Пришлось носить воду ведрами и заливать костер. Хороши бы мы были в лесу!

Запомнился такой случай. Работала у нас Мария Калинична Фролова, фронтовичка, мать-одиночка. Пошел сын в школу. Как оставить его одного в каникулы? Мария Калинична пишет заявление об отпуске так, что на три дня в неделю, которые надо присутствовать на работе, берет отпуск, а три «библиотечных» оставляет рабочими (суббота тогда была рабочим днем). Таким образом, она экономит несколько дней отпуска на следующие каникулы. Сначала все шло гладко, никто не обратил внимания, заявление было подписано. Вдруг отдел кадров обнаружил непорядок и предъявил Борису Львовичу претензии. Назревал скандал. Тогда Борис Львович вызвал меня и велел оформить Марии Калиничне задание на те дни, которые вклинились в отпуск как рабочие и сделать так, чтобы можно было показать выполненное задание. Поскольку лаборанты выполняли всегда огромное количество расчетов и строили неимоверное число графиков, выполнить такое поручение не составляло труда, так что все обошлось.

Помню и такую историю. После первого года обучения мы сдавали кандидатские экзамены: специальность, общую физическую географию, иностранный язык и марксистко-ленинскую философию. По философии я получила 4. Аспирантурой в ту пору заведовал Георгий Дмитриевич Кулагин. Я расстроенная пришла сдавать ему экзаменационный лист, а он мне сказал: «Что Вы расстраиваетесь? Иметь пятерку по такому предмету – дурной тон». Я остолбенела от неожиданности и испытала чувство благодарности человеку, который рискнул сказать незнакомой аспирантке такие крамольные слова просто для того, чтобы ее утешить. Что тогда этого никому нельзя было рассказывать – я понимала.

Вспоминая годы, проведенные в Институте, понимаю – самым главным в отношениях между людьми в нашем Институте была доброжелательность. В нашей теперь небольшой лаборатории мы стараемся хранить эту атмосферу.