Полина Луговцова

Промчавшись со скоростью урагана по горнице и спальням, Щукин выбежал обратно на крыльцо и остановился, разглядывая ворчащий людской поток, растянувшийся вдоль забора. В мешанине голосов чаще всего слышались слова: «Затопило» и «Отомстила».

Лещ стоял по колено в бурьяне, обозревая безрадостные картины Худыни. Жесткая трава колола его босые ступни, а руки оттягивала колдовская книга, тяжелая, как пудовая гиря. Что-то протяжно заскрипело позади, и от этого скрипа мороз пошел по коже. Лещ подумал, уж не открылась ли дверь в одной из избушек? Вряд ли оттуда мог выйти приличный человек.

Звонко хрустнула ножка бокала, зажатая между пальцами Горана. Сломанный бокал полетел на стол и рассыпался на мелкие осколки; лужица соломенного цвета с шипением растеклась вокруг них: Горан так и не успел выпить вино. Молча достав пару салфеток из салфетницы, он расстелил одну из них на столе, а другую скомкал и принялся сметать ею осколки на расстеленную салфетку. При этом у него было такое страшное лицо, будто разбился не бокал, а его заветная мечта.

Она была родом не из Приютово, а пришла из Шиши вместе с другими людьми. Хотя… людьми они лишь внешне казались.

Большие мутные окна белого дворца выглядели все такими же непроницаемыми, как глаза слепого. Что скрывалось там, за ними, ведомо было лишь горным духам. Вдруг Хибла поняла, что не успокоится до тех пор, пока не побывает в санатории и не выяснит, есть ли там все-таки кто-то живой или нет. Может быть, горные духи сжалятся над ней и пропустят ее в запретное место? Пусть даже ей никогда не удастся выбраться, главное – попасть в санаторий, не сорваться со скалы в пропасть по дороге

– Так где ты кукомою видел, говоришь? – спросил он. Антон обошел вокруг оврага, внимательно изучая землю, и остановился, увидев знакомый отпечаток подошвы на влажной земле –

– Я слышу, как он сопит прямо за дверью. – Ну, все, надоело! – Даша решительно пнула незапертую дверь, и та распахнулась настежь под заунывный вой ржавых петель. Никого. Черный проем был пуст, но на кривых рассохшихся досках старого крыльца темнело мокрое пятно, покрываясь на глазах ледяной коркой