— Я хочу сказать, что в Нью-Йорке расизма столько же, сколько и в Миссисипи. Посмотрите на наши государственные школы: они десегрегированы точно так же, как и любые другие в стране.
— По решению суда.
— Да, но что вы скажите о ваших нью-йоркских судах? В течении многих лет вы, благочестивые лицемеры, показывали на нас пальцем, требуя осуществления десегрегации на деле. Что же, это было сделано, и мир не рухнул. Но в своём благочестии вы без всяких душевных мук забыли о своих собственных школах, о своих соседях, о ляпсусах в избирательном праве, о своих жюри присяжных – поголовно белых, о советах городского управления. Да, мы заблуждались, но мы заплатили за свои ошибки дорогую цену. Зато мы кое-чему научились, и, хотя перемены идут слишком медленно и болезненно, мы всё же стараемся. А вы продолжаете тыкать в нас пальцем.
Система настолько справедлива, насколько предвзятой и подверженной воздействию эмоций её делает сам человек.
“Make friends with fear”.
“Panic was a part of her life, her make-up”.
“- Why do lawyers drink so much?
- They learn how in law school.”
“Lawyers are extremely jealous”.
- У него есть шансы?
- Некоторые.
- Мне показалось, ты сказал: "...совсем другое дело".
- Он порядочный человек, у которого были веские причины на то, чтобы
убить.
- Тогда почему у него всего лишь "некоторые шансы"?
- Закон утверждает, что причины эти недостаточно серьезны.
- Закону виднее.
- К тому же он - черномазый, и это в белом округе. А к ханжам у меня
нет никакого доверия.
- А если бы он был белым?
- Если бы он был белым, который пристрелил двух ниггеров,
изнасиловавших его малолетнюю дочь, жюри присяжных под руки вывело бы его в
зал со скамьи подсудимых.
Он мог сходу ответить на двадцать вопросов и не выболтать ни одной новой детали. Он врал с ходу, не задумываясь, и невежественные приезжие долго не могли отличить в его рассказах правду от вымысла.