Карен Армстронг

Однажды гестаповцы вешали ребенка. Вешать детей перед тысячами свидетелей — это было слишком даже для эсэсовцев. Поднимаясь на виселицу, малыш, чье лицо, по воспоминаниям Визеля, напоминало лик «ангела с печальными глазами», молчал. Он казался спокойным, только был смертельно бледен. Кто-то из заключенных прошептал за спиной Визеля: «Где же Бог? Где же Он?»

Ребенок умирал не менее получаса, а согнанных в кучу узников заставляли смотреть ему прямо в лицо. Тот же голос из-за спины простонал: «Где же теперь Бог?» И тут в душе Визеля раздался ответ: «Где Он? Вот Он — Он висит на этой виселице…»

Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы 1694

«Пусть, как вода, течет суд, и правда – как сильный поток!» (Ам 5:25–27).

Столкнувшись с реалиями жизни, Гаутама увидел в ней лишь мрачный цикл страданий, на которые обречен человек, начиная с мук рождения, за которыми неотвратимо следуют такие беды, как «старение, болезни, смерть, скорбь по ушедшим,

выстраивая собственные сети клиентов среди низших классов. Как объяснял римский сенатор и историк Тацит, «хорошие» люди города отличались верностью и лояльностью видным семьям, а «плохие» не участвовали в системе патроната, поскольку не могли ничего предложить богатым или сознательно избегали унизительного подчинения {227} . В этом смысле Павел был в Коринфе среди «плохих»: последовательно отказывался принимать финансовую помощь от местных патронов. Вместо этого он продолжал заниматься ремеслом, остановившись у еврейской пары, Акилы и Прискиллы, которые