Оливия Штерн

прошлепав босиком в спальню, принялась одеваться. На завтрак времени не оставалось – решила перекусить в институтской столовой. Впрыгнула в джинсы, нырнула в джемпер. Обулась, накинула куртку, которая – слава Богу – успела просохнуть за ночь – и устремилась к двери. Уже распахивая дверь, Лина подумала: «Попробую договориться о рассрочке с оплатой. Все-таки обстоятельства… Н-да, обстоятельства…» А потом – болезненный толчок в грудь, и она с некоторым удивлением поняла, что летит. Летит через весь коридор, а в дверях – вчерашний ювелир. Страшный, выбивающий дыхание, удар спиной о стену. Гул в ушах, темнота сгущается перед глазами. Все. …реальность возвращалась медленно и как бы неохотно. С трудом разлепив веки, Лина огляделась. Она лежала на полу собственной спальни. Попробовала шевельнуться – не смогла, запястья и щиколотки резнуло болью. С губ сорвался невольный стон. Да что ж это такое? И в этот миг она вспомнила. Распахнутую

глаза, чувствуя горячее дыхание на шее, как раз под ухом. Потом он меня поцеловал, прихватывая кожу зубами, отчего по коже побежали мурашки. – Ты не захотела с ним повидаться, – произнес

продолжал пристально следить за выражением лица преданного соратника и не совсем понимал, что происходит. Эльвин влюбился в девку? Или

здравый смысл, и мой друг, которого убили оттого, что он полез рыться не в тех архивах, в которых надобно,

В душе рождалось странное, мутное предчувствие беды. И это предчувствие, как ни странно

У маленьких детей мир тоже маленький, и мечты маленькие… в общем, все. И в этом мире легко быть счастливой. И совершенно не видно, что папенька совсем небогат и выпивает и поигрывает в карты и что маменька уж не так красива, как на свадебном оттиске. А потом выясняется, что настоящий мир куда больше моего стеклянного пузырька, и вот быть счастливой в нем – уже задача посложнее…

девочке. Но возражать не стала. Мы доели свои