О боли

Алексей Алнашев

  • Весть предков, #3


    А. Алнашев

    О боли

       Сынок, наступит день, когда каждый человек осветит своим светом мир, в котором он живет, и порадуется каждому шевелению своего пальца, каждому своему глотку, каждому своему вздоху, каждому запаху, каждому звуку, дому своему ощущению, каждой своей мысли, у тому, что он сотворил сам.

       И сойдут с небес Не6есные Батюшка с Матушкой. И благословят они своих детей на новые творения, на новые чудеса света.

       Все это непременно настанет.

       Старец

    ДОРОГОМУ ЧИТАТЕЛЮ

       Боль…

       Мы так боимся этого слова и хотим как можно меньше произносить его и встречаться с ней в нашей жизни. Но тем не менее изо дня в день мы продолжаем жить, находясь именно в ней. То нас оскорбят в общественном транспорте, то начальник накричит, то сердце прихватит… Или сын расстроит своей неуспеваемостью в школе, или опять денег не хватит до зарплаты, или муж скажет обидное слово…

       За повседневной суетой мы не замечаем, как боль всасывается в нас сызмала и по капле сосет из нас наши жизненные силы. Мы не замечаем или просто закрываем на это глаза в надежде, что время все вылечит, по легкомыслию своему полагая, что боль как пришла, так и уйдет. Или хотим видеть себя сильнее боли, говоря себе, стиснув зубы, что я смогу это пережить, вместе с тем прекрасно понимая, что ничего в мире нет такого, что появляется, а тем более уходит просто так. Да и кричат об этом уже чуть ли не на каждом перекрестке, и книг на эту тему написано немало.

       Так неужели мы смеем даже предположить, что боль в нас появляется просто так?! И, что еще важнее, что избавиться от нее можно, закрыв на нее глаза?

       И тем из нас, кто найдет в себе силы сказать, что боль душевная ли, физическая в нем все-таки есть, не пора ли задать себе своевременный вопрос: а как от нее избавиться? Согласитесь, глупо полагать, что аффирмации, самоубеждения, наши представления и мечты о лучшей жизни, таблетки, бегство от проблемы, отказ видеть и признавать сам факт присутствия в нас боли не спасут нас от нее, не покажут способ избавления. Мы так и будем медленно, но регулярно каждый день помаленьку умирать, или вечно бегать по кругу, либо в лабиринте, пока жизнь не оставит нас.

       Способов избавления от боли великое множество – это факт. И здесь оспаривать первенство и утверждать, что мы – первопроходцы в этом деле, и наши способы сильнее действуют, нет никакого смысла. В этом случае к читателям этой книги и серии в целом есть только одна просьба – обратиться к СВОЕЙ душе. Если вы по каким-то причинам уже заведомо не доверяете новой информации, или боитесь попасть под влияние нового авторитета – обратитесь к себе, спросите свою душу. Ведь душа человека есть его проводник во всем разнообразии мира, в котором мы живем. Душа, и только душа может подсказать нам, что есть для нас благо, а что принесет нам смерть. Она вам подскажет, что делать со знаниями, изложенными в этой книге. И если вы – не враг сами себе, то вы услышите ее вам ответ.

       Спрашивать, советоваться, слиться со своей душой – именно это необходимо будет для читателей этой книги, тех, кто желает признать боль в себе, увидеть: какая она? и что она в нас делает с нами же? и происследовать как возможно от нее избавиться.

       Кто как ни наша душа знает в нас ответы на эти вопросы?! И кому как ни нам услышать ее многовековой стон?! Когда как ни сейчас нам начать отлаживать нашу жизнь?! Сейчас это отнюдь не риторические вопросы, а своего рода пропускной билет в мир этой книги, которая может полностью изменить вашу жизнь. Но изменить тогда, когда вы сможете позволить себе читать сердцем, видеть образы между строк и быть искренним перед самим собой.

       И помните: слова этой книги – не пища для ваших дум: так это на самом деле или нет? Знания Хранителей словянской народной культуры, изложенные в этой книге Алексеем Алнашевым – это Свет, Небесный огонь, который они раскрыли в себе и благодаря которому живое еще живет на Земле. И они щедро одаривают нас им, чтобы мы приняли его и раскрыли в себе такой же, но свой. И чтобы от этого Белый Свет на Матушке Земле засиял ярче и сильнее от еще одного раскрытия человеческой души – Вашей души!

       Елена Дектерева,

       Главный редактор

       Издательского дома «Лада»

    ОТ AВТОPA

       Как-то меня пригласили в одну семью помочь им – поговорить с их сыном. Парень сбегал из дома и из школы. И родители ничего не могли с ним поделать.

       Я пришел, но мальчика дома не застал – он в очередной раз сбежал. Его мать знала, где его можно найти, и попросила меня сходить с ней за сыном. Ее сын с утра до ночи пропадал в компьютерном центре. Зимой спал в подвалах, да на чердаках, а летом – под открытым небом.

       Когда мы пришли с ним домой, я спросил его: «Отчего ты сбегаешь?» Он ответил: «Меня никто не понимает, с моими желаниями дома и в школе никто не считается. Я – изгой. Я – никому не нужен». Постепенно я разговорил его и дал ему возможность излить из себя злость на своих родителей да других людей. И вот что он сказал:

       – Кем я вижу для себя своих родителей да остальных людей? Когда я обращался к ним за помощью или теплом, то видел их трусливыми, брезгливыми, болтунами, обидчиками, шакалами, гнидами, треплунами, уродами, собаками, сволочами, насильниками, уродами, извращенцами, мазохистами, насильниками, убийцами, сволочами, уродами, гнидами, убийцами, убийцами, убийцами, убийцами, убийцами, сволочами, сволочами, сволочами, сволочами, сволочами, сволочами, сволочами, сволочами, сволочами, сволочами, сволочами, сволочами, гнидами, свиньями, свиньями, толстокожими верблюдами, суками и казначеями…

       Спрашиваю его:

       – Отчего ты видишь взрослых трусливыми?

       – Они сами видят, что не правы. В глубине души хотят мне помочь, но сами же бояться того, что скажут про них окружающие. Да и помогают только тем, что дают мне еду, да и то, чтоб никто этого не видел.

       – А отчего брезгливыми?

       – Мои родители, родители моих друзей, воспитатели, учителя… все считают меня отбросом общества. Все только и твердят, что со мной водиться нельзя. Еще наслежу у них в доме, какую-нибудь заразу принесу, от меня, мол, другие дети плохого наберутся. При встрече у них со мной аж рожа кривится. Такое ощущение, что эти взрослые просто хотят взять меня двумя пальчиками и убрать со своего пути.

       – А болтунами?

       – Да они только обещают, добиваясь, чтобы я скорее сделал то, о чем они меня просят, а сами своих обещаний никогда не выполняют.

       – Обидчиками?

       – Они меня все время обижают, оскорбляют всякими словами.

       – Шакалами?

       – Они на меня всегда нападают по поводу и без повода, как шакалы на падаль.

       – Гнидами?

       – Появятся вдруг откуда ни возьмись и стараются меня укусить, когда я этого не ожидаю.

       – Треплунами?

       – Наговаривают на меня, обвиняют в том, чего я не делал, да постоянно сваливают на меня все свои беды.

       – А уродами?

       – Да они живут какой-то непонятной мне жизнью… Радуются своей и чужой боли, таким ситуациям, при которых нормальный бы человек задумался: что-то здесь не так, надо что-то менять. Что стоит это исправить и сделать все ладным, чтобы всем было хорошо. А они… У них какое-то уродливое восприятие жизни…

       – Собаками?

       – Не знаю, просто вылетело… Они вначале говорят, что все, мол, хорошо, все нормально, мы тебе поможем. А сами при этом меня обвиняют во всех грехах… Лаются со мной да меж собой, как собаки, когда обо всем можно мирно договориться и сделать. С тобой ведь я нормально говорю, и ты со мной не лаешься, мне ничего не навязываешь. Со мной делишься и мне от души помогаешь. Ты направляешь меня, как дальше жить, а что им мешает это сделать, как делаешь это ты?… Да, я где-то ошибаюсь, но это ведь не преступление. Все можно исправить. А если они видят, что я что-то делаю не так, то могут мне спокойно сказать об этом, а не орать на меня, как будто бы я преступник какой-то. Верно?

       – Верно… А сволочами?

       – Все внимание только на себя собирают. Говорят: вот, я в твоем возрасте совсем не такой был… А на самом деле – еще поспорить можно… По их делам видно обратное… Себя выгораживают, а других – во всех бедах обвиняют.

       – Насильниками?

       – От того, что они сами себя насилуют, делают все через силу и меня заставляют делать то же самое. А я не хочу!

       – Извращенцами?

       – Взрослые все с ног на голову переворачивают: свиду у них вроде бы все хорошо, а на самом деле? Они все подают совсем по-другому: не так, как на самом деле было или есть. Все у них как-то вывернуто, сложно и запутано, когда все просто… Че им мешает сказать так, как оно есть на самом деле, даже если это больно?… Че они себя выгораживают, а других во всем обвиняют?… Че они чем-то вечно прикрываются, а сами живут по-другому?… Че они врут сами себе и другим: говорят, что все у них хорошо, а на самом деле – выть хочется и на стенку лезть?… Извращенцы! Извращенцы!! Извращенцы!!! – с глубинной болью и матом выкрикивает ребенок.

       Немного погодя я спрашиваю его дальше:

       – Отчего – мазохистами?

       – Они очень любят себя мучить. Взять самый простой пример: у мамы болят зубы. Ей трудно есть жесткое, но она все равно берет сухари и ест их, а ведь есть свежий хлеб. Я смотрю на нее, и у меня дрожь идет по телу. Она мучается, стонет, но продолжает есть сухари. Я ей говорю: «Возьми свежий хлеб». А она мне в ответ: «Не твое дело, сопляк». И таких случаев много. Как тут жить?

       – Убийцами отчего?

       – Они убивают в себе любовь. И другим навязывают насилие.

       – Свиньями?

       – Они роются в том, в чем нет никакого смысла копаться… Только выбирай и все.

       – А отчего толстокожими верблюдами?

       – Их кусаешь, кусаешь, а им все нипочем.

       – А казначеями?

       – Постоянно распределяют да делят то, что им самим не принадлежит.

       … Мальчик проговорил все это, и ему стало намного легче. После слез и внутренней истерики он стал улыбаться и смеяться, как дитя. Вдохнул жизнь полной грудью и увидел людей – людьми, а не зверьем.

       И такое произошло с семилетним ребенком!.. Его мать – преподаватель, психолог. В семье – достаток.

       Это ли не повод задать себе вопрос: кто есть мы на самом деле сами для себя, да для своей семьи? Ведь это боль. Боль, которая и создает в нас хронические заболевания, слепоту и глухоту, бессилие и паническое состояние, бездействие и суету, страдания и мучения, гнев и ненависть. Она ведет нас к одиночеству, к накаленным взаимоотношениям. Она создает проблемы в семье между родителями, между родителями и детьми, между детьми и стариками. Проблемы на работе между руководителем и подчиненными.

       Боль эта – одна, и она одна рушит всю нашу Жизнь – напрочь, не оставляя от нее и следа!

       Вы спросите: «Откуда берется в нас боль?»

       Ответу на этот вопрос и посвящена эта книга.

       Вы спросите: «Как увидеть в себе боль?»

       Возможно стоит посмотреть на себя со стороны – глазами ребенка… так, как смотрит на нас дитя… Тогда можно увидеть в себе много такого, чего мы обычно не замечаем, поглощенные однообразным течением обыденной жизни.

       Возможно оглянуться на то, что окружает нас: живое и мертвое, их мышление и поступки, их действия и бездействия – это наши зеркала, зеркала нашего внутреннего состояния, того, как мы мыслим сейчас и мыслили когда-то.

       Возможно задать себе вопросы: «Кто я сам или сама для себя? Кто для меня тот-то, тот-то? Кто я для того-то, того-то?» Да не кривить душой, а отвечать для себя на эти вопросы так, как есть на самом деле, и тогда выйдет то, ЧТО мы пока есть на самом деле. Да все это выписать на листок бумаги да сжечь. Или выговорить на проточную воду или на открытый огонь… Это и описано в каждой книге этой серии в главе: «Как убрать боль?».

       А пока мы сами не изменимся, мир – окружающий нас, тоже останется прежним.

    Часть 1

    ПРИРОДА БОЛИ

    Первая глава

    ОТКУДА БОЛЬ И КАКАЯ ОНА?

    Что нам показывает боль
       В одно прекрасное утро я просыпаюсь от мычания проходящего за окном стада. «Видно его уже в поле погнали», – думаю я про себя и лениво потягиваюсь. Погода – солнечная. Птицы весело щебечут, словно говорят мне: «Вставай, вставай! Утро уже давно наступило. Солнышко поднялось высоко!» Нежный ветерок, залетая в окно, щедро одаривает меня всеми ароматами природы, доносящихся ко мне с улицы. Я нехотя встаю, умываюсь, быстро завтракаю и выскакиваю на улицу. Сегодня на соседней улице хотят класть асфальт. Грейдеры уже ровняют дорогу, машины возят гравий. И мне не терпится посмотреть, как строители кладут асфальт на улице.

       Я бегу туда сломя голову и не замечаю на дороге вылезшую из-под земли проволоку. И со всего разбега налетаю на нее да раню себе ногу. Проволока разрывает мне кожу правой ноги между пальцами вверх сантиметров на десять. Кровь как хлынет ручьем! Я быстро беру с дороги свежую глину и замазываю ею свою рану. Кровь останавливается, и я, расстроенный, что не посмотрю на новый асфальт, тихонько ковыляю к бабе Альфие. Она живет ближе всех из знакомых мне бабушек-целительниц.

       Тихонько доковыляв до ее дома, я сажусь на лавку у ее ворот и кричу сколько есть мочи:

       – Баба Альфия!!! Баба Альфия!!! Выйди поскорей!!!

       Баба Альфия выбегает за ворота, глядит на мою израненную ногу, удивленно хлопает руками о свои бедра да приговаривает:

       – Э-это где тебя так угораздило ногу-то разорвать?!

       Я рассказываю ей, что со мной случилось. И она меня спрашивает:

       – И сколько времени прошло с тех пор?

       – Часа три.

       – А как ты так быстро до меня добрался?

       – До соседней деревни меня дядя Вася на лошади подвез. А оттуда я пешком дошел.

       Она мне улыбается, и начинает осматривать мою рану. Рана – глубокая, но на мое счастье проволока прошла вдоль мышечных волокон, не разорвав их.

       Баба Альфия промывает мне рану ключевой водой, да присыпает ее табачной золой, а сверху прикладывает к ране подорожник. Затем перевязывает ногу тугой повязкой и говорит:

       – Ну, станешь жить, гусиный лапоть. До свадьбы заживет. На свадьбу-то пригласишь?

       – Конечно, приглашу. Как я без вас – стариков? Без вас ведь, как без рук, жизнь пуста и свадьба не та. Так что ждите приглашенья.

       – Хорошо погуляем, повеселимся, порадуемся за тебя!

       – Да-а… Вы на свадьбе всех на свете просмеете. И ребятам не надо будет воздерживаться от выпивки, чтобы на ней порядок поддерживать. Уродивые[1] гости сами уйдут.

       – Ясно говоришь… Сынок, скажи, а что произошло с тобой до того, как ты поранился?

       – Ничего не произошло… – вначале бормочу в ответ.

       И после подробно рассказываю бабуле, что да как было.

       – А ты знаешь, что в жизни нет случайностей? – не унимается баба Альфия.

       – Да.

       – Ведь твоя рана – это урок. И его следует разобрать, увидеть, чтобы он не обернулся для тебя чем-нибудь серьезным. Как ты считаешь?

       – Я согласен с тобой. И баба Соня мне часто говорила, что каждое наше действие происходит из-за чего-то и во имя чего-то. Да, наблюдая за своей жизнью, я и сам это вижу. Что я каждое действие совершаю во имя чего-то и ради чего-то, и то, что со мной происходит, тоже не просто так.

       – Хорошо. Тогда давай разберем, ради чего сейчас у тебя поранилась нога?

       – Чтобы научить меня чему-то да что-то показать мне.

       – А что показать?

       – Наверное, что я что-то не доделал… – говорю я первое, что приходит мне на ум.

       И тут я вспоминаю:

       – Вчера я не доделал корзинку из прутьев ивы и оставил свеженарезанные прутья до следующего раза. Вот и все.

       – И что из этого вытекает?

       – А то, что в природе все происходит ради чего-то и для чего-то. А тут получается, что я не все прутья по назначению использовал. Они высохнут и ни на что больше не сгодятся. А когда я нарезал прутья, иве сказал, что каждый прутик, который она мне дала, пойдет на изготовление корзинки. А я их оставил – в дело не пустил. И мне сейчас срочно необходимо пойти к дяде Ване и доделать корзинку, чтобы использовать прутики, которые остались.

       – Молодец, сынок. Понапрасну не обижай природу, ведь она к тебе благосклонна. А сейчас ступай, да сильно не беги – дай ране затянуться. Через два дня приходи, посмотрим ранку.

       Я выбегаю на улицу. На краю деревни подсаживаюсь на почтовую телегу и доезжаю до дома дяди Вани.

    Какая бывает боль?
       Через два дня рано утром я снова прихожу к бабе Альфие. Застаю ее на огороде.

       Увидев меня, она радуется и тут же приглашает меня в дом позавтракать. Она накрывает на стол, и мимоходом заводит разговор да спрашивает:

       – Сынок, как твоя нога?

       – Все в порядке, – отвечаю. – В тот раз я от тебя сразу же поехал к дяде Ване и там доделал корзинку.

       Ивовых прутьев мне хватило тик-в-тик. И ногу сразу же отпустило: перестала ныть. Кровь вообще не бежала. А дядя Ваня как рад был! Он уж не знал, что с ними делать: прутья стали подсыхать. В воду положить – запреют, самому использовать – рука не подымается: ведь я их для себя готовил. Я сам их нарезал – да ровно столько, сколько мне необходимо было на эту корзинку.

       А как я все доделал – мы с дедом и отпраздновали. Он – самодельным вином, а я – холодненьким квасом. Вот…

       – Очень хорошо! Теперь ешь.

       Я завтракаю. Баба Альфия разбинтовывает мне ногу. Видит: ранка затянулась. Она ладит, поправляет мою ногу, потом спрашивает:

       – Сынок, а ты знаешь, что такое боль?

       – Не знаю. Я знаю, какая бывает боль, но ЧТО такое боль – не знаю.

       – И какая бывает боль?

       – Режущая, разрывающая, обжигающая, ноющая, колющая, резкая, пронизывающая.

       – То, что ты сейчас назвал – это симптомы боли, ее проявления. А боль бывает физической и душевной.

       – А какая между ними разница? – спрашиваю я.

       – Как ты сам видишь, что такое физическая боль?

       – Ну-у-у, физическая боль – это ушибы, порезы, переломы, синяки, шишки…

       – Это тоже последствия. А сама физическая боль все же – это что?

       – Не знаю.

       – Это последствие боли душевной.

       – Ясно. А что такое душевная боль? – загораюсь я.

       – А ты как сам мыслишь?

       – Не знаю.

       – Посмотри, спроси себя.

       Я задаю себе вопрос: «Что такое душевная боль?» И изнутри себя получаю ответ: «Пустота, дыра», что повергло меня в полное недоумение.

       – Какая-то белиберда!.. – кричу я бабе Альфие.

       – Отчего белиберда?

       – Разве может быть пустота или дыра в душе? – возмущаюсь я.

       – Да, и еще какая!

    У пустоты в душе есть имя
       – Ты слышал выражения: черств душой, беден душой, пустая душа, злая душа, каменное сердце, бессердечный, бездушный?… – продолжает бабуля.

       – Да, слышал.

       – А как ты мыслишь, что они обозначают?

       – Что у человека что-то не в порядке с душой и сердцем.

       – А что конкретно?

       – Не знаю, – стону я в ответ.

       – Хорошо. Давай разберем по отдельности.

       – Давай.

       – Когда в народе говорят: «Ну, и черствый же ты душой!», что это обозначает?

       – Ну, так называют человека, который не имеет чувств.

       – Так. А почто у него нет чувств?

       – Потому что у этого человека что-то не в порядке с душой.

       – А что конкретно не в порядке с душой?

       – Не знаю.

       – Хорошо, – не останавливается баба Альфия. – Тогда давай разберем через пример: отчего ты временами не чувствуешь запаха?

       – Из-за насморка.

       – Насморк – это последствие. А почто ты не чувствуешь запаха?

       Я вдруг действительно чувствую, что у меня забит нос, и я дышу ртом.

       – Так, – замечает баба Альфия, – у тебя забит нос. Но чем?

       – Соплями, конечно.

       – Ну, наконец-то! А сопли – это что?

       – Слизь, которая заложила мне нос, и из-за нее я сейчас не могу дышать через нос, а только дышу через рот. Поэтому я и не могу почувствовать запах.

       – А слизь – это что?

       – Слизь, как слизь, что еще можно про нее сказать?… Ничего… Н-не знаю… Разве, что она соленая и подходит по моему вкусу…

       – Это проявление боли? – спрашивает меня бабуля.

       Я задумался и ответил:

       – Да-а-а.

       – А отчего появилось это проявление?

       – От какой-то боли.

       – А от какой? – не унимается баба Альфия.

       – Душевной.

       – Да! От того, что ты сейчас чего-то не хочешь видеть! Глаза слезятся и заполняют нос жидкостью, которая смывает с глаз те образы, которые ты накладываешь на свою жизнь в своем сознании здесь и сейчас. И что ты чувствуешь при этом?

       – Удушье… ничего неохота делать…

       – Насморком ты смываешь то, что тебе сейчас необходимо сделать и то, что тебе принесет сейчас радость. Давай посмотрим, а из-за чего ты ощущаешь удушье?

       – Из-за того, что не могу сделать. И не могу об этом сказать.

       – А что ты не можешь сейчас сделать?

       – Ответить на твои вопросы.

       – А отчего ты не можешь ответить?

       – Не хватает сил. И что-то мешает.

       – А что мешает? – не отстает от меня баба Альфия.

       – Тяжесть.

       – Так. Уже что-то проясняется. А что это за тяжесть?

       – Не знаю.

       – Не можешь признаться себе, что есть пустоты и дыры в душе?

       – Да.

       – Дак они есть?

       – Не знаю…

       – Хорошо, – не унимается баба Альфия. – А что тебе сейчас неохота делать?

       – Отвечать на твои вопросы, они мне делают больно.

       – Вот еще одно – у тебя сейчас нет желания видеть боль, которая тебя терзает. Давай посмотрим: кто тебе сейчас делает больно?

       – Хм, это как?

       – Задай себе вопрос: «Кто мне сейчас делает больно?» Я задаю себе этот вопрос и получаю ответ:

       – Я сам.

       – А чем ты сам себе сейчас делаешь больно?

       – Упорством, тем, что хочу отстоять свои права.

       – Какие права?

       – Быть оболтусом.

       – Так. А это чьи права?

       – Того, кто и что меня сейчас изнутри разрушает, да мной помыкает.

       – Так тебе сейчас хочется быть оболтусом?

       – Нет.

       – А кому этого хочется?

       – Чему-то во мне.

       – А чему?

       – Какой-то гнили…

       – А какой гнили?

       – Не знаю.

       – А у нее есть имя?

       – Да – сука, сволочь, козел, медведь, нерасторопная корова…

       Я только произношу это и мне становится легче. А баба Альфия, радуясь новому открытию, говорит мне:

       – Вот кого ты В СЕБЕ отказываешься видеть.

    Мысль: своя и чужая
       – И что интересно они делают в тебе?

       – Пожирают мою душу, – отвечаю я бабуле.

       – Да, это так. Но как это происходит?

       – Не знаю, бабуля, мне сейчас больно об этом даже говорить. Всю грудь давит, и что-то в моей груди так сжимается, что дышать тяжело.

       – Эти твари в тебе разрушительные мысли запускают, да тебя же их развивать заставляют. Посмотри, сколько у тебя сейчас в голове мыслей?

       – Много.

       – А сколько мыслей жизни может быть в нас?

       – Только одна, которая исходит из души.

       – А чем являются для нас разрушительные мысли?

       – Тем, что поедом едят наши души.

       – И они делают в нашей душе что?

       – Дыры… Причиняют нам боль.

       – Итак, еще раз. Как гниль причиняет нам боль? – заостряет мое внимание баба Альфия.

       – Запуская в нас разные мысли.

       – Так, а эти мысли – наши?

       – Нет. Чужие.

       – А что делает с нами чужая мысль, когда мы ее принимаем за свою и когда ее в себе развиваем?

       – Она уничтожает нас и заводит в тупик.

       – Дак чем эти мысли для нас являются?

       – Болью.

       – Уже хорошо, – вздыхает баба Альфия. – А сколько может быть в нас мыслей жизни?

       – Только одна.

       – Вот мы и нашли основное, от чего ты отказываешься видеть: из-за дыры, пустоты – боли. А эти дыры образуются где?

       – В нашей душе.

    Одна боль другую порождает
       – А как дыры образуются в душе, когда душа цельная и там ухватиться не за что? – спрашивает меня бабуля.

       – В душе есть какие-то другие пустоты…

       – По-другому говоря – это другая боль, чужая мысль, да? – продолжает баба Альфия.

       – А как эта «другая» боль появляется в нас? – любопытствую я.

       – Самая первая боль появляется обычно в детстве: тогда, когда дитя еще находится в утробе, а иной раз она появляется и в самом зачатии.

       – Это как!? – удивленно спрашиваю я бабу Альфию.

       – Когда дитя приходит в семью, то, что ему необходимо сделать, чтобы жить в этом мире?

       – Изучить этот мир.

       – А как дитя может изучить этот мир?

       – Приложив его к себе.

       – Ишь, какой грамотный стал! Скоро докторскую защищать станешь?

       Мы вместе смеемся, и баба Альфия продолжает:

       – Отвечать на вопрос станешь или гадать?

       – Отвечать… Дитя может изучить жизнь, ощутив жизнь своих родителей в себе.

       – А как можно это сделать?

       – Прожить жизнь родителей самому.

       – Так. А как ты можешь ее прожить?

       – Впитав в себя мысли мамы и папы да развивать их, строя свою жизнь.

       – А наши мамы и папы имеют в себе чужую мысль, то есть боль?

       – Да.

       – А ты, впитав жизнь мамы и папы, вместе с тем впитаешь их боль?

       – Да.

       – Вот так и появляется впервые боль в дитя да открывает в каждом из нас ворота для того, чтобы к нам вернулась боль с прошлых наших жизней, да появилась новая…

    Развитие боли
       – А что потом? – не умолкаю я.

       – А затем боль развивается и постепенно уничтожает человека.

       – А как она развивается?

       – Ты не знаешь?

       – Нет.

       – Тогда слушай.

       Мы с бабой Альфией усаживаемся поудобней, и она начинает свой рассказ:

       – Развитие боли начинается с наших разрушительных мыслей, недоделок, ограничений, обязательств, долгов, правил, общественного мнения, логического мышления, выводов, применения чужого дурного опыта, всевозможных навязок, мнительности… Это и многое другое держит нашу душу в темнице и не дает нам выстроить свою жизнь, как нам необходимо.

       – Это как?

       – Очень просто. Давай возьмем с тобой любой пример. Вот стоит ведро, закрытое фанеркой. Я тебе говорю: «Оно пустое». Теперь подыми его.

       Я подхожу к ведру, легко поднимаю его. Потом замечаю, что в нем что-то болтается. Тут в меня залетает дурная мысль: неужели баба Альфия меня обманывает, и тут же ведро становится тяжелее. Тогда я ставлю ведро на пол, чтобы посмотреть, есть ли в нем вода. Я поднимаю фанерку и вижу, что оно – почти полное! После этого баба Альфия просит меня поднять ведро еще раз, а я не могу его поднять! Я ничего не понимаю и возмущенно спрашиваю:

       – Что произошло?!

       А она смеется и говорит:

       – Ведро потяжелело, когда тебя посетила мысль, что это ведро – с водой. И результат налицо.

       – Подожди, подожди, ты чего мне здесь сказки рассказываешь?! Чего меня, как мальчишку, вокруг пальца обводишь?! Что я тебе, маленький что ли?!

       Баба Альфия покатывается со смеху и, еле выговаривая слова, протягивает:

       – А-а-а… ты… че-че-го… ма-ма-ленький… что ли?

       – Нет.

       – Тогда че спрашиваешь? Хочешь им стать?

       – Нет, я хочу быстрей стать взрослым и уехать из дома куда-нибудь подальше.

       – Дак почто ты задал мне этот вопрос?

       – Потому что не пойму, что произошло.

       – Хорошо, давай посмотрим, что произошло.

       – Давай.

       – Когда я тебе сказала, что ведро пустое, ты что сделал?

       – Увидел пустое ведро.

       – Так. А когда я попросила тебя поднять его, ты его поднял?

       – Да. И причем легко. Но в это время в ведре что-то булькнуло, и у меня проскочила мысль, что ты меня обманула.

       – И что с тобой произошло?

       – Ведро потяжелело.

       – А почто потяжелело?

       – Потому что я представил себе, что в ведре есть вода.

       – Так. И что затем произошло?

       – Потом я решил посмотреть сколько в нем воды. Поставил ведро, поднял крышку и увидел, что ведро почти полное.

       – Так. А когда ты увидел сколько в ведре воды, и я попросила тебя поднять его в следующий раз, то, что с тобой произошло?

       – Я не сумел его поднять. Во мне закипела злость, потому что ты меня обманула.

       – А эта злость откуда возникла?

       – Как откуда? Ты же меня обманула: сказала, что ведро пустое, а оно оказалось полным.

       – А тебя раньше обманывали?

       – Да, часто.

       – Дак боль из прожитой твоей жизни наложилась на эту ситуацию, так?

       – Да.

       – Дак вот. Боль, которую мы не убираем из прошлых событий, набирает силы, создавая в нашей жизни новые и новые «больные» ситуации. Отчего мы вновь и вновь в своей жизни наступаем на одни и те же грабли…

       рая уже была в твоих прошлых жизнях да событиях. Это так. А как боль управляет нами?

       – Обычно мы развиваем в себе чужую мысль, а она выводит нас на то, чтобы мы разрушали свою жизнь и наносили себе боль новую.

       – Сынок, а боль управляет твоей душой и плотью?

       – Да. Точно так же – навязывая мне мысли чужие и создавая условия для их развития.

       – Давай это разберем на примере: на словах Ложь и Правда.

       – Давай.

       – Что несет за собой слово «правда»?

       – Боль.

       – А слово «ложь»?

       – Тоже боль.

       – А с чего ты взял, что эти слова несут боль?

       – Когда я с дедой Колей разбирал слова Жизни, слова Тьмы и слова пустоты, то увидел, что правда и ложь – это одно и тоже, только одно мы воспринимаем, а другое – отвергаем. А вообще таких слов в природе нет, их вывела боль для управления нами и оправдания себя да своих действий или бездействий. Это и есть все боль.

       – Так что несут эти слова?

       – Разрушение… А как тогда жить? – задаюсь я вопросом.

       – Избавляться от боли, которая стоит за этими словами.

       – А как?

       – Точно так же, как от любой другой боли. – делится со мной баба Альфия. – Но чтобы убрать боль полностью, необходимо видеть ее. Необходимо знать, как она развивается, как ее возможно из нас изгнать, где в нас находится боль, какие ее повадки и слабости… Научиться «выслеживать» ее в себе.

    Мысль чужая – пустота своя
       – А как происходит наложение боли на сложившиеся вновь ситуации? – задает вопрос баба Альфия.

       – … не знаю.

       – Давай разберем ситуацию, например, когда ты упираешься в нашем разговоре: не спрашиваешь себя, а идешь по накатанной да отвечаешь: «Не знаю».

       – Давай.

       – Что с тобой происходит, когда ты упираешься и не отвечаешь на вопрос?

       – Попадаю в тупик.

       – А тупик это что такое?

       – Это когда у меня кончились все мысли.

       – А мысли кончиться могут?

       – Нет.

       – Дак что с тобой происходит в этот момент на самом деле? – упорно стоит на своем баба Альфия.

       – … не знаю.

       – Что ты сейчас делаешь, отвечая на мои вопросы?

       – Ищу в себе ответ.

       – А это так?

       – Да.

       – А какие ищешь в себе ответы?

       И у меня выходит:

       – Больные.

       – Именно так. Вначале ты ищешь образцы мыслей, которые на самом деле для тебя являются чужими. А когда их не находишь, то в тебе образуется пустота. Этой пустотой ты и наносишь сам себе боль, продолжая искать в округе мысль чужую или подобную боль, которая уже была в твоих прошлых жизнях да событиях. Это так. А как боль управляет нами?

       – Обычно мы развиваем в себе чужую мысль, а она выводит нас на то, чтобы мы разрушали свою жизнь и наносили себе боль новую.

       – Сынок, а боль управляет твоей душой и плотью?

       – Да. Точно так же – навязывая мне мысли чужие и создавая условия для их развития.

       – Давай это разберем на примере: на словах Ложь и Правда.

       – Давай.

       – Что несет за собой слово «правда»?

       – Боль.

       – А слово «ложь»?

       – Тоже боль.

       – А с чего ты взял, что эти слова несут боль?

       – Когда я с дедой Колей разбирал слова Жизни, слова Тьмы и слова пустоты, то увидел, что правда и ложь – это одно и тоже, только одно мы воспринимаем, а другое – отвергаем. А вообще таких слов в природе нет, их вывела боль для управления нами и оправдания себя да своих действий или бездействий. Это и есть все боль.

       – Так что несут эти слова?

       – Разрушение… А как тогда жить? – задаюсь я вопросом.

       – Избавляться от боли, которая стоит за этими словами.

       – А как?

       – Точно так же, как от любой другой боли. – делится со мной баба Альфия. – Но чтобы убрать боль полностью, необходимо видеть ее. Необходимо знать, как она развивается, как ее возможно из нас изгнать, где в нас находится боль, какие ее повадки и слабости… Научиться «выслеживать» ее в себе.

    Для чего боль необходима человеку
       Немного помолчав, бабуля продолжает:

       – Боль в плоти человека – это сорняк, как паразит в огороде, который губит растения, необходимые для жизни человека. Да сорняк не простой, а тот, любая частичка которого может дать росток. И вырасти в гигантского монстра, который душит каждое живое на земле. И превращает царство цветущей поляны, где жизнь кипит ключом, трава расстилается разноцветным ковром, солнце светит, своим теплом одаривает да мир радует, где птицы поют, жизнь воспевая, а ветер каждое живое вокруг силой одаривает да жизнь сохраняет, – в царство мертвых, где солнце не светит и не греет, птица не пролетит, да и ветер стороной обходит, чтобы ненароком оттуда что-либо в царство жизни не перенести.

       А огород… – это наша душа и плоть.

       Баба Альфия заканчивает свою мысль, и мы еще долго сидим молча. Бабуля думает, что говорить дальше, а я сижу и осознаю сказанное ею…

       От сказанных ею слов меня охватывает ужас. Мне хочется поскорей убрать из себя всю боль, изгнать из себя чужие мысли, «прополоть» свою душу и тело, «вырвать из себя» весь сорняк без остатка и сжечь его.

       А баба Альфия, увидев, что меня мучает, говорит мне:

       – Как сорняк убрать – разберем позже, а сейчас давай поговорим о том, как он растет и развивается.

       – Хорошо.

       – А начнем с такого вопроса: «Как ты видишь, боль необходима человеку?»

       – Нет.

       – Но она есть в природе?

       – Да.

       – А в природе может образоваться что-то без ее ведома?

       – Нет.

       – Так боль все-таки для чего-то необходима?

       – Нет, – с болью в душе проговариваю я.

       – А как тогда она образовалась?

       – По мысли человека.

       – Да, это так. – подтверждает баба Альфия. – Человек изначально является правителем каждого живого во Вселенной, и он вносит в жизнь природы свою мысль. А для чего человек внес свою мысль в жизнь природы?

       – Для управления ею, – отвечаю я. – Человек, привнося свою мысль в Жизнь природы, направляет ее в то русло, которое угодно ему, а не самой природе.

       – Так… И на сегодняшний день что мы видим?! К чему привело вмешательство человека в природу? – Она умирает.

       – А для чего человеку необходимо управлять природой? – спрашиваю я.

       – Чтобы господствовать над ней, – отвечает баба Альфия.

       – По-другому говоря, убить природу на корню, отчего сейчас деревья и сохнут и гниют на корню.

       – А для чего нам необходимо убивать природу? – проясняет баба Альфия.

       – Чтобы отомстить ей за то, что она пропустила в нас боль, мысль чужеродную, – точно признаюсь я.

       – Совершенно верно – чтобы выполнить договор с Тьмой. А этим создать условия, чтобы в мире живых господствовал не Лад, а тьма. Чтобы каждое живое попало под господство Тьмы, и она высасывала из нас наши силы жизни полностью каплю за каплей. Она питается нашей силой, и этим отводит нас от того, для чего мы были созданы в Небесном Царстве во Свету. Дак для чего нам необходима боль?

       – Чтобы убить себя, – печально говорю я.

       – Так. По-другому говоря, чтобы создать условия, чтобы тьма из нас высасывала наши силы жизни и в какой-то момент полностью овладела нашей душой, и мы были полностью ей подчинены. Иначе, чтобы мы стали ходячими трупами.

       – А для чего тьме необходимо чтобы мы были ходячими трупами?

       Я, немного подумав, отвечаю:

       – Это очень сложно… Наверное, чтобы убить нас.

       – Это сейчас пока тьма убивает нашу плоть и держит нашу душу в темнице. А так она ищет возможность ОВЛАДЕТЬ и не только нашей душой, но и плотью. Душа без плоти и дух без плоти – это ведь то же самое, что и сама тьма. А ей необходимо заполучить нечто большее, что даст ей превосходство над Ладом в Небесном Царстве… А это, сынок, и есть НАША ПЛОТЬ, то, чего она сама сотворить не может. А как ты мыслишь: что она делает для того, чтобы заполучить ее?

       – Запускает в нас разные мысли.

       – И этим что она с нами делает?

       – Получается, что она запускает в нас разные мысли, чтобы через нас происследовать нашу же плоть, но не для того, чтобы ее убить, а чтобы ее себе подчинить. Так что ли?

       – Та-а-ак, – ехидничает баба Альфия и продолжает ровным голосом: А для чего тебе необходима боль?

       – Получается, чтобы выполнить заключенный с тьмой давний договор.

       – Да, это так. Тьма нас обманула, и мы заключили с ней договор не на жизнь, а на смерть. И, развивая в своей жизни мысль тьмы, мы тем самым создаем в своей душе и плоти новую и новую боль. А тем временем, когда наша душа развивает чужие мысли, наш родной дух спит, не сном, не бодрствованием негаданный.

       – Дак, что получается, что человек, когда не убирает в себе боль, то он выполняет договор с тьмой? – вскрикиваю я.

       – Да и не только. Человек этим еще создает условия, чтобы каждое живое во Вселенной попало под влияние тьмы.

       – Какой ужас!!! – кричу я, а, немного подумав, продолжаю, ища оправдание для боли: А как же яд? Ведь это тоже нас разрушает и убивает, но мы его едим и свою же жизнь этим правим?

       – А яд – это что?

       – По сути, лекарство.

       – Оно необходимо для жизни?

       – Да! Оно же лекарство, которое необходимо для лечения.

       – Так, а когда ты чуть переборщишь и примешь его больше? – не дает мне спуску баба Альфия.

       – Тогда им можешь отравиться.

       – Так. Возьмем, к примеру, воду. Когда ты жадно пьешь, ты утолишь жажду?

       – Нет. Только весь отеками покроюсь, а жажда останется.

       – Наполнишь свой бурдюк, а толку нет. Только сам себе навредишь: заставишь внутренние органы работать с перегрузкой. По-другому говоря – надсадишь свой организм, да на память создашь себе грыжу и этим нанесешь серьезный урон своей плоти.

       – Значит все же боль нам необходима!!? – возмущенно спрашиваю я.

       – Необходима!!! – также возмущенно отвечает мне баба Альфия. – Только для того, чтобы показать саму себя, боль другую.

    Когда боль убираем – знания да жизнь в себе раскрываем
       – Как может боль показать мне боль другую?

       – Очень просто. Вот смотри, ты поранил недавно ногу?

       – Да.

       – И что тебе боль показала?

       – Что я не доделал дело. Что в мире не может быть начатых и не доведенных до конца дел, так как это боль другая.

       – А то, что ты сейчас сказал, это познание умирающего мира?

       – Да.

       – Когда ты убрал боль, связанную с этой ситуацией, то, что у тебя осталось?

       Я смеюсь и, немного подумав, отвечаю:

       – Память о том, что я когда-то поранил ногу.

       – Значит, не полностью боль убрал. Хорошо, давай другой пример разберем… В детстве к горячей печке лез?

       – Да.

       – И что у тебя сейчас осталось от этой боли?

       – Что я об печку обожгусь.

       – Это тоже боль… По сути, когда ты уберешь боль, связанную с этим событием, остается только знание о том, что печка в жизни бывает горячей, а не тот факт, что она может тебя обжечь. Скажи, для чего тебе необходимо бояться печки?

       – Для того чтобы не обжечься об нее.

       – И жить в вечном страхе, что печка может тебя обжечь, так что ли!? – выпучив глаза, спрашивает меня баба Альфия.

       – Нет.

       – А что тогда!? – продолжает в том же тоне бабуля.

       – Ну-у-у, что… что печка… может меня обжечь.

       Мы смеемся.

       – А это «печка может меня обжечь» – что такое?

       – Страх.

       – А страх – это боль?

       – Да.

       – Страх вечен?

       – Да, если его не убрать.

       – А он сам уйдет?

       – Нет.

       – Ху-у… Давай передохнем, а то ты меня совсем уморил.

       – Давай.

       Баба Альфия встает и убирает еду со стола. А я сижу молча, забыв про все на свете, и наблюдаю, как быстро и ловко она управляется. Бабуля прибирает на столе, и после приносит бумагу и карандаш, кладет их передо мной и говорит:

       – Выпиши обиду на печку, а затем продолжим.

       Я беру бумагу и выписываю все, что у меня идет на печь да каждую мысль, что я о ней думаю. Затем отвечаю на вопросы: кто я для печки и кто я сам для себя, когда я обжегся об печь, да кто для меня печка в этот момент и что для меня печка в этот момент. И даю исписанные листочки бабе Альфие.

       Баба Альфия берет их и меня спрашивает:

       – Что тебе показывает боль, которая была нанесена тебе печкою, когда она обожгла тебя?

       – Саму себя.

       – А еще что?

       – То, что ее создало.

       – И что ее создало?

       – Обида на печь, что она не высушила мои штаны и куртку, когда мне необходимо было идти на улицу, а других штанов не осталось.

       – Так. А что еще показывает тебе эта боль? – продолжает бабуля.

       – Что я дурак. И из-за того, что я боюсь печки, я не вижу, что она может еще полезного для меня сделать.

       – Так. А еще?

       – Больше ничего не вижу.

       – Что этим ты развиваешь мысль чужую. Эта чужая мысль настраивает окружающий мир против тебя самого. И что ты сам себя ограничиваешь, от того, что тебя обидело, отказываешься, закрываешься, прячешься и сбегаешь. А это есть бегство от самого себя. По-другому говоря – самоубийство. Дак что тебе показывает боль?

       – Саму себя. Ту чужую мысль, которую я развиваю, и ее последствия.

       – А когда мы избавляемся от боли, то вместо нее, что остается?

       – Жизнь… Моя жизнь.

       – Знания жизни, – правит меня баба Альфия. – А знания жизни показывают нам нашу жизнь. Нашу мысль жизни. То, что нам необходимо для творения своей жизни да в каком направлении нам мысль жизни развивать. Вот так, сынок. А сейчас посмотри, есть ли смысл цепляться за болячку и ее в себе лелеять? Посмотри, что она тебе дает и куда она тебя ведет? – говорит баба Альфия и выходит, как ни в чем не бывало, во двор.

       А сама меня, точно куда-то с головой окунает, что я вдруг ясно начинаю видеть, что со мной в этот момент творится…

    Вторая глава

    КОГДА БОЛИТ ДУША… РОЖДЕНИЕ БОЛИ И ЕЕ РАЗВИТИЕ

    Путешествие в мир реальности
       Одним весенним днем у меня было очень скверное настроение – на душе кошки скребли. Я вдруг страшно заскучал по деду Коле и бабе Ане. Тогда, долго не думая, сразу после школы, не заходя домой, решил их навестить.

       Я бегу к ним в деревню. И деревня встречает меня в этот раз как-то по-особому: кругом все зеленеет и цветет, воздух свежий, как после дождика. У меня возникает ощущение, что она меня к чему-то готовит и как бы приглашает в новый мир! Деревья стоят в сказочно красивых цветах, витающие в воздухе ароматы сладко дурманят, вселяя в меня чувство радости и благодати. Все вокруг словно шепчет мне: здесь тебя ждут, здесь тебя любят! Здесь – мир прекрасен!

       Подойдя к дому деда Коли и бабы Ани, я слышу целый хор птиц, которые одаривают меня какой-то силой, приговаривая на все лады: мы с тобой, иди смелей! Я захожу в дом, а там – все блестит и сияет, все пляшет, улыбается и радуется жизни! Все в движении: стол, скамейки, посуда и даже печка! Будто бы все вокруг водят хоровод и меня в него приглашают да на что-то благословляют. Я прям теряюсь, немного мечусь по дому.

       И тут, словно во сне, в дом заходит баба Аня – молодая, высокая, стройная не по годам. Вся сияет, словно пришла на свидание со мной, чего-то себе напевает, глаза горят. Меня видит и – делает вид, что смущается, как девица. Застенчиво обходит весь дом, а потом подходит ко мне и легонько щипает меня. Словно проверяет меня: наяву все это происходит или во сне? Боль от этого щипка я чувствую, но все еще не верю, что не сплю. Сам себя щипаю в другом месте, чтобы самому убедиться: больно – значит, точно не сплю. Тогда я здороваюсь с бабой Аней, а она так же скромно и любезно отвечает мне. Все словно в песне – воздушно, сказочно. Я ничего ни понимаю и спрашиваю:

       – Баба Ань, что здесь происходит? Деревня – необычная, птицы – необычные, дом – необычный. Ты, бабуль, какая-то молодая, цветущая, словно меня соблазняешь на что-то, все везде движется. Да движется не как раньше, а все в такт, в одном направлении. Движение словно перетекает с одного в другое, как по эстафете передается… И все вокруг поддерживают это движение, пропускают его через себя и передают дальше, плывя в мире ласки, тепла и нежности…

       А она, вторя в тон и в такт моим словам, поддерживая течение моей речи, отвечает мне вопросом:

       – А ты сам что чувствуешь при этом?

       – Что я попал в какую-то сказку. Да в сказку непростую. И что-то за этим кроется…

       Здесь очень хорошо, и это меня к себе манит и одновременно почему-то пугает. Я вижу, что это царство благоденствия, но внутри меня что-то мешает принять его, и наоборот даже пугает. Идут вопросы. Зачем? Куда оно меня зовет, притягивает к себе? Чего оно хочет? Почему это происходит именно со мной? Разве я это заслужил или, наоборот, я в чем-то провинился? Что со мной сейчас происходит? И чувствую, что оно меня понемногу поглощает. Мне в нем очень хорошо и радостно. И я потихоньку растекаюсь в этом нечто прекрасном…

       Вдруг со мной что-то происходит, и постепенно во мне исчезают вопросы. Ощущение, что я таю, но не умираю, а наоборот – расцветаю, плыву в облаках, купаюсь в цветах, запахах, в воздухе, в воде, в мебели, в доме, даже в печи… И такое чувство, что я – это все, а все это – я. Мы все едины. Все перетекает из одного в другое. Внутри меня звучит какая-то мелодия, и она необычная, земная, да сложенная из самой жизни: в ней то вода издает звуки, то воздух, то печка поет, то птицы щебечут, то стены звенят, то барабанная дробь по столу ложками. И все это звучит да еще и во мне самом. Все бьется в едином ритме. Все издает какую-то свою мелодию, которая так привораживает, так притягивает и манит к себе! И когда я вливаюсь в нее, то слышу свою песню… И вдруг вижу, что это – стон моей души!!!

       Мне в миг становится так страшно, что я сворачиваюсь в клубок и куда-то проваливаюсь.

    Из сказки – к исследованию боли
       Я очнулся ранним утром следующего дня в огороде от того, что деда Коля обливает меня холодной водой, и я ору диким голосом:

       – Хватит! Хватит! А-а-а!

       Чувствую, что мне становится очень-очень холодно.

       И тут солнышко меня так охватывает своими лучиками, что у меня аж слезы льются из глаз. Слезы радости, что я живой и что мир вокруг нежно обнимает меня да согревает своим теплом. Словно проходит одновременно сквозь меня и вокруг меня, лаская и защищая. В этом блаженном состоянии я снова засыпаю. Сквозь сон чувствую, как деда Коля осторожно меня поднимает, приносит на руках в дом, переодевает и кладет в теплую постель, укрывая мягким одеялом. И я сладко погружаюсь в глубокий сон.

       Во сне я словно прохожу сквозь какой-то туман и, просыпаясь, оказываюсь в комнате, где встречаюсь с тетей Наилей, бабой Аней и дедом Колей. А они уже сидят за столом и поджидают меня. Увидев меня, они здороваются, бабуля с теткой низко кланяясь, а деда кивая головой. Я с радостью подхожу к ним, обнимаю, целую всех по очереди в щечку и сажусь за стол. Деда Коля заводит разговор:

       – Сынок, мы сегодня собрались поговорить с тобой о боли. Что это такое? Как она рождается и для чего она необходима человеку?

       – Очень хорошо! Как раз это меня уже давно мучает, и я не знаю, как вас попросить рассказать об этом.

       После этого наступает какая-то подозрительная тишина, словно все продумывают, что сказать дальше. А тетя Наиля хорошенько рассматривает меня своими горящими глазами и затем спрашивает:

       – Что тебя беспокоит сейчас, сынок?

       – Для чего природа создала боль? Как боль помогает человеку? Откуда она берется? Как она развивается? И что с ней делать?

    Дитя впускает в себя мир, как губка – жидкость
       Деда Коля улыбается, встает и выходит из дома, а тетя Наиля твердо продолжает разговор:

       – Не обращай на деда внимания. Сейчас собери все свои силы и ответь на вопрос: для чего природа создала боль? И выпусти из себя ответ.

       Я задаю себе вопрос, но в ответ ничего не приходит.

       – Я не знаю, как ответить на этот вопрос… – робко отвечаю я тете Наиле.

       – Хорошо. Тогда ответь на другой вопрос: что боль делает с нами?

       – Нас мучает, заставляет страдать.

       – А в природе есть мучения и страдания?

       – Есть… Сейчас природа сильно мучается и страдает.

       – А мы – природа?

       – Да. Мы часть самой природы, – проговариваю я.

       – Так. Тогда скажи: когда мы мучаемся и страдаем, то в этот момент мы живем?

       – Нет.

       – Природа, сынок, создает только жизнь, а боль она может создать?

       – Нет.

       – Дак кто в нас создает боль?

       – Кто-то чужеродной, неродной нам, живым.

       – Давай это посмотрим на примере.

       – Давай.

       – Что делает дитя, когда оно приходит к маме и папе?

       – Изучает мир, в который оно пришло, – отвечаю я.

       – Дитя из Царства Благоденствия приходит в мир реальности и видит, что там нет мамы и папы, которых оно выбрало еще до зачатия. Вот тогда дитя ищет своих родителей, проходя сквозь разные миры, а иной раз и чуждые ему. А, найдя их, начинает исследовать мир, в котором живут его мама и папа, чтобы перейти к ним. А как дитя исследует мир мамы и папы?

       – Пропускает все происходящее через себя.

       – Это как? – интересуется бабуля.

       – Все, что говорят мама и папа, дитя принимает за основу своей жизни. Смотрит на мир их глазами.

       – По-другому говоря, делает из себя губку. Так?

       – Да.

       – А что имеется в губке?

       – Как – что имеется? Непонятный вопрос.

       – Как губка впитывает в себя жидкость? – по-другому задает этот же вопрос баба Аня.

       – У нее есть поры, – поясняю я, – и через эти поры она впитывает в себя все жидкое.

       – Впитывает в себя жидкость, заполняя поры, – поправляет меня тетя Наиля. – А как она делает это?

       Тут кто-то на стол наливает воды, и у моей руки кладет губку.

       – Увидь на столе пролитую воду… У тебя в руках губка. И ты собираешь в нее воду. Как собирается в нее вода?

       Я беру в руки губку и описываю свои действия:

       – Ну, я сжимаю губку. Кладу ее на воду и потихоньку ее отпускаю. Губка расправляется и впитывает в себя жидкость.

       – Так. Но как губка впитывает в себя жидкость? – не отстает от меня бабуля.

       – Губка всасывает воду в себя.

       – А под действием чего происходит всасывание жидкости в губку?

       Я вспоминаю физику и говорю:

       – Когда губка сжата, то и поры ее сжаты. А когда она расправляется, то поры ее раздвигаются и всасывают в себя все то, что находится вокруг.

       – Да, сынок, ты сейчас рассказал, как мы открываем в себе знания.

       – Подожди, подожди… Это как мы открываем в себе знания? – переспрашиваю я.

       – Давай это мы разберем попозже. Может, ты и сам увидишь, как открываются в нас знания, когда изучишь боль да от нее избавишься. А сейчас давай рассмотрим, как губка без сжатия впитывает в себя жидкость… Когда польешь на нее воду, то что с ней происходит?

       Кто-то берет губку, выжимает ее, кладет на стол и сверху поливает на нее водой. Вся вода впитывается.

       – А как еще губка может впитать? – спрашивает меня баба Аня.

       – Можно губку просто положить на сырое, и она тоже все впитает.

    Рисунок 1. Как человек открывает в себе знания, убирая боль
       Кто-то снова берет губку, насухо выжимает ее, наливает воду на стол и кладет на нее губку. Губка снова впитывает в себя всю воду.

       – А как она это делает?

       – Просто впитывает, и все.

       – По-другому говоря, впускает в себя жидкость. Так? – поправляет меня бабуля.

       – Да-а.

       – А дитя, когда изучает мир, что делает?

       – Впускает в себя окружающий мир.

       – Теперь тебе ясно, как дитя впитывает информацию об окружающем мире?

       – Да. Дитя берет за основу мысли окружающих и их развивает, строя свою жизнь.

    Впитать боль, чтобы изучитьее?
       – А дитя чей мир в себя впитывает?

       – Мир мамы и папы.

       – А в мире мамы и папы есть боль? – уточняет баба Аня.

       – Да. Есть.

       – А грязь можно считать болью?

       – Да.

       – Вода грязной бывает?

       – Бывает.

       – Дак когда мы губку кладем в грязную воду, то губка в себя впитывает что?

       – Именно грязную воду.

       – Так дитя впитывает в себя боль мамы и папы?

    Рисунок 2. Как дитя впитывает в себя боль
       – Да.

       – А для чего оно это делает? – заостряет мое внимание бабуля.

       – Ну, наверное, чтобы познать боль мамы и папы.

       – Может быть и такое. Но я хотела сказать другое…

       Тут наступает тишина, словно мой ответ застает всех врасплох. Я оглядываюсь вокруг и вижу, что деда Коля, как и раньше, сидит на своем прежнем месте. За разговором я и не заметил, как он пришел. Он оглядывает меня и чему-то тихо радуется.

       Мне это кажется странным, и я спрашиваю его:

       – Чему ты радуешься, деда Коля? У нас ведь не получается разговор.

       – Сынок, разговор-то как раз получается. И ты сейчас как раз отправляешься изучать себя без нашей силы. Этому я и радуюсь.

       Слова деда придают мне еще больше силы – я выпрямляюсь, сажусь поудобнее, и он задает мне следующий вопрос:

       – А для чего ты изучал боль мамы и папы?

       – Чтобы узнать свою боль.

       – Это как?

       – Когда я впитываю в себя боль мамы и папы, эта боль начнет создавать в моей жизни другие ситуации да такие, где я могу увидеть эту же боль, но только в себе.

       – Вот так тьма нас и водит за нос по просторам пустоты и безвыходности, на привязи и под тотальным присмотром. Скажи, когда ты впитываешь в себя мир мамы и папы, то ты знаешь, что вместе с тем ты впитываешь и боль родителей?

       – Нет.

       – Вот то-то и оно.

    Из мира реальности – в мир боли
       – Дак для чего дитя впитывает в себя мир родителей?

       – продолжает деда Коля.

       – Для того чтобы познать мир мамы и папы. Познать, в какой мир дитя пришло, какая его здесь жизнь ожидает.

       – А как это происходит?

       – Ну, например, я – грудной ребенок, только начинаю ползать. Натыкаясь на стул, я запоминаю его для себя именно таким, какой он есть, а не таким, каким мне его опишут мама и папа.

       – Так. А где здесь боль?

       – Ну, как же. Ведь когда я ползаю, то натыкаюсь на стул, на стены, на стол и ударяюсь. А боль мне так показывает форменность предмета, на который я натыкаюсь.

       – Хорошо. Давай для начала увидь, как ты сам ползал в детстве и как познавал окружающий мир.

       Я сажусь за столом поудобнее и вспоминаю, что со мной происходило в тот момент, когда я в младенчестве натыкался на предметы в доме. И рассказываю:

       – Вот я встаю на корточки. Мои руки и ноги меня не держат. Я утыкаюсь головой в пол.

       – Подожди, – останавливает меня деда Коля. – Когда ты уткнулся в пол лицом, то тебе было больно?

       – Нет. Мне было забавно. Пол тогда был, словно мягкая перина, и я точно окунался в нее с головой. Да мне это было приятно! И самому хотелось еще и еще уткнуться в пол носом.

       – Да это так. Мир тебя в тот момент оберегал и тебе показывал твою жизнь такой, какая она есть на самом деле. Это так. Но когда у тебя появлялась боль в исследовании мира?

       – Когда мама запустила мысль, что я ушибусь.

       – И что ты с это мыслью мамы сделал?

       – Впустил эту мысль в себя, чтобы познать, что это такое.

       – Та к… И как тебя встретил мир с этой мыслью?

       – Я наткнулся на угол ножки стула, и стул оказался твердым.

       – Ты ушибся при этом?

       – Да. Мне было больно, – с сожалением говорю я.

       – И что тебе эта боль показала?

       – Что мир мамы и папы кусается.

       – А что еще?

       – Что мир реальности, в который я пришел, и мир мамы и папы находятся рядом, да они – разные. И что мы, когда принимаем разрушительную мысль мамы и папы, делаем мгновенный переход из мира реальности в мир боли да разочарования.

       – Молодец. Тогда боль тебе показала, что есть мир реальности и есть мир боли, и что мама и папа живут в мире боли. И что когда появляется боль, то на мир реальности тут же накладывается мир боли. Так. А что еще показывала тебе боль?

       – Что в мире боли все жесткое, острое, твердое и больное.

       – А в мире реальности?

       – Мягкое и пушистое. Воздух, как вода, и я в нем купаюсь, только в нем нет сырости, и я остаюсь сухим. Пол, словно пружина, прогибается от моего падения и подхватывает меня. Стол играет со мной, когда я к нему подползаю: ножку свою приотодвигает, и мы играем с ним в ляпки. Стены когда я к ним подползаю, то они песнь какую-то поют, словно меня о чем-то предупреждают. А когда я натыкаюсь на них лбом, то они мягонько со мной бодаются… Этот мир оберегает меня и играет со мной… Забавно… Я в него обратно хочу вернуться.

       – Это возможно, сынок. Это мы тебе и предлагаем сделать, только для этого необходимо убрать без остатка боль со своей души и плоти.

       После этих слов деды Коли мне становится так тоскливо и обреченно из-за того, что меня не пускают обратно в мир любви и сладости, пока я не уберу из себя боль.

       Я отворачиваюсь от деда Коли и плачу.

    Как боль крутит нами
       А немного погодя начал искать выход из сложившейся ситуации и положительные стороны того мира, в котором я сейчас нахожусь. Да говорю:

       – Но ведь боль мне тоже сейчас помогает. Когда я натыкаюсь на стул, то я натыкаюсь на некую плотность, и в месте соприкосновения со стулом я впитываю в себя информацию о стуле через боль. Когда я натыкаюсь на препятствие, имеющее малое сопротивление, то информация записывается без боли. Ну, например, когда я ползу, то сопротивление воздуха настолько мало, что информация, которая записывается о воздухе, такая: он мягкий, текучий и никакого вреда не причинит.

       – Подожди, а когда информация записывается через боль, то, что тогда с тобой происходит?

       – Я понимаю, что в мире есть что-то, что оказывает мне сопротивление, ограничивает мое движение. И я задаюсь вопросами: какое оно? Может мне навредить или нет? Разрушит меня или нет? Как определить разницу между препятствиями? Боль пробуждает чувства, ощущения, заставляет думать: как жить в мире, где имеются препятствия.

       – А чем является для тебя ограничение?

       – Препятствием.

       – А что такое препятствие?

       – Это то, что мешает мне жить свою жизнь.

       – Дак чем оно тогда для тебя является?

       – Болью.

       – Хорошо. А этот же стул: чем он является для тебя, когда ты в мире реальности?

       – Другом.

       – И он стоит на твоем пути?

       – Нет. Он помогает мне познать мир, в который я пришел.

       – Так. А чем является для тебя вопрос: Может мне навредить стул или нет?

       – Пробуждением страха и ненависти к стулу.

       – Уже что-то, – вздыхает дедуля. – А чем для тебя является вопрос: Стул разрушит меня или нет?

       – Тоже пробуждает во мне страх и ненависть к стулу.

       – А чем для тебя является вопрос: Как определить разницу между препятствиями?

       – Это для меня является созданием условий для видения в себе ненависти, злости, гнева на препятствия.

       – По-другому говоря, видеть разницу агрессии на разные препятствия. Так. А как боль пробуждает в тебе чувства?

       – Я натыкаюсь на препятствие и чувствую боль.

       – Очень хорошо сказал: что боль пробуждает в тебе чувство тьмы и смерти. Это так. А когда ты был в реальном мире, то что ты чувствовал?

       – Ничего. Не чувствовал, мне там было просто хорошо.

       – А «хорошо», это что такое?

       – Чувство.

       – Чувство чего?

       – Жизни, – с удивлением для себя отвечаю я.

       – Так. По-другому говоря, в мире реальности мир в нас пробуждает чувство нашей Жизни, а в мире боли мир пробуждает в нас чувство смерти и тьмы. А чем является для тебя дума? – неожиданно поворачивает ход разговора деда Коля.

       – Странный вопрос. Дума есть дума, как ее еще назовешь.

       – Хорошо. А что ты делаешь, когда ты думаешь?

       – Развиваю мысль.

       – А чью мысль?

       – Свою. Чью же еще!!?

       – А ты сейчас – это кто?

       – Сука, козел, – с удивлением для себя выходит у меня изнутри.

       – Дак чьи это мысли?

       – Суки и козла.

       – Ху-у, – выпускает из себя дедуля и продолжает дальше: Это мысли чужие, чужеродные, мысли тьмы и смерти, да полчища тьмы. Дак чьи ты мысли сейчас развиваешь?

       – Этих тварей, которые сидят во мне.

       – Дак, что ты делаешь, когда думаешь?

       – Развиваю их же мысль.

       – Так. А когда ты в реальном мире, то, что ты делаешь?

       – Я мыслю, – отвечаю я, и тут же мой ответ меня же вводит шок.

       – Дак что мы делаем, когда мы думаем?

       – Создаем условия для того, чтобы в нас зародилась новая боль.

       – Можно это же сказать, что когда мы думаем, то развиваем мысль чужеродную и этим отдаем силы жизни тьме?

       – Нет. Мы только развиваем их мысль и все, – отвечаю я.

       – Ладно. Что ты делаешь, когда развиваешь чужеродную мысль?

       – Просматриваю, что мне делать дальше? Как мне поступить? Что может быть со мной, когда я это сделаю? Стоит ли мне это делать или нет? А это мне необходимо или нет? Смогу я это сделать или нет?

       – Так. А что такое: что мне делать дальше?

       – Растерянность.

       – А растерянность это что такое?

       – Боль.

       – Уже лучше. А что такое: как мне поступить?

       – Тоже растерянность… и даже паника, – утверждаю я.

       – А паника это что такое?

       – Боль.

       – А что такое: что со мной может быть, когда я это сделаю?

       – Наворот. Пока я этого не сделаю, я не смогу увидеть то, что может быть со мной. А когда я делаю это, то знаю, что мне это необходимо, – рассуждаю я.

       – А наворот, это что такое?

       – Боль. Это то, что я надумал. И этой мыслью сам себе создал новую боль.

       – Так. А что такое: стоит ли мне это делать или нет?

       – Сомнение.

       – А сомнение это что такое?

       – Боль.

       – А что такое: это мне необходимо или нет?

       – Метание из стороны в сторону. Я не могу сделать выбор и определиться в своей жизни.

       – А это что такое? – стоит на своем деда Коля.

       – Тоже боль… которая ведет меня в тупик… в лабиринт… в никуда.

       – Молодец, сынок, – поддерживает меня дедуля и спрашивает дальше: А что такое: смогу я или нет?

       – Неуверенность в себе.

       – А это что такое?

       – Тоже боль.

       – Дак что мы делаем, когда мы думаем?

       – Наворачиваем одну боль на боль другую.

       – А что ты делаешь, когда ты мыслишь?

       – Тоже развиваю мысль.

       – А чью?

       – Мысль Жизни, свою мысль.

       – А что ты делаешь, когда развиваешь свою мысль? – доводит мысль до конца деда Коля.

       – Ищу возможность, как однозначно это сделать.

       – Так. Дак что делает боль, когда она толкает тебя на то, чтобы ты стал думать о своей жизни?

       – Думами она уводит меня от моей же жизни к самоуничтожению и постепенному разрушению своей жизни.

       – Иначе говоря, к твоему бездействию или действию по кругу. Боль заставляет нас топтаться на месте или бешено метаться по кругу, как белка в колесе. Или, как говорили наши предки: «Боль заставляет нас думать о том, как нам попасть в лабиринты смерти, и загоняет нас в безвыходные положения, когда выход находится рядом, только мы его не видим, так как боль собой застилает нам глаза». Это ясно?

       – Да. А когда мы находимся в боли, то мы ищем путь, как сбежать от нее или избавиться, а не как ее убрать… – говорю я с радостью.

    Как рождается душевная боль
       – Мы разобрали, что такое боль и что делает с нами физическая боль. А сейчас давай посмотрим: что делает с нами боль душевная?

       – Не знаю… – с тяжестью на душе отвечаю я.

       – Давай посмотрим, что такое обида?

       – Боль.

       – А злость – это что?

       – … Боль.

       – А какая боль?

       – Душевная.

       – А как она образуется?

       – Я впитываю в себя чужую мысль.

       – Еще…

       – Ну, я не знаю…

       – А что ты чувствуешь, когда ты натыкаешься на предмет?

       – Физическую боль.

       – И только?

       – Нет, что-то еще.

       – А что еще?

       – Другую боль.

       – Какую?

       – Душевную…

       – Так. А какую душевную боль?

       – … не знаю.

       – Ладно. Как ты видишь, страх – это боль?

       – Нет. Это то, что предостерегает и оберегает.

       – От чего?

       – От другой боли.

       – Это как?

       – Натолкнувшись на препятствие один раз и сделав себе больно, ты уже знаешь, что в мире есть препятствия, которые могут тебе навредить, и потом передвигаешься уже осторожнее.

       Тут деда Коля надувается, как пузырь, и говорит, точно молотом бьет по наковальне:

       – Это ты сейчас сказал, что такое знание смерти и знание тьмы, да что такое осторожность!!! Но для чего тебе необходим страх?! Да что он тебе дает?! – ты не сказал!

       – Что мне дает страх?… – задаю я вопрос сам себе. – Наверное, благодаря ему я приобретаю качество, которое мы называем осторожностью.

       – А что такое знание смерти и тьмы да сама осторожность для тебя?

       – Знание о том, как и что делать нельзя и предостережение об опасности.

       – А что это такое? – настаивает на своем деда Коля.

       – Ограничение.

       – А ограничение что такое?

       – Боль.

       После этих моих слов деда Колю, словно что-то отпускает, и дальше он продолжает ровным голосом:

       – Да. Наши ограничения? – это опыт, приобретенный нами живя в мире боли. Это то ограничение, которое обрезает нас от наших знаний жизни, от нас самих и от самой нашей жизни. Так мы становимся рабами, а не хозяевами сами себе и своей жизни. Опыт создает условия, чтобы мы рвались к свободе и забыли о воле. Чтобы мы жили в постоянной борьбе с ветреными мельницами и с мыльными пузырями, да страдали и мучались без повода и по поводу. Так. Это вначале, а что потом?

       – Ничего, кроме того, что боль связывает меня и не дает мне действовать.

       – Ладно. Тогда как рождается душевная боль?

       – Она рождается, когда я познаю мир и впитываю в себя всю информацию о нем.

       А деда Коля добавляет:

       – Впитываешь из того, что есть в мире боли…

       Тут все оживляются. Баба Аня запевает, тетя Наиля снимает свой платок с плеч, поднимает его за спиной и, приплясывая, да приглашает деда Колю плясать.

       Я чувствую себя превосходно. Вмиг наполняюсь силой. Ощущение, что сейчас без рогатины смогу медведя завалить. И, немного поразмяв свои кости, присоединяюсь к старикам. А они резвятся, как могут! И я ловлю себя на мысли, что меня это не удивляет! В плясе я пытаюсь изобразить нечто подобное им, но чувствую, что мне что-то мешает.

    Мастер-класс Стариков по движениям
       И баба Аня, заметив, что я начинаю раздражаться, искусно притормаживает веселье и постепенно переводит его в разговор. Да спрашивает меня:

       – Сынок, тебе что-то мешает плясать?

       – Да, мешает. У меня такое чувство, что мои движения что-то сковывает.

       – А как ты видишь, что бы это могло быть?

       – Наверное, боль.

       – Совершенно верно – боль!..

       Тут все садятся вокруг стола, и баба Аня продолжает разговор:

       – Сынок, а тебе охота так двигаться?

       – Как так?

       – Как? Как?… Как мы, – передергивает меня баба Аня.

       – Да, – скромно отвечаю я.

       – А как ты мыслишь, ты это можешь?

       – К сожалению, нет.

       – Скажи, а что ты делал вчера, когда пришел к нам?

       Я напрягаюсь, вспоминаю, но ничего не припомню.

       – А что я вчера делал? Я ничего не помню.

       – Вчера мир пригласил тебя к себе в гости. И ты вошел. Да не просто вошел, а сам участвовал в хороводе реального мира – мира живых, мира благодати, мира Лада. Ты резвился вместе с ним, даже летал! Мир показывал тебе свои необъятные владенья. А как ты видишь, отчего ты там тогда мог двигаться, а здесь нет?

       – Я не знаю, отчего так было вчера. А сегодня я плохо двигаюсь, потому что тело мое физически не развито. Вы-то, наверное, каждый день в этом упражняетесь!..

       И вдруг деда Коля в одно мгновение встает, бежит по полу. Потом по стене! по потолку! обратно по другой стене! и, сделав круг, возвращается на место.

       Я, оторопев от увиденного, таращу на него глаза и, чуть дыша, бубню себе под нос:

       – Не может быть!!! Не может быть!!! Нет, этого не может быть!!!

       А баба Аня с тетей Наилей смотрят на меня такими же очумелыми глазами и передразнивают меня:

       – Не может быть! Не может быть! Деда Коля, ущипни меня, я, наверное, сплю! Я сплю-у-у! Это сон!

       И от смеха надо мной валятся на скамейки. А деда Коля еле слышно говорит:

       – Ты хочешь так научиться?

       Еще не успокоившись от такого зрелища, я вскакиваю. Глаза – все еще навыкате. Говорю, но уже без одышки:

       – Да! Хочу!! Очень хочу!!! Очень, очень сильно хочу!!!

       Бабки поднимаются с лавок, а деда Коля их спрашивает:

       – Ну, что, бабки, научим его так двигаться?

       А они, словно сговорившись, отвечают в один голос:

       – Такого упрямого?!! Такого упертого?!! Не знай!! Не знай!

       – Я буду слушаться вас! – умоляю я их. – Все, что скажите, буду делать!

       А деда Коля говорит:

       – Ну что ж, проверим?

       – Проверим! Проверим! – в один голос отвечают ему бабки и дальше спрашивают деда Колю также хором и очень важно, словно делают мне одолжение:

       – Ну что ж, начнем?!

       – Начнем, – проговаривает деда Коля.

       – Ну, теперь держись! – угрожают мне и смотрят на меня колючим да игривым взглядом бабки.

       Я приободряюсь и с игривостью принимаю вызов стариков. И уверенным да твердым голосом отвечаю:

       – Держусь!

       Деда Коля делает жест, словно берет в руки свиток и торжественно зачитывает условия нашего соглашения:

       – Для того чтобы научиться так двигаться, необходимо научиться слышать, в первую очередь, самого себя и того, кто находится в тебе! Принимается?!

       – Да! – отвечаю я так, словно принимаю клятву.

       – Так!.. Дальше! Необходимо быть предельно внимательным как к окружающим, так и к себе! Принимается?!

       – Да! Принимается!

       – Дальше! Прикладывать к себе, к своей душе информацию, которую мы тебе даем! Принимается?!

       – … П-при-инимается! – чуть не захлебнувшись слюной, произношу я гордо и торжественно.

       – Дальше! На вопросы, которые мы тебе задаем, выпускать ответ из себя и называть имена тех, кто тобой в этот момент управляет! Принимается?!

       – Да, принимается выпускать из себя то, что идет, даже злость или принятые мной решения!

       Деда Коля удивляется этому моему ответу, и дальше его голос как-то стихает. Но он продолжает говорить, хоть и с оглядкой на меня:

       – Пропускать звуки, слова, мысли и движение мира через себя! Принимается?!

       – Да!

       – Задавать себе вопросы и выпускать из себя ответы!

       – Принимается!

       – Освобождаться от злобы, гнева и ненависти!

       – Да!

       – Очищать плоть и душу от любой боли, что в тебе есть!

       – Принимается!

       – Раскрывать в себе жизненные силы и открывать в себе свои возможности, а они безграничны!

       – Принимается!

       – Принимать то, что на первый взгляд кажется невозможным – только возможным!

       И тут я выдыхаюсь…

       – Нет!!! Этого я принять не могу! Вы, порой, делаете то, что меня пугает, или нечто такое, что моему уму непостижимо. А это меня сбивает с толку.

       Деда Коля, смеясь, поддевает меня:

       – Бабки, у него штаны кончились! Да и порох в пороховницах!

       Это меня цепляет. И очень больно. И я кричу:

       – Нет! То, что я иной раз делаю в штаны, не говорит о том, что я сдался!

       А дед, подзадоривая меня, продолжает в том же тоне:

       – А что же тогда?! Ты струсил?!

       И смеется! Да так раскатисто, что стены дома дребезжат и стекла из рам вылетают!

       – Он струсил! Ха-ха-ха! Он струсил! – передергивают меня баба Аня и тетя Наиля.

       Я не выдерживаю такого напора и ору во весь голос, сколько есть сил:

       – Принимаю! Принимаю! Вы слышите меня, я принимаю вызов!

       А у самого слезы идут, дыхание учащается, и сердце стучит – вот-вот выскочит.

       Дед замолкает и смотрит на меня какими-то идиотскими глазами, словно не понимает, что здесь происходит. И спрашивает бабок:

       – Вы что-нибудь увидели: что здесь сейчас произошло?

       – Нет. Мы и не сомневались в нем.

       – И я не сомневался. Сынок, а с чего ты взял, что мы тебе не верим?

       – Я не говорил, что вы мне не верите.

       – А-а-а… Значит, это мне показалось. Бабки, значит и вам это показалось, – строго говорит дед и перекрещивается смеха ради. А те, как мышата в клетке перед хозяином, вытягиваются, виновато прищуриваются и тоже перекрещиваются, кивая головой: мол, мы все поняли, больше так не будем.

       – Нам послышалось. Померещилось, – говорят.

       Пошутив немного, мы все усаживаемся на свои места.

    Как развитие душевной боли ограничивает плоть
       И деда Коля осторожно меня спрашивает:

       – Ты готов дальше к разговору?

       – Да. Пожалуй.

       – Прекрасно. Итак, то, что мешает тебе двигаться так, как я – это боль?

       – Да.

       – Хочешь от нее избавиться?

       – Да!

       – Чтобы ее убрать, необходимо знать, что такое боль, как она рождается, как развивается, необходимо увидеть ее проявления и повадки.

       – Как охотник? – спрашиваю я. – Ведь он вначале изучает жизнь зверя, затем выслеживает его, а только потом убивает.

       – Да, почти так же, только не совсем. Охотник принимает дары природы, чтобы жить, точно так же, как и ты убираешь боль, чтобы жить. А внешне смотрится, что он убивает. И при том заметь: охотник принимает в дар не каждого зверя подряд, а только некоторых, чтобы не нарушать баланс развития животного мира, установленный природой, тех, которым одаривает его природа. А ты убираешь и необходимо убирать каждую боль так, чтобы она больше не возвращалась к тебе. Это ясно?

       – Да.

       – Ты знаешь, что такое боль?

       – Конечно.

       – И что это такое?

       – Это чужеродные мысли и их развитие, а они уже, так или иначе отражаются на нашем теле, в наших душах, делах, действиях, мышлении, в образах, в отношениях и во взаимодействии между живыми.

       – Так… а как она развивается?

       – Да… знаю я.

       – И как же?

       – Когда мы злимся, обижаемся, думаем, развиваем мысль чужую…

       – Еще раз. Как развивается душевная боль?

       – Нет. Не знаю, – растерянно и обреченно говорю я.

       – Давай разберем любой пример. Какой ты хочешь?

       – Даже не знаю, какой предложить.

       – Хорошо. Что сейчас с тобой происходит?

       – Идет злость.

       – На кого?

       – На тебя, бабу Аню и тетю Наилю.

       – Так. А за что идет на нас злость?

       – За то, что вы загнали меня в угол и выжали из меня признание того, что я не могу признать.

       – Давай вначале разберем слово «не могу». С каким событием в твоей жизни связано его проявление?

       – С тем моментом, когда мама заставляла отца копать огород.

       – Тогда отец сказал это слово?

       – Да. Он говорил: «Я не могу копать огород, у меня болит спина, так что копай сама».

       – Это слово показывает боль?

       – Да, показывает.

       – Вот мы и нашли одну душевную боль, которая берет начало с другого события. Так?

       – Хм-м… Да, – ухмыляюсь я.

       – Дальше. Вспомни, где ты находился, когда я оказывал на тебя давление?

       – За столом.

       – А ты сказал, что мы загнали тебя в угол. Так?

       – Точно.

       – Твои слова о том, что мы загнали тебя в угол – это боль?

       – Да, наверное.

       – Гд е она родилась? В каком событии?

       – Однажды в каком-то помещении мальчишки зажали меня в угол: требовали, чтобы я признал, что я зассыха…

       – Вот вторая душевная боль. Следующее слово «выжали» – это боль?

       – Нет. Это лексикон.

       – А какой образ несет это слово?

       – Сжатие, давление, насилие…

       – А это боль?

       – Да… боль.

       – Откуда она берет свое начало?

       – С моего рождения: когда мама меня хотела сдавить, задушить, когда я выходил на этот Белый Свет.

       – Вот и нашли третью душевную боль. Слово «признание» – это боль?

       – Да. Это боль. Как-то вы с бабкой Тамарой так зажали меня в тиски своими насмешками, что жить насрать стало. Этими насмешками и выжали из меня признание, что у меня есть боль.

       – Та-ак. Вот четвертая душевная боль. Давай посмотрим, что ты чувствовал, когда я оказывал на тебя давление? – спрашивает меня дедуля.

       – Боль в груди.

       – Еще…

       – Что меня что-то душило.

       – Так, еще.

       – Меня всего сжало, хотелось свернуться в клубок, и все.

       – Что это была за боль в груди?

       – Обида, злость на вас.

       – Так, а она откуда берет свое начало?

       – С детства.

       – С какого события?

       – … мама меня колотит в порыве злости за то, что я реву и не могу успокоиться.

       – Вот пятая душевная боль. А ощущение, что тебя что-то душит, где родилось?

       – Тоже в детстве: мама любя прижала меня так, что я чуть не задохнулся.

       – Шестая душевная боль. А что с тобой случилось, когда тебе захотелось свернуться в клубок?

       – Меня свернула боль.

       – Какая боль?

       – Мне захотелось отомстить вам.

       – Она откуда идет?

       – Изнутри меня.

       – А с какого события?

       – … я в утробе матери и отца. Мама пошла в магазин за мылом. Тогда с мылом было плохо: в магазине была большая очередь. Мама попросила пропустить ее без очереди, но ее не пустили, да еще обругали и обозвали. И маме стало очень тяжело. На улице было жарко, она плохо переносила жару и упала в обморок. А когда в больнице пришла в себя, решила отомстить мужику, обидевшему ее в магазине.

       – Так, седьмая душевная боль. Что тебе еще хотелось сделать, когда я создал на тебя давление?

       – Поколотить вас и сбежать.

       – Только это?

       – Да.

       – А это боль?

       – Да.

       – И что ты решил в этот момент?

       – Скрыться, сбежать, укусить тебя…

       – Что еще? – стоит на своем деда Коля.

       – Ничего.

       – Сейчас давай посмотрим, с какого события берет начало решение сбежать?

       – С рождения.

       – Что тогда с тобой произошло?

       – Мама решила избавиться от меня при родах и зажала родовой проход. Мне стало страшно, и я решил сбежать, вырваться из маминого плена.

       – Это следующая душевная боль. А во время какого события родилось решение поколотить?

       – … мама кормит меня грудью, а молоко не идет. Я маме об этом по-своему говорю, а она меня колотит по заднице и причитает: «Да чем я провинилась перед Богом, что мне послано такое наказание?»! И тычет меня в свою грудь, как котенка носом в его дерьмо.

       – Так, это тоже душевная боль. Дальше. С какого события берет начало решение скрыться?

       – Мама меня пеленает в роддоме. Мне от этого больно, и я размышляю: мне будет лучше, если я сейчас скроюсь. Мама меня не найдет, успокоится, и тогда я к ней вернусь.

       – И это душевная боль. А решение сбежать откуда?

       – Это решение тоже родилось в детстве, когда пьяный отец лупил меня непонятно за что.

       – И это душевная боль. А укусить?

       – Тоже из детства. В детском саду меня наказала воспитательница ни за что. Луизка сперла с праздничного стола конфетку, а свалила все на меня. А я, как дурак, взял ее вину на себя. Мне тогда от злости сильно захотелось укусить воспитательницу, тем более что она – моя старшая сестра.

       – Так… и это душевная боль. А какой ты ощущал запах, когда я поддевал тебя?

       – Никакого… Подожди, подожди. Запах чего-то тухлого, но запах очень слабый, чуть заметный.

       – Еще?

       – Все.

       – А этот запах – боль?

       – Да, боль. Она напоминает мне отравление газом. Мама, когда была беременной, однажды готовила поесть и отравилась газом.

       – Вот еще душевная боль… И как эта «компания» душевной боли повлияла на твою физическую плоть?

       – Не знаю… Но у меня появился страх, когда я представил в себе всю эту свору боли.

       – Это сейчас, а тогда, когда я на тебя нападал?

       – Меня буквально всего сворачивало в клубок, во всем теле было сильное напряжение. Что-то мне не давало вас поколотить…

       – По-другому говоря, эта душевная боль ограничила твои движения, связала тебя, даже скрутила вопреки твоему желанию. Так?

       – Конечно.

       – А когда ты увидел эту боль при разборе, то, что с тобой происходит? Да что случилось с болью?

       – Боль разбежалась в разные участки моего тела.

       – И что тогда с плотью произошло?

       – Ее немного отпустило.

       – Теперь ты увидел, как боль тормозит, даже ограничивает движения твоей плоти?

       – Да.

       – А мы еще с тобой не разобрали, что ты в действительности сделал в этой ситуации. Рассмотрели только частичку того, что делает с тобой душевная боль, как она порабощает тебя, когда ты ее не убираешь. Ну, что, раб, ты увидел своих рабовладельцев?

       – Да.

       – Дак кто с тобой вытворял то, что хотел?

       – Огромная куча боли.

       – А точнее, это был сговор боли, которая есть внутри тебя. Скажи, а что она получает от того, что управляет тобой?

       – Силу от моих эмоций, от моих действий. Благодаря этому боль во мне живет и развивается.

       – Ну, не совсем так, но примерно. И что же ты сделал, когда я на тебя надавил?

       – Я остался здесь.

       – Совершенно верно. И что это значит?

       – Что я все-таки хочу понять, что со мной на самом деле происходит, что вы делаете, как вы живете, и мне хочется жить так же.

       И после этого мы со стариками дружно соглашаемся с тем, что разобрались в произошедшем со мной, да мягко разваливаемся по лавкам.

    Мастер-класс Стариков на грядках
       Деда Коля, видя, что мы все выжатые, как лимоны, предлагает:

       – Ну что, молодежь, разомнем свои кости: прополем грядки в огороде и пойдем дальше?

       Все как засмеются, в знак согласия кивают головами и под пение бабы Ани отправляются в огород.

       – Ну, командуй, хозяйка! Какие грядки полоть, какую траву выдирать, какую оставлять, – говорит придирчиво тетя Наиля.

       А баба Аня, не мешкая, распоряжается:

       – Дед, ты знаешь, где у нас скотина?

       – Так… – в ответ тянет деда, – смутно. Склероз память еще полностью не отшиб.

       – Мы сейчас станем полоть грядки да траву собирать в кучи, а ты эти кучи таскай в хлев – скотину корми, да напоить ее не забудь.

       – Хорошо, госпожа, стану делать!

       – Ну, а вы – айда со мной грядки полоть. Да смотрите: сорняк с корнем выдирать! Чтобы деду потом не перекапывать, – обращается к нам баба Аня.

       Тетя Наиля вытягивается в струнку, прикладывает к голове руку и говорит:

       – Есть, товарищ атаман в юбке!

       Я стою и удивляюсь, как ловко они распределили: что кому делать, и еще изображают безоговорочное повиновение хозяйке! Но баба Аня меня быстро отрезвляет:

       – А ты что – уже устал? Или тебе еще раз повторить, глухая тетеря!?

       Я смеюсь и быстро подключаюсь к прополке грядок, которые показывает мне баба Аня.

       И тут – странная вещь! У меня не получается полоть траву! Корни так крепко схватились за землю, что я и так, и эдак их дергаю, а они – не вылазят! Смотрю на бабок: а они очень ловко управляются с ними: не напрягаясь, словно играючи. Ощущение такое, что сорняк у них сам из земли вылетает, взрыхляя за собой землю. Тут я аж сел от удивления:

       – Ничего не пойму! Как вы так их полете?

       – Очень просто, – отвечают мне бабки. – Мы знаем, как устроен этот сорняк. Мы его специально с осени оставляем, подкармливаем навозом и перегноем, чтобы он силы набрал. Да наказываем ему, чтобы он глубоко в землю свои корни пустил. А по весне, вот как сейчас, мы приходим и говорим ему: «Все, сорняк, твое время вышло, вылезай да землю за собой разрыхляй!» Вот он и выпрыгивает сам из земли. Да смотри: какая земля рыхлая после этого стает, и лишней влаги нет. Сорняк землю разрыхлил – так что после этого и копать нет необходимости, да еще питательных веществ добавил, а навоз и перегной перемешались. Вот здесь станет расти морковь, здесь – лук, там – зелень. Ты посмотри: и сорняк везде разный. В природе каждое живое во Вселенной создано для того, чтобы помочь человеку творить свою жизнь и выполнить свою первоначальную задачу да свое первоначальное предназначение, с которыми человек пришел на этот Белый Свет.

       А у меня в это время рот раскрывается и обратно уже не закрывается, пока баба Аня все это говорит. Оказывается, все так просто!

       Я рою руками грядку там, где уже пропололи бабки. К моему удивлению, земля там разрыхлена сантиметров на десять-пятнадцать, и мягкая – как пух! Проверяю и сорняк на грядках – везде разный. Все, что сказала баба Аня, подтверждается. Я поражаюсь. И странно то, что у меня нет никаких вопросов. Какое-то необычное состояние…

    Сорняк показывает, как боль сковывает нашу душу
       Деда Коля подходит ко мне и говорит:

       – Что, не получается, как у них?

       – Нет, не получается. Они знают какой-то секрет, а мне его не говорят.

       – Они тебе его уже сказали, но ты их слова мимо ушей пропустил. Вот так ты и боль в себе пропускаешь да с большим трудом ее из себя изгоняешь, точно так же, как сорняк. Посмотри вон на ту грядку с луком. Видишь, как сорняк начинает вредить и разрушать лук?

       – Да, но отчего это происходит?

       – Прошлой весной мы решили эту грядку не пропалывать, чтобы посмотреть, что потом с ней станет, – говорит и отводит меня на разговор деда Коля. – И вот – результат налицо. Сорняк полностью заглушил лук, и он переродился, стал мелкий и гниет. А земля на грядке плотная: сорняк ее сковал.

       – Подожди! Как это: боль точно так же, как сорняк? Что боль так же, как сорняк, зарождается, развивается и размножается?

       – А для чего по-твоему природа создала сорняк?

       – Для того чтобы показать нам, как наша боль сковывает нас и не дает нам двигаться.

       – Так. А боль в природе есть?

       – Нет.

       – Так откуда она тогда в нас взялась? – с ехидством спрашивает меня деда Коля.

       – Мы ее сами создали.

       – А каким образом создали?

       – Тем, что стали развивать чужую мысль: мамы, папы, бабушки, дедушки, соседей, родственников, друзей, учителей, воспитателей, да много кого…

       – Да, это так… И до того дошло, что совсем забыли про мысль свою… Да более того стали опираться на чужие мысли и строить свою жизнь по их мысли, обрезая себя от реальности, – говорит деда Коля и задумывается.

    Боль, изучая человека, создает в нас опыт
       Тут, воспользовавшись паузой, я задаю деду Коле вопрос:

       – А как тогда быть с тем, что боль включает наш головной мозг, видение, слышание, толкает нас на какие-то действия, да открывает в нас знания как можно и как нельзя поступать.

       – Очень интересное высказывание, – дивится деда Коля и смеется. – Вот таким образом мы и загоняем себя в тупик и безвыходность… С такими мыслями мы никогда не уберем боль и тогда она станет нам необходима. Посмотри, что на самом деле происходит? Что с тобой происходило тогда, когда ты начинал ползать?

       Я вспоминаю… Однажды, когда мама посадила меня на землю, то головной мозг предупредил меня о том, что земля твердая, неровная. И я отвечаю деду:

       – Головной мозг предупреждает тело об опасности.

       – Это как?

       – Ну, например, когда дитя садят на землю, то головной мозг в очень короткий промежуток времени собирает информацию о препятствии и передает ее телу: земля твердая, неровная… И тело, получив эту информацию, становится вязким и текучим.

       – Так. А причем здесь боль?

       – Ну, как же? Когда я, маленький, сажусь на пол, то мне становится больно и я через боль собираю информацию о том, что пол твердый.

       – «Вот это да!» – сказал Дарвин и нарек это познанием жизни через боль. А разве тебе было больно, когда ты в первый раз сел на пол?

       – Нет.

       – А что тогда произошло?

       – Я просто собирал информацию о поле через тело.

       – Это уже поближе. А как это происходило?

       – Когда я садился на пол, то мое тело сталкивалось с препятствием и оно ощупывало, знакомилось с ним. А тело уже передавало информацию о поле головному мозгу.

       – Дело в том, что когда у нас встречаются препятствия, то мы искусственным образом, запуская мысль о препятствии, сами создаем себе боль. А в твоей ситуации, что было?

       – Я садился на пол, и мне не было больно… Тело само обтекало поверхность пола и этим собирало информацию о форме пола, а затем передавало ее головному мозгу.

       – Так. Когда ты садился на пол, то плоть была мягкой и гибкой. Плоть обнимала пол, насколько у нее была возможность. Да таким образом общалась с полом, собирая информацию о форме пола и ее плотности. Так. А как в этой ситуации открывалось твое видение?

       – Не знаю, – в замешательстве отвечаю я.

       – А ты в этот момент видел пол?

       – Да.

       – А как?

       – Глазами… – и немного подумав, продолжаю: телом. Пол мне через тело раскрывал, что и как. И я увидел, насколько силен пол, что он выдерживает меня, не ломается.

       – Так. Это ты уже раскрыл знания о деревянном поле. А как ты в этой ситуации открывал слышание?

       – … не знаю… Я, конечно, слышал, что вокруг творилось, но как пол мне в этот момент говорит… Нет.

       – А как ты мыслишь, пол тебе что-нибудь говорил?

       – Да, – неожиданно сам для себя отвечаю я. И сразу приходит другая мысль: не может такого быть.

       – Дак говорил тебе пол, когда ты на него садился или нет?

       – Говорил.

       – А что говорил?

       – Как мне садиться на пол, и мое тело слышало его да садилось так, чтобы мне и полу было хорошо.

       – А чем ты его слышал?

       – Телом.

       – Хорошо. А при этом ты действовал? – решительно спрашивает меня деда.

       – Да.

       – Как?

       – Я исследовал пол.

       – И что тебя направляло на это действие?

       – Знание, видение, слышание.

       – И причем здесь боль? – с упреком спрашивает меня деда Коля.

       – Не причем.

       – А когда ты садился на пол с болью?

       Я на миг задумываюсь и вижу ситуацию, когда я только начал ходить да это увидела мама:

       – Когда мама меня пожалела, что я могу упасть, и у нее возникла мысль: «Ой, сейчас упадет!», я естественно со всего размаха и упал да приземлился больно на попу.

       – И откуда появилась эта боль?

       – С мысли мамы, что мне будет больно, когда я упаду на пол.

       – И что в этом случае делает боль?

       – Собирает знания об опасности.

       – А откуда боль собирает знания об опасности?

       – С места соприкосновения тела с полом. Мое тело от мысли мамы в это время сжимается, и тело становится жестким, да я камнем падаю на пол, набив себе синяки да шишки.

       – Вот так боль и собирает ОБРАЗЦЫ СОСТОЯНИЯ боли, и знания об угрозе плоти при соприкосновении с полом. Отсюда впервые возникает страх падать. И что происходит с тобой, когда ты в другой раз падаешь на пол?

       – Я уже падаю с опаской, зная, что пол мне может сделать больно.

       – По-другому говоря, твоя голова берет из жизненного опыта образцы предметов, оценивает их свойства боли, сравнивает их по боли, полученной из прожитой жизни, и в случае необходимости предупреждает плоть об опасности. Так?

    Как плоть попадает в рабство боли
       Тут деда Коля берет нож и продолжает:

       – Вот, например нож. Этот предмет может причинить боль, и плоть, взаимодействуя с ним, уже делает выбор – причинять себе физическую боль или нет. А это уже опасение, так?

       – Подожди, подожди. Не хочешь ли ты сказать, что мое тело сделало неправильный выбор, когда я упал повторно на пол и отбил себе задницу?

       – Нет, твои плоть и голова здесь не причем – они вольны. И голова информирует плоть вовремя, – четко проговаривает деда Коля.

       – Тогда в чем секрет?

       – В боли.

       – Это как понять?… Причем здесь боль?

       – Очень просто. Плоть, когда делает выбор сделать то или иное действие – мыслит. А как можно получить полные знания, когда на пути мысли стоит боль?

       – Никак, – отвечаю я и сразу же вспоминаю один эпизод из своей жизни. – Как-то мама послала меня в магазин за хлебом. И когда она объясняла мне, какой необходимо взять хлеб и сколько, я, подходя к ней, запнулся, и мне стало больно пальцам ног. В этот момент я перестал слышать маму: все мое внимание было полностью поглощено болью. Потом мама сильно ругалась, что я ее не слушаю и не смотрю под ноги.

       – Вот так боль не дает плоти сделать необходимый для нее выбор, да этим выбор подменяет на выбор без выбора. Так плоть попадает в рабство боли. Теперь ясно?

       – Да-а.

    Как сорняк готовит почву для культурных растений
       – С этим разобрались. Теперь давай вернемся к боли и сорняку. Боль умертвляет человека и он останавливается. С каждой каплей боли жизнь покидает человека. Боль заставляет его думать, метаться, как белка в колесе, и набирать боль повсюду. А как тогда сорняк готовит почву для культурных растений, ведь он тоже губителен для них?

       – Не знаю… – с глубинной тяжестью говорю я.

       – Смотри. Раньше на Матушке Земле еще растений, необходимых нам, не появилось. А у растений в других воплощениях боль была?

       – Я не знаю… Наверное нет.

       – Тогда и на грядках сейчас не было бы сорняка.

       – Дак, что получается, сорняки – это боль растений?

       – Да. Точно так же, как и у тебя. У тебя была боль до этого твоего зачатья?

       – Да. Была. Но причем здесь я и сорняк?

       – Сорняк – это боль. Матушка Земля до того, как растениям появиться на ней, является для них зеркалом. И растения, воплощаясь на земле, видят в ней ней свою боль из прошлых воплощений. Точно так же, как и ты, выбирая себе своих родителей и семью, в которую тебе необходимо прийти, ты видишь в них свою боль. И именно твоя боль на тот промежуток времени тебе показывает, куда тебе необходимо прийти. Или я тебе вру?

       – Нет, не врешь. Я выбирал себе родителей и семью именно по своей боли, чтобы родители могли мне помочь увидеть и убрать ту боль, которая была у меня до зачатья.

       – Хорошо. Дак ты увидел, как сорняк готовит почву для растений?

       – Нет еще. Мне не совсем ясно. Ведь мы убираем сорняк с грядок, а не с самих растений.

       – Верно, а скажи, когда ты пришел в семью в новой родительской семье, то в тебе была боль?

       – Нет, не было. Я был чист.

       – Так. А куда тогда она делась с прошлых твоих воплощений?

       – Не знаю… Наверное со мной Создатели что-то сделали.

       – Именно так, но что они сделали? – настаивает на своем деда Коля.

       – При моем новом воплощении они дали мне еще один шанс прийти на землю и начать все с чистого листа.

       – Хорошо-о. Вот и мы сорняк убираем с грядки точно так же, как Создатели убирали боль из нас перед нашим зачатьем. Так мы создаем условия для растений, чтобы они получили еще один шанс прийти на Матушку Землю без боли, – соглашается со мной дедуля.

       – Мы освобождаем грядки от сорняка и садим на этом месте растения, которые помогают нам жить. А уже потом человек, вмешиваясь в жизнь растений, создает условия так, чтобы растение получило новую боль и впустило боль с прошлых жизней, – заканчиваю я мысль деда Коли.

    Сорняки показывают нашу боль
       – А что затем происходит с болью?

       – Убираешь боль и приобретаешь знания Вселенной, этим развиваешься сам и выполняешь свою первоначальную задачу.

       – А что происходит с нами, когда боль остается в нас?

       – Когда мы оставляем боль в своей душе и теле, она начинает брать над нами верх, и происходит то же самое, что на той не прополотой грядке.

       – Это как? – с удивлением и задором спрашивает меня деда.

       – Все очень просто. Давай рассмотрим боль, как сорняк, – копируя деда, говорю я.

       – Давай. Тогда душу и тело человека мы можем условно назвать землей? – уточняет деда.

       – Да.

       – Итак, – начинает деда Коля, – обычно осенью, когда урожай уже собран, я удобряю землю навозом, золой, черноземом и другой органикой. Распределяю это по грядкам, разговариваю с Матушкой Землей, вкладывая в нее образ того, что нам необходимо посадить на этой земле да какой урожай собрать в следующем году.

    Рисунок 3. Что происходит с нами, когда мы оставляем боль в плоти и душе
       Да прошу Матушку Землю показать нашим растениям нашу боль, чтобы растения смогли по нашей боли и своей боли выбрать нас, да прийти к нам. Ведь мы являемся для растений тоже зеркалом, той средой жития, которая им необходима. И сорняк растет по заложенному нами образу.

       А весной мы его убираем и кормим им скотину. Землю на месте вырванного сорняка разравниваем и сажаем там то, что с осени решили посадить по договору с Матушкой Землей.

       – Это понятно, но как боль подготавливает в нас среду нашего жития? – с огромным любопытством спрашиваю я деда Колю.

       – Да точно так же, как в наших семьях. Наши Создатели в момент выбора дитем мамы и папы вкладывают в него образ боли, которая имеется и в нем самом, и в его родителях. Дитя видит эту свою боль да боль семьи, и по совпадению боли своей и боли родителей он делает выбор прийти в эту семью, чтобы в совместном житии убрать ее.

       А перед появлением дитя на Белый свет Создатели убирают у него боль, набранную в прошлых жизнях, они создают условия, чтобы дитя пришло в РЕАЛЬНЫЙ МИР семьи. И уже потом по мере исследования дитем МИРА БОЛИ через родителей, дитя может убрать эту боль и донести весть родителям об этой боли да натолкнуть на разные способы, как ее из себя изгнать. Да этим показать им путь к жизни. Вот так.

       Точно так же, как и растения, которые мы садим весной, несут к нам знания о нашей боли, которые уже в нас есть, и то, что нам поможет боль из нас изгнать. Вот откуда появились лекарственные растения. Это даденный нам великий Дар Создателей.

       – Подожди! Подожди! Дедуля, а как понять, что сорняк – это наша боль? И что это за боль?

       – Сынок, что это за боль можно увидеть по характерным чертам сорняков.

       – Подожди, подожди. Это как?

       – Да очень просто. Каждый сорняк делает что-то свое, особенное. Например, вьюнок, что он делает?

       – Связывает растения.

       – И что это за боль?

       – Наши долги, обязанности, ревность, месть, зависимость… да много чего связывает нас по рукам и ногам.

       – Хорошо. А так называемые «гусиные лапки»?

       – Они душат растения.

       – И что нас по жизни душит?

       – Долги, обязанности. Они нам не дают дышать и жить без насилия и боли.

       – Вот так можно посмотреть, какая боль в нас еще есть: по сорнякам, которые вмешиваются в жизнь растений с весны да по ходу роста и развития культурных растений.

       – Дедуля, но большинство людей не убирают боль и живут…

       – Нет, сынок… Они не живут – они выживают или существуют. Точно так же, как растения, посаженные вон на той грядке, где сорняк глушит лук.

       – Но они хоть борются?

       – Нет.

    Боль создает условия для пробуждения воли
       – Нет, сынок, – продолжает деда, – они сдаются. И еще при жизни роют себе могилу, потому что боль людей глушит также, как сорняк набирается сил от культурных растений и ослабляет их.

       – Это как?

       – Создатели вкладывают в дитя образ боли, набранной дитем в его прошлых жизнях, еще до зачатия – в момент его выбора мамы и папы. Эта боль, следуя своей задаче, перед человеком похваляется и показывает себя. И не осознавая своих действий, она тем самым пробуждает человека к жизни. Да направляет его на то, чтобы он эту боль из себя убрал, да вернулся к своим изначальным знаниям творения и построения своей жизни на Матушке Земле. Те м самым человек, убирая свою боль, «сорняк из души», создает «удобренную землю» – это гибкую плоть человека, необходимую ему для творения и построения своей жизни в мире плоти. Это есть условие для того, чтобы человек мог поправить и отладить свою прожитую жизнь для жития здесь и сейчас с момента его зачатия до перехода в Небесное Царство во Свет, туда, где мы были созданы Создателями.

       Затем воля Создателей – другой Дар Создателей – пускает корни жизни в нашу плоть и душу, для того чтобы разбудить в плоти человека чувства: слух, обоняние, зрение, вкус, осязание и охоту жить. По-другому говоря, боль, набранная нами в прошлых жизнях, создает условия, чтобы наша воля забилась в нас бурным родником для борьбы с болью, да этим вызывает огонь на себя. Так воля Создателей пробуждает в нас Душу, Дух да плоть, а в момент рождения воля Создателей пробуждает в нас разум.

    Конец ознакомительного фрагмента.

       Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

       Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

       Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.


    Примечания

    1
       Уродивые – в деревне так называют слишком буйных гостей.